После задушевной и торжественной речи мы вручили ему рыжего. Он обрадованно принял подарок. Как большой знаток, осмотрел и, к нашему общему удивлению, нашел пятый палец! Честно говоря, мы опасались, как бы наш поход в собачий отдел барахолки не закончился менее благополучно.
Кто есть кто
На даче щенки очень быстро освоились. Для начала они обследовали грядки, вытоптали рассаду капусты, переломали цветы, росшие вдоль тропинки, и в довершение вырыли нору под домом — сделали самый настоящий подкоп. Перемазанные грязью, возбужденные и веселые, с языками наружу, они ввалились на веранду и влезли на диван.
С вошедшей Анной Моисеевной чуть не приключился обморок. Всплеснув руками, она закричала:
— Ах вы негодники!
«Негодники», прекратив возню, удивленно подняли головы и насторожились. Они еще не знали, что сделали плохого, но в голосе уловили нотки, предвещающие какие-то неприятности.
На крик из комнаты вышел Александр Иванович и в порыве негодования кинулся к возлежащим на диване, однако как он ни спешил, а не успел: почуявшие недоброе, щенки вмиг оказались у порога.
Для щенков эта выходка даром не прошла. Вечером, когда на веранде собрались все обитатели дачи и мирно беседовали, Александр Иванович демонстративно вбил гвоздь в косяк двери и повесил внушительную мухобойку — кусок резины на палке — и, указав на нее пальцем, провозгласил:
— Буду приучать собак не бегать на веранду!
Поскольку в воспитании щенков приняли участие еще некоторые лица, мне придется познакомить читателя и с ними. Самую бурную деятельность на этом педагогическом поприще развила Жейка. Вообще-то она Анжелка, но в ту пору, когда она начинала осваивать человеческую речь, слова в ее произношении неузнаваемо изменялись. Себя она величала не Анжелкой, а Жейкой.
С Жейкиной мамой, моей женой Лидой, мы купили на барахолке вместо одного щенка двух. Ну а я — это я. Что еще можно к этому добавить, прямо не придумаю.
Мы долго гадали, как назвать щенков. Пока судили да рядили, имена щенкам определились сами по себе. Рыжий, этот толстошкурый обжора и увалень, бегал, смешно переваливаясь с боку на бок, — и его нарекли Топтыгой. Черный ничем особо не отличался. Он тоже участвовал в играх и побоищах на вспаханной мягкой земле, но его следы не так бросались в глаза. На месте преступления, как правило, заставали Топтыгу и наказывали.
Особо пресекалось их появление в доме. Инициатором вылазок на запретную веранду был черный щенок. Топтыга шел следом. Черный первым находил лакомый кусочек или оброненную косточку, а Топтыга с глухим рычаньем отнимал ее. При малейшем подозрительном шорохе черный, как тень, исчезал бесследно. Он останавливался за порогом на нейтральной территории и там спокойно и безвинно помахивал хвостиком в то время, как неповоротливый Топтыга, получив шлепок мухобойкой, вылетал следом, визжал и забивался в заросли. Черный был сметлив и неуловим.
Для того чтобы отличать хитреца от Топтыги, его все чаще называли черным, это само собой перешло в имя собственное — Черныш, но Жейка своевольно его переиначила в Чиньку. Если он в чем-то был виноват, ему грозно кричали: «Черныш!» Если заслуживал похвалы и ласки, ему говорили: «Чинька!»
Моряк
Александр Иванович, вспомнив времена далекой молодости, когда от настоящего мужчины требовалось, чтобы он умел делать все, извлек из кладовой плотницкие инструменты. Подобрав подходящие доски, он соорудил собачью будку. Для того чтобы собачье жилье не пришлось расширять, когда щенки подрастут, он сделал его просторным и высоким. Они охотно поселились в новом помещении и перестали интересоваться верандой.
Однажды к Александру Ивановичу приехал в гости давний знакомый моряк рыбопромыслового флота. Он был красивый, улыбающийся и остроумный, носил форменную одежду и фуражку. Моряк, по традиции, распил с Александром Ивановичем бутылочку, поговорил, а когда собрался уходить, увидел щенков. Ему мгновенно приглянулся Топтыга, и он начал уговаривать подарить рыжего. Но Александр Иванович не соглашался. Он ссылался на Жейку, на Лиду… Тогда моряк обратился к Лиде. С некоторыми колебаниями она согласилась. Жейка тоже. Гость их убедил, что Топтыге у него на даче будет не хуже, чем здесь. А рыжий, приняв от моряка в качестве первого залога дружбы несколько кусочков колбасы, полностью перешел с ним на «ты», не отходил от него ни на шаг, ставил свои широченные лапы ему на колени, обтянутые безукоризненно отутюженными брюками, и благодарно лизал руки.
Когда же моряк направило; домой, Топтыга без колебаний побежал следом.
Через год моряк появился вновь. Его первым делом спросили, как поживает Топтыга. Моряк с гордостью сказал:
— Вырос выше меня ростом! Лапа больше моей ступни! Однажды взял его с собой в лес за грибами, а он идет за мной след в след, как настоящая охотничья собака, и если замешкаешься, так он на ноги наступает. Все пятки истоптал! Это не пес, а чудо!..
Мы с Лидой переглянулись. Видать, действительно Топтыга оказался настоящей таежной собакой.
Чинька выправляет породу
Александру Ивановичу очень хотелось, чтобы собака, живущая у него во дворе, была злой по отношению к чужим. И еще одно положительное качество должна иметь собака — подавать брошенную им палку или шапку. Когда он был молодым, а на озерах было много уток, Александр Иванович держал чистокровных охотничьих собак, и те настолько были хороши, что их обязательно крали завистники- охотники, которые прямо толпами ходили вокруг его дома.
Чиньку никто даже не пытался стащить. И Александр Иванович относил все это на счет его беспородности. Он с сожалением говорил:
— Хороша собака, но не та порода!
Однако он не отчаивался и принялся Чиньку учить. Раз в неделю он кричал на весь дачный участок:
— Лежать! Стоять! Неси! Дай мне!
Это продолжалось до тех пор, пока Анне Моисеевне не надоело:
— Отстань ты от собаки, чего ты к ней привязался!
На что Александр Иванович резонно отвечал:
— Не вмешивайся, старая, у тебя насчет этого дела ни в уме, ни в разуме.
Чинька к занятиям относился с прохладцей. На все окрики он снисходительно вилял хвостом и улыбался, открыв пасть. Он удивительно быстро научился улыбаться, с этаким хитроватым прищуром умных глаз. Повернется боком, глаза скосит и язык свесит.
Александр Иванович накричится, натопается, охрипнет: «Лежа-а-атъ! Стоя-а-ать!» А тот не шелохнется. Только когда он схватится за хворостину, Чинька лениво ляжет и преданно посмотрит в глаза, как бы говоря хозяину: «Пожалуйста, не трудно, но какой от этого прок?» Чинька и шапку дедову принесет и подаст ему в руки, а когда Александр Иванович станет демонстрировать его достижения Анне Моисеевне да забросит шапку в заросли колючих роз, то Чинька отойдет в сторону и усядется как ни в чем не бывало. И идет Александр Иванович за своей шапкой сам, ругая Чиньку за бестолковость:
— Нет, это далеко не овчарка! И уши у него не торчат…
