— Извини, Гарет, но ты не должен жить в таких условиях.
— О чем ты говоришь? Такой хорошенький домик…
Джульет печально покачала головой:
— Не о доме идет речь. А о Спеллинге. О тебе. Обо всей этой ситуации. Ты так стараешься заполучить эту работу, чтобы содержать нас с Шарлоттой, а я не могу не думать о замке Блэкхит и обо всем, что ты имел там, к чему привык с рождения. А теперь ты вынужден жить во флигельке, в том самом поместье, которое когда-то принадлежало твоему семейству… Это, должно быть, очень унизительно.
— Не так унизительно, как перспектива приползти с поджатым хвостом назад к Люсьену, а другого выбора у меня нет. — Он посмотрел ей прямо в глаза, и она увидела в его взгляде решимость победить, доказать всему миру, что не такое уж никчемное он создание, как о нем думают. — Такого унижения я постараюсь избежать любой ценой.
Она взяла у него заснувшую Шарлотту и положила в ближайшее кресло. Потом подошла к мужу, взяла его за руки и, глядя прямо в глаза, тихо сказала:
— Я верю в тебя, Гарет.
— Я могу не оправдать доверия.
— Но вера в тебя — это все, что у нас с Шарлоттой осталось.
— А вы с Шарлоттой — все, что осталось у меня.
— Значит, мы должны поддерживать друг друга, — сказала она.
— Да. Знаешь что, Джульет? Если ты меня поддерживаешь, мне больше никого не нужно!
Они подошли совсем близко друг к другу.
— Ты еще докажешь, что Люсьен не прав. Я в этом уверена. Все наконец узнают, каков ты на самом деле.
— Я, наверное, не заслуживаю такой слепой веры в себя.
— Заслуживаешь. И если бы я думала по-другому, я бы бросила тебя и вернулась в Америку.
— Джульет! — воскликнул он в притворном ужасе. — А что, если я не оправдаю твоих надежд?
— Победишь ли ты или потерпишь поражение — не имеет значения. Важно, что ты пытаешься, и, пока ты не прекратишь попытки, я буду всегда поддерживать тебя. — Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Спасибо, Гарет. Спасибо за то, что ты снова показал себя героем.
Радость и благодарность, отразившиеся на его лице, заставили ее устыдиться того, что она одно время, хотя и недолго, сомневалась в нем.
— Спасибо тебе, Джульет. Должен признаться, я не привык к тому, чтобы кто-нибудь верил в меня.
«В этом-то и заключается твоя главная трудность», — подумала Джульет.
Его взгляд потемнел. Он глядел на нее с глубокой нежностью, и в этот момент Джульет поняла, как это понимали женщины во все времена, что он любит ее. Это вызвало у нее радостное возбуждение и одновременно испугало. Радостное возбуждение объяснялось тем, что на легкое прикосновение его губ к ее руке все ее тело отреагировало дрожью предвкушения. А испугало то, что он — и никто другой — мог заставить ее забыть Чарльза.
А забывать Чарльза она не хотела — и ради самого Чарльза, и ради его дочери.
Страсть и чувство вины вступили в противоборство.
А он медленно целовал ее пальцы, наблюдая за ней из-под полуопущенных ресниц. Она чувствовала его горячее дыхание на своей коже. От прикосновения его губ по телу пробегала дрожь, но она не отнимала руку.
Не могла. Потому что была совершенно заворожена призывом, явно читавшимся в его мечтательных голубых глазах.
Он перевернул ее руку и поцеловал ладонь, прикоснувшись языком к самому центру.
Джульет покраснела.
— Гарет!
Он лишь улыбнулся и, глядя ей в глаза, продолжал описывать языком круги на ее ладони. Ее охватил огонь желания.
— Г-гарет, — заикаясь, пробормотала она, — не лучше ли нам…
— Подняться наверх в спальню? — вкрадчиво прошептал он. — Хорошая мысль. Мне хочется овладеть тобой сию же минуту. Но может быть, ты не захочешь предать память человека, которого все еще любишь? — сказал он, проведя пальцами по цепочке, на которой висел медальон.
В его словах не было ни ревности, ни гнева. Это был простой и честный вопрос, заданный без каких бы то ни было эмоций.
Джульет поняла, что он не спал в дилижансе и видел, как она разглядывала портрет Чарльза и тихо разговаривала с ним.
— Ты видел, — сказала она, покраснев от стыда.
— Видел, — признался он, — но я тебя не осуждаю. Я не стану тебя торопить, Джульет.
— Знаю, Гарет. Но хотя ты мне очень, очень дорог, я, возможно, никогда не смогу полюбить никого другого так, как любила Чарльза. А это несправедливо по отношению к тебе.
— Дорогая Джульет, — тихо сказал он, ласково погладив ее по щеке. — Когда я попросил тебя выйти за меня замуж, я знал, что ты все еще любишь его. И я не питаю иллюзий, что ты когда-нибудь будешь относиться ко мне так же, как к Чарльзу. Я с этим согласен. Разве ты не видишь?
— Ох, Гарет… А как же ты? Как же твои чувства ко мне?
— Но, дорогая, мне кажется, что это видно невооруженным глазом.
Она судорожно вздохнула и отвела глаза, увидев, какой любовью светится его взгляд. Она почувствовала себя очень виноватой, потому что не могла ответить ему тем же. Однако ее тело было охвачено желанием, она тянулась к нему, словно цветок к весеннему солнцу. Что за странная раздвоенность в ней существует?
И, стоя в этой тесноватой, по-спартански обставленной комнате с человеком, который с такой самоотверженностью женился на ней, несмотря на то что она, возможно, никогда не полюбит его так же сильно, как его брата, она вдруг поняла, что должна сделать выбор: либо снова погрузиться в печальные воспоминания, либо очертя голову сделать рывок к освобождению от пут прошлого — к свободе, которая сулила в будущем любящую и счастливую семью для нее и Шарлотты.
Собрав всю свою храбрость, Джульет приняла решение.
— Тогда дай мне почувствовать свою любовь, Гарет. — Она прижалась к нему, заглядывая в глаза почти умоляющим взглядом.
— Ты уверена, что хочешь этого, Джульет?
— Я не могу ответить, пока не наберусь смелости и не узнаю, то ли это, чего я хочу. Я в полном смятении, Гарет, потому что, с одной стороны, хочу сохранить верность памяти Чарльза, но с другой… у меня появились супружеские чувства по отношению к тебе. Не к нему, а к тебе. Ты сможешь заставить меня забыть его, Гарет?
— Откровенно говоря, я не знаю, — улыбаясь, сказал он. — Но с удовольствием попытаюсь узнать.
Она кивнула и закрыла глаза, дрожа от предвкушения наслаждения. Он целовал ее пальцы, прикасаясь языком к ее коже при каждом поцелуе. Она чувствовала его горячее дыхание. Сердце у нее бешено колотилось.
— Джульет? — услышала она его голос. — Я уже пытаюсь, — игриво произнес он.
Она открыла глаза и увидела озорную улыбку на его лице. Глаза у него поблескивали. В это мгновение все страхи Джульет исчезли, потому что ужасно трудно воспринимать всерьез какие-то свои переживания, когда человек, которому ты веришь, которому ты небезразлична и который, может быть, даже любит тебя, поддразнивает тебя, как Гарет.
— О Гарет, — рассмеялась она.
— О Гарет! — улыбаясь, передразнил он. Он поднес ее руку к своему лицу и провел пальцами по щеке. — Прикоснись ко мне, Джульет.
Она робко провела рукой по его лицу. Кожа под ее пальцами была немного огрубевшая и очень теплая. Ей почему-то стало трудно дышать. Ее пальцы скользнули по шее к плечу, она почувствовала твердые мускулы, широкую, мускулистую грудь, плоский живот под тканью сорочки. Она закрыла глаза, понимая, что должна взять инициативу в свои руки хотя бы для того, чтобы доказать себе, что не боится расстаться с
