— Ваша светлость! Как я рада видеть…
Сорвав с головы треуголку, он последовал в гостиную.
— Вы знаете, что происходит в этом городе. Где она? И где мой проклятый братец?
Было бесполезно притворяться, будто она ничего не знает, потому что герцог отлично знал о существовании телескопа и понимал, что она может служить ценным источником информации. Леди Брукгемптон жестом удалила из гостиной лакея и храбро встретилась с гневным взглядом герцога де Монфора.
— Знаете, он бросил ее три дня назад. Женился, потом они потеряли все свои деньги и он бросил ее. — Прикрыв рукой рот для пущей конфиденциальности, она шепнула:
— Скажите, а правда, что это ребенок Чарльза?
— Это не имеет значения. Куда они уехали?
— Не сомневаюсь, ваша светлость, что ваши слуги лучше осведомлены об этом, чем я…
— Куда они уехали?! — прорычал герцог, на виске которого билась от напряжения жилка.
— По чистой случайности я действительно видела сегодня утром, как приехал лорд Гарет, который через некоторое время вышел из дома вместе с… этой женщиной.
Но куда они направились, я не имею ни малейшего понятия, ваша светлость. — Заметив, что он сердится все больше и больше, она предприняла попытку успокоить его и, заломив руки, сделала вид, что тоже очень встревожена. — Ах, Люсьен, мы с вами оба знаем, что ваш брат никогда не сможет позаботиться о ней и ребенке! Они будут вынуждены ночевать на улице и голодать! Он заставит их просить милостыню, словно нищих! Вы должны разыскать их!
— Где Перри?
— Не знаю. Теперь я никогда не знаю, где он, и все благодаря…
— А где вся орава их безмозглых приятелей?
— Извините, но и этого я не знаю…
Герцог сердито выругался и вышел из гостиной, на ходу натягивая на голову треуголку. Лицо его было темнее тучи. Вскочив на черного зверя, которого он называл своим конем, герцог, даже не оглянувшись, пустился галопом по улице.
Леди Брукгемптон, у которой дрожали колени, вздохнула с облегчением, прислонилась спиной к стене и промокнула платочком вспотевший лоб. Впервые за семнадцать лет ей стало жаль Дикаря. Одному Богу известно, что сделает с ним старший братец, когда отыщет.
Они успели на дилижанс, следовавший из Лондона.
На этот раз они ехали без приключений: разбойники на них не нападали, дорога не раскисла от дождя, да и дождя, который отравлял бы жизнь пассажирам, сидевшим на империале, тоже не было. Они и глазом не успели моргнуть, как были уже за пределами Лондона.
Джульет сидела с Шарлоттой на коленях, ее муж дремал на сиденье напротив. Наблюдая сквозь окошко, как по небу плывут облачка и меняется ландшафт местности, Джульет глубоко задумалась. Перспектива их дальнейшей семейной жизни была весьма туманной. Она верила, что муж хранил ей верность в течение трех дней своего отсутствия, но ей совсем не внушали доверия его планы на будущее, которые вызывали у него такой энтузиазм. Он был аристократом, рожденным для жизни легкой и утонченной. Он был вторым сыном герцога, несомненно, обладал обаянием, и она без труда могла бы представить себе его в роли члена парламента или посла в каком-нибудь заморском государстве, но никак не могла вообразить, что он унизится до такого вульгарного занятия, как поединок на шпагах на потеху толпе. В какую авантюру он их втягивает?
Хорошо еще, что Абингдон, расположенный к югу от университетского городка Оксфорда, находился не очень далеко от владений герцога Блэкхитского, к которому она могла бы обратиться за помощью в случае крайней необходимости.
Гарет, конечно, никогда не согласится на это. В ответ на ее расспросы он наконец признался — хотя и весьма неохотно и не вдаваясь в подробности, — где он провел остаток их брачной ночи. Она представила себе мужа спящим на голом полу в холодной сырой конюшне, и ей захотелось задушить его собственными руками. Его гордость их всех погубит, если она не будет контролировать его сама. Ведь это из-за своей гордости он дрожал на холодном полу в конюшне, вместо того чтобы провести ночь вместе с ними в особняке де Монфоров. Это гордость не позволила ему привезти их всех в замок Блэкхит под крылышко герцога. Вместо этого он решил принять предложение Спеллинга, словно обедневший аристократ, что было унизительно само по себе.
Почему он так поступил?
Она взглянула на его умиротворенное лицо, на которое падали пряди волос, выбившиеся из косицы. Его гордость, по-видимому, не страдала от того, что он намеревался работать на человека, значительно ниже себя и по положению, и по происхождению. Однако обратиться за помощью к Люсьену было выше его сил. Не была ли его гордость связана с его отношениями с властным старшим братом?
И с неизбежными, до смерти надоевшими сравнениями с Чарльзом? Как бы то ни было, но он явно хотел доказать, что он самостоятельная личность, если не ей, то Люсьену, и Джульет вдруг очень захотелось, чтобы ему удалось доказать это.
Они остановились у придорожной гостиницы, чтобы сменить лошадей. Несколько пассажиров, сидевших на империале, вышли, вошли трое новых. Сидевший напротив нее лорд Гарет вытянул длинные ноги, зевнул, сонно улыбнулся ей и, прислонившись щекой к спинке сиденья, снова погрузился в сон. Его колени касались ее колен, и только присутствие других пассажиров удерживало ее от того, чтобы наклониться над ним и поцеловать в приоткрытые губы. Лицо у него было таким милым, таким беззаботным. Она улыбнулась и покачала головой: по всей вероятности, заботы действительно не тяготили ее мужа.
Из всего вздора, который наплела леди Брукгемптон, одно было верно: они с Чарльзом отличались друг от друга как небо от земли. Она не могла представить себе, чтобы Чарльз вовлек их в подобную авантюру и спокойно задремал, совершенно уверенный в том, что все будет прекрасно. Она не могла себе представить, чтобы Чарльз согласился биться на шпагах ради денег.
Она вообще не могла себе представить Чарльза. И точка.
Она озадаченно нахмурила лоб. Она не видела лица Чарльза более года и теперь с изумлением осознала, что черты его вспоминаются не совсем отчетливо. Когда она попыталась представить себе строго сжатые губы Чарльза, перед ней возникала ленивая, озорная усмешка Гарета. Когда она попыталась вспомнить тембр его голоса, она услышала беззаботный смех Гарета. А когда попыталась вспомнить, как это было, когда они с Чарльзом занимались любовью, то в памяти возникала безумная ночь в заведении мадам Боттомли, когда Гарет заставил ее вознестись к таким вершинам наслаждения, о существовании которых она и не подозревала.
Ее взгляд невольно упал на аристократические руки с длинными пальцами, праздно лежащие на его коленях.
Она вдруг вспомнила, что он проделывал этими пальцами и этими губами, которые сейчас приоткрылись во сне, и смущенно поежилась, почувствовав, как по ее телу прокатилась горячая волна желания. Груди у нее напряглись, сердце учащенно забилось. И она с чувством вины вспомнила о человеке, который лежал в сырой земле за тысячи миль отсюда. О человеке, который был отцом ее маленькой дочери.
— Чарльз, — прошептала она, пытаясь оживить воспоминание о нем. Она взяла в руку медальон с его портретом, висевший на шее, и вгляделась в него. Миниатюра была сделана в Бостоне за два месяца до гибели Чарльза.
Художнику удалось мастерски уловить сходство. Она долго смотрела на его светлые волосы, припудренные перед тем, как позировать художнику, твердую, мужественную линию губ, целеустремленный взгляд обманчиво мечтательных голубых глаз.
И, как ни странно, не почувствовала ничего.
Она осторожно возвратила миниатюру на место, за лиф платья. Потом, прижав к себе дочь, стала снова глядеть в окно, размышляя о своем растущем чувстве к Гарету и убывающем — к Чарльзу.
Она даже не заметила, что с сиденья напротив за ней пристально наблюдает из-под полуопущенных ресниц Гарет.
Глава 25
Джульет никогда еще не видела ничего красивее господского дома в поместье Суонторп.
