головой, словно отгоняя от себя видение. – Вас разве не выслушали?
– Мартен Пудрен, интендант юстиции Лангедока, видел стычку Триса и Сен-Круа. О взрывном характере Тристана всем хорошо известно, а кроме того, его коробочка с пастилками лежала под телом убитого. Этого достаточно, чтобы выдвинуть обвинение. Но главное – оба сопровождавших Сен-Круа угрожали распустить всю судебную палату Нарбонны, если дело приостановят.
– Я нанял двух адвокатов для защиты Триса. Кроме того, я подкупил надзирателя, чтобы его хорошо кормили и чтобы он получал все, что ему потребуется, – сказал герцог. Он выглядел усталым и разбитым. – Больше в данный момент я ничего не могу для него сделать.
– Я хочу видеть своего мужа, – Мари освободилась из объятий Троя. – Немедленно.
Герцог покачал головой:
– Посещения запрещены. Мы тоже его не видели. Мари, будьте благоразумны, прошу вас. Сейчас мы сделали все, что только было возможно в этой ситуации. Поверьте, благополучие Триса мне так же небезразлично, как и вам.
– В этом я не сомневаюсь, ваша милость, но я чувствую себя такой беспомощной… – Глаза Мари наполнились слезами.
– Как и все мы, мадам, – герцог поклонился. – Прошу прощения, я должен попрощаться с гостями, а перед тем привести себя в надлежащий вид.
Мари кивнула и посмотрела на Троя:
– Мы возвращаемся в «Мимозу»?
– Думаю, это будет разумнее всего. Герцог задействовал все связи, какие мог. Если появятся новости, мы об этом узнаем.
Мари впилась ногтями в ладонь, чтобы не закричать от беспомощности. Сознание того, что Тристан находится в тесной, сырой и грязной камере, предоставленный на милость своих охранников, сводило ее с ума.
Следующие дни не внесли никакой ясности в ситуацию. Ничего не происходило. Не было известий ни от самого Триса, ни от адвокатов и членов суда, ни от герцога.
Мари казалось, что на каждом шагу она наталкивается на незримые стены. Трой избегал ее. Он проводил время на сборе урожая и у виноградного пресса. Молодая женщина тоже пыталась отвлечься, но это не помогло. Вначале она хотела отправить Тристану весточку, но потом вдруг задумалась – о чем писать? О повседневных мелочах? Или о любви, чтобы потом над ее словами в тюремных коридорах гоготали пьяные охранники? Бесчисленные исписанные листки валялись, скомканные, на полу. Беспомощность и постоянное ожидание сделали Мари агрессивной и раздраженной. Она замечала это по взглядам, которые бросали на нее Сюзанн и Фанетта, и знала, что должна с этим что-то делать, если не хочет сойти с ума. Решение, которое в итоге приняла Мари, она сообщила Трою за ужином.
– Я поеду в Версаль и поговорю с королем. Никакого суда не будет. Триса отпустят. Я верю в это.
Трой опустил вилку:
– Мари, твоя вера в людей и высшую справедливость делает тебе честь, но с чего бы королю помиловать Триса? Откуда ты знаешь, что он вообще станет говорить с тобой?
– И тем не менее я это знаю, – возразила Мари, словно позабыв, что из Версаля ее выслали. Она высокомерно вскинула голову и продолжила: – Я знакома со многими влиятельными людьми, которые могут для меня кое-что сделать. Мне надо было сообразить это гораздо раньше.
Трой, нахмурив лоб, рассматривал ее. Он почти в одиночку опустошил бутыль вина, стоявшую на столе. Как и каждый вечер, когда за столом отсутствовал Тристан.
– Думаю, мне не удастся отговорить тебя от этой идеи.
– Верно. Во всяком случае это лучше, чем сидеть без дела.
– Нужно ли мне сопровождать тебя?
– Нет. Ты нужен в «Мимозе». Я возьму с собой Фанетту и Николя, на всякий случай. Я не собираюсь оставаться там дольше, чем необходимо.
Теперь предстояло обсудить вопрос, который она охотно не стала бы затрагивать, но без этого было не обойтись.
– Мне нужны деньги.
– Конечно, они тебе понадобятся, раз ты едешь в Версаль, – Трой придвинул к себе бутыль.
Мари убрала с лица прядь волос и сказала:
– Прекрасно. Я уезжаю завтра утром, если ты, конечно, дашь мне тысячу ливров.
Он наполнил бокал остатками вина:
– Я говорил о деньгах, а не о целом состоянии.
– Речь идет о твоем брате, Трой! – воскликнула Мари и подалась к деверю. – Мне придется оплатить жилье во дворце, купить пару новых платьев и дать денег лакеям, чтобы получать от них сведения.
– За всю свою жизнь я не видел сразу тысячу ливров.
– Ты не знаешь, где Трис хранит ключ от своего сундука? – с тревогой спросила Мари. Без денег она могла забыть о своем плане.
– Конечно, знаю, но мне никогда и в голову не приходило открывать этот сундук.
– Это крайний случай. Мы должны сделать все, чтобы спасти твоего брата. Ты не можешь сейчас торговаться!
Трой немного помолчал, потом отодвинул тарелку и встал:
– Пойдем. Если там есть столько денег, ты их получишь.
Подавленная, она последовала в комнату Тристана, где стоял сундук с деньгами. Вынув ключ из ящика секретера, Трой открыл сундук и достал два кожаных кошеля:
– Вот. Здесь тысяча ливров.
Мари взяла их и прижала к груди. Из-за его молчания ее неуверенность только усиливалась.
– Спасибо.
Он пожал плечами:
– Для меня деньги никогда не имели значения. – Мари кивнула, поскольку не знала, какого ответа ожидает деверь. – Но для многих тысяча ливров – это хороший повод задуматься о своей преданности.
Теперь она поняла, к чему Трой это сказал.
– Я не собираюсь никуда пропадать с деньгами. Мне нужен твой брат, – резко ответила молодая женщина.
– Хорошо. Значит решено, – таким отстраненным, как сегодня, Мари никогда еще его не видела.
– Ты не хочешь пожелать мне удачи?
– Да, хочу. И не только тебе. Нам всем.
24
Утром следующего все было готово к отъезду. Фанетта сидела в экипаже рядом с Мари. Она восприняла это решение на редкость спокойно и за несколько часов собрала все необходимое. Николя притулился на козлах. Он покидал «Мимозу» неохотно. Слово «Версаль» ни о чем ему не говорило, а уж тем более его туда не влекло.
Мари распорядилась, чтобы на каждой почтовой станции они меняли лошадей, но не ночевали, пока не доберутся до цели. Хотя к моменту их отъезда о решении суда все еще не было никаких известий, она не желала терять ни дня. Ведь чем скорее она вернется, тем лучше будут шансы Тристана. Она не хотела даже думать о том, что суд может состояться в ее отсутствие. Или о том, что Тристан умрет в своей камере. Спустя пять дней после их отъезда Николя втащил сундуки по узкой лестнице в крохотную комнатку восточного крыла дворца. Она была еще уже, чем та, которую Мари занимала в первый свой приезд с маркизой де Соланж, но молодая женщина не обращала на это внимания. Она рухнула на кровать и мгновенно уснула – дань ночам, проведенным в карете.
На следующее утро Фанетта разбудила ее рано, как и было велено, и помогла одеться. Потом Мари отправилась на поиски Жана Дегре. В кармане ее юбки лежал туго набитый деньгами мешочек, который должен был открыть перед ней все двери.
Она нашла Дегре в фойе. Тот был занят беседой с пышно разодетым мужчиной, который скромно опустил мешочек в его карман и после этого удалился.
Мари решительно направилась к лакею. Жан взглянул на нее, и от удивления у него поползли вверх
