Прасад поморщился.
– Макс Гарин пришел работать в лабораторию только шесть лет назад, и он ни разу не упоминал о тебе. А жаль. Мы могли бы встретиться на несколько лет раньше.
Катсу шевельнулась, но не встала со своего места у ног Видьи. Видья опять начала поглаживать ее волосы.
– А чем именно, скажи мне, занимается лаборатория?
– Моя жена ничуть не изменилась, – заметил Прасад без усмешки. – Все так же требует мгновенных ответов на свои вопросы.
– И муж мой все тот же, – парировала Видья, – всегда медлит со своими ответами.
– В лаборатории ведутся исследования по генетике Немых, – сказал Прасад. – Началом всему была попытка научиться выращивать зародыши Немых в искусственных условиях, чтобы не приходилось больше отнимать детей у родителей.
Видья посмотрела на него скептическим взглядом.
– Они хотят покончить с рабством Немых, выращивая людей в пробирках?
– Не совсем так. – Прасад невольно поежился под ее пристальным взглядом. – Они прежде всего хотели покончить с рабством женщин, способных производить Немое потомство. Ведь есть места, где в рабство попадают как сами Немые, так и те, кто способен их родить. Если этот проект будет успешным, положение дел изменится к лучшему.
– И каковы ваши успехи? – Голос Видьи прозвучал твердо и бесстрастно.
– Есть кое-что. – Прасаду не хотелось вдаваться в подробности и рассказывать ей о детской.
– Муж мой, разум тебе изменяет. Я провела здесь менее часа, и уже прекрасно вижу, что вся это история – чистейшая ложь. Все это стоит очень дорого. – Она обвела рукой комнату. – Миллиарды уходят только на содержание, не говоря уже о том, сколько стоят сами исследования. И неужели ты полагаешь, что те, кто платит такие огромные деньги, руководствуются столь альтруистическими побуждениями?
– Я думал об этом, – Прасад поскреб щетинистую щеку. Этим утром он еще не брился и не принимал душ. – Весь процесс, если нам удастся его как следует наладить, окупит любые затраты.
– И чьи же это затраты?
Прасад посмотрел ей прямо в глаза.
– Я не знаю. Доктора отказываются об этом говорить. Но когда они предложили убежище мне и Катсу, я согласился. Я мог бы, конечно, вернуться в Иджхан, но это означало бы потерять Катсу, когда ей исполнилось бы десять лет. Тебя я уже потерял. Я не хотел потерять и ее. Поэтому я остался здесь и стал работать на них. – Прасад провел пальцем по завитушкам на обшивке кресла. – Но теперь, жена моя, я начинаю сомневаться в том, что сделал правильный выбор.
Собравшись с силами, Прасад заставил себя рассказать Видье о детской и ее обитателях и о том, что в лаборатории хотят теперь начать экспериментировать с яйцеклетками Катсу. Катсу встретила это известие со своим неизменным спокойствием, Видья же побледнела.
– И как ты можешь здесь оставаться? – прошипела она.
– Не могу. – Эти слова вылетели у него автоматически, он не задумывался ни секунды, что ей ответить.
Прасад замолчал, сам себе удивляясь. Он сказал правду. Эти мысли уже долгое время бушевали у него в голове, требуя выхода.
– Я не могу здесь оставаться, – повторил он. – Я не верю, что эти дети – неразумные существа. Я не верю, что они не чувствуют боли. Они страдают и духовно, и физически, а я старался делать вид, что не понимаю этого. Я думаю… Нет, я знаю, что старался закрывать на все глаза, потому что хотел найти безопасное укрытие для Катсу и для себя. Это ты можешь понять?
– Безопасное укрытие, – тихо повторила Видья. Ее лицо смягчилось. – Да. Это я понять могу.
В комнате наступила тишина. В животе у Прасада заурчало, и он заметил, что из кухни все так же доносится запах медового хлеба. Им надо позавтракать. Впервые за семнадцать лет они смогут вместе, всей семьей, сесть за стол.
А Седжал, его сын, сейчас тоже завтракает?
– Они страдают, – заговорила Катсу.
– Кто? – машинально спросил Прасад.
– Те, кто в детской.
– Откуда ты знаешь, дочка? – спросила Видья. Ее голос звучал спокойно и ласково. Голос матери.
– Я танцую с ними в Мечте, – ответила Катсу. – Тогда они едят поменьше.
– Что едят? – спросил Прасад, все еще думая о завтраке. Катсу хочет сказать, что их тоже надо пригласить на завтрак?
– Других людей.
При этих словах Прасад вздрогнул. Ему показалось, что волосы у него на затылке зашевелились.
– Катсу, что ты говоришь?
– Эти дети жаждут близости других сознаний, общения, которого их лишили и в утробе, и в Мечте, – сказала Катсу. – Им больно, и они сердятся. Иногда я для них танцую, и тогда они на время успокаиваются, но их голод не проходит. И когда они едят, они многих людей вгоняют в тоску. Иной раз люди от этого умирают.
