положения, но в тот момент его прозелитизм вызвал с моей стороны равный отпор.
— Церковь существует в мире, сотворенном Богом. Человеческая плоть немощна. Однако если нам удастся овладеть стремлениями и волей этих людей, мы со временем сможем направить их на истинный путь. Это великое предприятие — горнило, в котором выковывается сила церкви и единство христианских народов. Потому-то нас так и обжигает это пламя!
— Если ты действительно хочешь управлять волей этих людей, то почему же позволил им завладеть нашим зерном? Почему ты не остановил Танкреда, совершившего столь омерзительное злодеяние? Я не вижу здесь никакой силы. Все это — пустые слова!
— Кроме видимого мира существует и мир невидимый, — терпеливо сказал епископ. — Разве Господь пришел на землю вместе с ангельским воинством, способным в одно мгновение смести всех Его недругов?
Нет! Он обладал иной силой, позволявшей Ему наставлять людей, претерпевать страдания и побеждать гнев состраданием. Если бы под моим началом находилось десять тысяч рыцарей, наши военачальники видели бы во мне опасного соперника и относились бы к моим словам с недоверием и подозрением. Я могу обрести духовную власть над их душами лишь в том случае, если откажусь от использования подобной силы. Моральная сила сопряжена с видимой слабостью, однако она недолговечна и легко растрачивается, и потому для достижения великой цели мы должны пожертвовать очень многим.
Утомленный проповедью, епископ опустился на скамью, и на сей раз я проявил к нему должное уважение. Хотя мне и казалось, что он говорит парадоксами и теологическими загадками, чтобы скрыть собственную слабость, я не стал упрекать его в этом. Между тем его последние слова навели меня на неожиданную мысль.
— Что касается Дрого, владыка, то есть одно обстоятельство, которое превосходит мое понимание.
Адемар жестом велел мне продолжать.
— Примерно за месяц до смерти Дрого и его товарищи отправились в долину Дафны. Я проследовал тем же путем и разыскал место, в котором они побывали. Они нашли под развалинами древней виллы тайную пещеру. — Я постарался как можно подробнее описать форму и росписи подземного капища. — Никогда в жизни я не видел ничего подобного.
Кстати, я ничего не выяснил и у наших священников. Они отказывались слушать мои рассказы о языческой пагубе и предлагали мне исповедать свои грехи и забыть увиденное раз и навсегда.
— Не доводилось ли тебе слышать о подобных языческих культах? — наконец спросил я.
Адемар задумчиво поскреб в седой бороде, устремив взгляд на какой-то сучок, видневшийся на поверхности стола.
— Бык, говоришь? — переспросил он. — Если мне не изменяет память, древние действительно почитали быков. Стефан!
Из-за полога, разделявшего палатку на две части, появился молодой темноволосый священнослужитель. От моей самоуверенности не осталось и следа, когда я понял, что мои безрассудные слова слышал кроме епископа кто-то еще. Даже не посмотрев в мою сторону, священник молча склонил голову перед владыкой.
— Принеси из моей библиотеки писания отцов, — распорядился Адемар.
Священник исчез за занавеской, и легат вновь повернулся ко мне.
— Сейчас мы посмотрим, что говорят о древнем язычестве святые отцы.
Через несколько минут священник вернулся с двумя огромными фолиантами. Они были искусно выполнены, с расшитым алыми нитями переплетом, стянутым железными застежками, и потемневшими от времени пергаментными страницами. Открыв замки одной из них извлеченным из мантии небольшим ключом, Адемар принялся неспешно перелистывать страницы, шептавшие и потрескивавшие, словно горящие поленья. Я не мог не залюбоваться этими неведомыми мне письменами, которые располагались на странице строгими рядами, то и дело прерываясь затейливыми большими буквицами. Казалось, что эти аккуратные письмена отлиты в изложнице, как монеты на монетном дворе.
— Его святейшество, мой господин, предвидел, что мы будем искать отеческого совета и в этой глуши. — Адемар послюнявил палец и перевернул еще одну страницу. — Эти книги прежде хранились в его римской библиотеке. Так-так… Взяв принесенную священником свечу, он поднес ее к книге. — Вот что пишет об обычаях язычников Евбул: «Слышал я, что персы и иные народы, живущие на их землях, будучи духовно слепыми, почитают героя, будто бы принесшего в жертву Небесного Быка, благодаря чему, как они полагают, был создан этот мир и зародилась жизнь. Они величают этого героя Митрой и чествуют его в тайных подземельях, куда не проникает свет истины Христовой. Они полагают…»
Внезапно прервав чтение, он отвел свечу в сторону, и страница вновь погрузилась в тень.
— Зачем мы будем повторять их измышления, которыми отец лжи старается смутить сердца нестойких христиан?
Мне никогда не нравилось, что меня считают недостойным тайного знания, однако епископ и так успел поведать об очень многом. Но что же могли делать в древнем персидском капище Дрого и его спутники?
— Главное — не погрешить против истины, — добавил Адемар, вновь начав перелистывать страницы старинной книги. — Когда израильтяне были на Синае, Бог повелел Моисею: «И заколи тельца пред лицем Господним при входе в скинию собрания, возьми крови тельца и возложи перстом твоим на роги жертвенника, а всю кровь вылей у основания жертвенника».
— Сказано также: «…и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу».
Адемар поднял глаза от книги и смерил меня взглядом.
— Можешь не напоминать мне о том, что сказано в Писании. Легковерные и нечестивые люди нередко извращают написанное сообразно целям злой силы. Об этом нас предупреждают и святые отцы. — Он вновь принялся водить пальцем по строкам. — Вот что пишет Тертуллиан: «Используя разного рода ухищрения, Дьявол извращает истину и пытается подменить подлинные таинства поклонением идолам. Он…»
Адемар на миг замолк, удивленно поднял брови и неожиданно перешел на непонятную для меня латынь. Когда он поднял голову от книги, его глаза выражали легкое замешательство.
— Это просто замечательно! — заметил он подчеркнуто спокойным голосом.
— Что замечательно?
— Далее Тертуллиан пишет: «Дьявол также прибегает к обрядам и определенным образом посвящает своих приверженцев, обещая простить им все грехи». — Руки епископа напряглись так, что костяшки пальцев побелели. Казалось, еще немного — и он разорвет книгу. — «В царстве Сатаны Митра метит своих рабов особым знаком, который ставит им на чело».
Раздражение и чувство обиды тут же оставили меня. Мне вспомнился покрытый шрамами труп, лежавший в гроте.
— «Митра метит своих рабов особым знаком, который ставит им на чело»? — переспросил я. — Когда мы нашли труп Дрого, у него на лбу была кровавая метка, похожая на латинскую «сигму».
— Я слышал об этом.
Адемар закрыл книгу и принялся запирать ее металлические застежки.
— А я-то думал, что это инициал его убийцы или соперника! Что, если эта буква обозначает самого Сатану?
— Неужели греки считают, что Дьявол пишет на латыни? — Несмотря на испытанное потрясение, епископ едва заметно улыбнулся. — Да, этот знак похож на латинскую букву «S», но он живо напоминает совсем иную форму, связываемую обычно с Сатаной и его деяниями.
Адемар посмотрел мне в глаза.
— Разве ты сам не видишь? Это же змея!
13
После ужина я покинул наш лагерь и поднялся к небольшой ложбине, находившейся под защитой башни Мальрегард. Мы давно выбили турок с этого склона, а каннибализм Танкреда отпугнул большую часть вражеских шпионов, и все-таки мне было немного не по себе, потому что далеко не все здешние тропки и тайные ходы охранялись. Выйти за пределы шумного лагеря, этого скопища людей, животных и оружия, меня заставила потребность немного побыть одному и спокойно подумать. Наверное, это была не очень удачная идея, поскольку боязнь турецких мародеров сковывала мои мысли куда сильнее лагерного шума, но
