языческом капище в Дафне и зарезали вола на алтаре персидского демона? Разве это ложь, что двое из твоих друзей, твоих так называемых братьев, мертвы, а ты жив и видишь, как они упокоились в могилах?
Куино отреагировал на мои слова неожиданно резко. Он взревел, как дикий вепрь, схватил меня за ворот кольчужной рубашки и швырнул наземь. Удар о твердую землю выбил весь воздух из моих легких, и я лежал ошеломленный, беспомощно глядя, как Куино потрясает мечом над моей головой.
— Червь! Гадюка! Я отрежу твой ядовитый язык, дабы ты не мог больше лгать и захлебнулся собственной вонючей кровью! Кто сказал тебе об этом? Кто?
— Тот, кто видел все собственными глазами, — пробормотал я в ответ, пытаясь отползти назад.
— Я убью его! Убью! А потом я сделаю то же самое с тобой, грек! Ты не доживешь до прихода турок! Твоя наглость и ложь…
Он стоял прямо передо мною, нас разделяло всего два шага. Совершенно неожиданно к его ногам упал какой-то тяжелый предмет, поднявший целое облако пыли. Куино отскочил назад. Приподнявшись на локте, я увидел небольшой — размером с молоток — топорик, оставивший в земле глубокую выбоину.
Мы посмотрели наверх. Оттуда на нас взирал Сигурд, с трудом втиснувший в амбразуру широкие плечи.
— Прошу прощения за неосторожность, — проревел он. — Но учти: в следующий раз я могу поступить еще неосторожнее!
Воспользовавшись минутным замешательством Куино, я встал на ноги и поднял с земли свой меч.
— Я не знаю, ты ли убил Дрого, — обратился я к норманну. — Но мне известно, что на его лбу был начертан кровью знак Митры и что ты был вместе с ним в языческом капище. Если мы переживем приход Кербоги, я позабочусь о том, чтобы ты был изгнан из армии как еретик и предатель.
Странно дернув головой, Куино вернул свой меч в ножны.
— Тогда мне нечего бояться, ибо ты вряд ли уцелеешь в грядущей битве. Но я обещаю тебе последнюю милость: когда ты будешь бежать от турок, визжа словно женщина, удар, который убьет тебя, будет нанесен в грудь!
— Как это было с Рено?
— Не говори о том, чего не знаешь! — Он поддал ногой камень, отлетевший далеко в сторону. — А сейчас я займусь ловлей ворон, кормивших тебя этой ложью.
Куино решительно зашагал в направлении лагеря. Мне же оставалось только гадать, что означала его последняя угроза и какое я пробудил зло.
Этим вечером военачальники вновь собрались в палатке Адемара. На сей раз встреча их была мрачной и достаточно краткой, а учитывая ее последствия, я бы даже сказал — слишком краткой.
— Армия Кербоги подойдет к Железному мосту через два дня. Я усилил оборону моста, перебросив на него отряд, охранявший башню, однако против такой силы он, конечно, не выстоит, — угрюмо сообщил Раймунд. — И потому надо решить, где мы будем встречать противника.
— Если Кербога подойдет к Антиохии, наш поход можно считать законченным. — Герцог Готфрид хлопнул по коричневому кресту, вышитому на рыцарском плаще (как и большинство остальных правителей, он явился на собрание в доспехах). — Мы опозорим себя навеки!
— Какими силами мы располагаем? — спросил Адемар. — Граф Раймунд?
— Шестьсот сорок рыцарей, около пятисот лошадей и примерно три тысячи тяжелых пехотинцев.
— Герцог Готфрид?
— Двести двадцать всадников и не больше тысячи пехотинцев, которых с каждым днем становится все меньше и меньше.
— Господин Боэмунд?
Боэмунд, единственный из военачальников, явившийся на совет без оружия, удивленно поднял глаза.
— Триста конников и девятьсот пехотинцев.
После того как Адемар закончил опрашивать присутствующих, к нему подошел темноволосый отец Стефан и что-то прошептал на ухо.
— Всего примерно три тысячи рыцарей и пятнадцать тысяч пехотинцев. Какова численность воинства Кербоги?
— Кто ж их считал? — проворчал Сигурд. Раймунд смерил его взглядом.
— Их видел мой маршал. Он полагает, что турок в три-четыре раза больше.
— Помоги нам Господи, — еле слышно прошептал Гуго.
Если бы он побледнел еще больше, то сквозь кожу на лице можно было бы увидеть кости.
— Нам не остается ничего иного, как надеяться на Божью милость. — Адемар обвел взглядом квадрат сидящих, лицо его посуровело. — Что же касается места проведения битвы, то я предлагаю вынудить врага перейти через Железный мост и встретить его на этом берегу. Слева от нас будет река, а справа горный кряж, и тогда враг не сможет воспользоваться численным преимуществом и окружить нас. Что скажешь, граф Раймунд?
Раймунд кивнул:
— Это может сработать. А как отнесется к этому плану господин Боэмунд?
Он повернулся к Боэмунду, вырядившемуся в пышную шелковую мантию, больше уместную на пиршестве, чем на военном совете. Возможно, по этой причине тот до сих пор не проронил ни слова.
— Я считаю его мудрым, — ответил норманн. — Мне нечего добавить к сказанному.
— В самом деле?
На лице Раймунда застыло выражение недоверия. Все прочие участники совета тоже не сводили глаз с Боэмунда.
— Да, ты не ослышался. Придерживаясь точно такой же тактики, я выиграл битву при Алеппо.
— Войско, с которым ты сражался при Алеппо, было вчетверо меньше армии Кербоги. Ты был бы разбит, если бы я не остался в городе и не прикрыл тебя с тыла. На этот раз рассредоточить свои силы нам не удастся.
— Ты хочешь настроить меня против твоего собственного плана? — удивленно подняв бровь, спросил Боэмунд.
— Мне кажется странным, что ты не сказал ни слова о его недостатках.
— Ты только что сделал это сам. Основная наша проблема, которая мешает исполнению всех наших планов, — город. — На губах Боэмунда появилась самодовольная ухмылка. — Он представляется мне эдаким жерновом, висящим на наших шеях. Если мы не разобьем его прежде, чем сюда придет армия Кербоги, жернов сотрет нас в порошок!
— Ты уже говорил об этом, — холодно заметил Раймунд. — Это не важно.
Боэмунд рассмеялся.
— Не важно? Мой дорогой граф, смею тебя уверить, это куда важнее всего сказанного сегодня тобой. На самом деле важно только это! Сначала мы возьмем город, а уж после займемся выработкой наилучшей стратегии.
— Об этом не может идти и речи, — возразил Адемар. — Через три дня Кербога будет здесь.
— Неужто твоя вера столь слаба? Три дня — более чем достаточно для того, чтобы сотворить чудо. Я выступаю с этим предложением не первый месяц. В этой пустыне к разуму взывал лишь мой одинокий голос. Вы отказывались меня слушать и провалили осаду. Неужели вы не образумитесь и сейчас, в минуту смертельной опасности?
— Что ты имеешь в виду? — спросил Адемар, знавший ответ наперед.
— Совет должен принять решение относительно будущего статуса Антиохии. Тот, кто возьмет его, тот и станет его властителем. Триумф одного спасет от гибели многих.
Прежде чем Адемар открыл рот, Сигурд вскочил на ноги.
— Совет не вправе решать подобные вопросы! Все вы — все мы — поклялись вернуть императору Алексею земли, некогда входившие в состав его империи. Никто не может ими распоряжаться, кроме него самого!
Это справедливое замечание еще недавно могло бы подействовать на правителей отрезвляюще, но сейчас оно прозвучало неуместно. На лице Боэмунда заиграла волчья улыбка.
