Гуго Шампанский молча осматривал груды драгоценностей, переходил от клада к кладу. Тамплиеры аккуратно разложили сокровища на двадцать четыре кучи.
Граф был явно заворожен блеском золота, сверканием драгоценных камней и благородной патиной, которой со временем покрылась поверхность серебряных изделий. Здесь были драгоценности, при создании которых древние ювелиры проявили величайшую фантазию, горы монет, чеканенных в самые разные времена.
Граф задержался возле клада, состоявшего по большей части из золотых монет. Его внимание привлекла тонкая пластинка, отливавшая красным тоном.
Гуго заметил, что она покрыта странными письменами.
— Что это?
— Не знаю, господин, — покачал головой де Пайен.
— Кажется, эту пластинку в спешке сорвали с какой-то стены, — заметил один из рыцарей, стоявших за спиной графа, который уже искал взглядом своего спутника.
Цистерцианец со свечой в руке изучал соседний клад.
— Брат Этельберт!
Молодой священник тотчас явился на зов. Граф передал ему пластинку.
— Что скажешь?
Монах поднял свечу и надолго застыл, исследуя необычную находку. Тамплиеры ожидали его заключения, однако брат Этельберт хранил полнейшее молчание.
— Так что? — повторил граф.
— Здесь надпись. Кажется, она сделана на арамейском, хотя я и не уверен. Это могут быть слова молитвы или обращение к Всевышнему.
Граф еще раз огляделся по сторонам и приказал:
— Давайте вернемся в трапезную.
Когда все поднялись наверх, Гуго Шампанский спросил:
— Кому-нибудь, помимо вас, известно обо всем этом?
— Нет, господин.
— Но ведь слухи явно возникли.
— Вы имеете в виду наше пребывание в храме?
— Нет, я имею в виду сокровище.
— Подобные слухи до нас не доходили, мой господин.
— Итак, никто даже не подозревает о ваших находках?
— Господин мой, я не осмелился бы сказать такое столь определенно.
— Почему?
— Наше присутствие в храме уже многие годы порождает различные пересуды. Местные жители много чего болтают о нас.
— О сокровищах тоже?
— Полагаю, что до сегодняшнего дня нам удавалось хранить тайну, однако наше многолетнее затворничество наводит людей на мысль о том, что мы что-то ищем.
— А что Гормонд?
— Он три года как умер. Новый патриарх к нам и не заглядывал. Он абсолютно не понимает, что нас сюда привело, занят только придворными интригами, хотя и оказывает нам свое покровительство.
— Что же, — удовлетворенно кивнул граф, — тогда нелишне будет напомнить всем присутствующим о том, что клятва обязывает нас хранить молчание.
— Что нам делать с этими сокровищами, господин? Быть может, стоит перенести их в другое место?
— Давайте подождем.
— Как долго, мой господин?
Граф Шампанский взглянул на Андре де Монбара, который и задал этот вопрос, и сказал:
— Если до сегодняшнего дня величайшей вашей добродетелью являлась настойчивость, то теперь это будет терпение.
Появление Гуго Шампанского не изменило привычек рыцарей храма. Ужин они собрали весьма скромный: по куску козьего сыра, половинке краюхи хлеба, пригоршне фиников и кувшину вина на каждого. Для брата Этельберта, у которого после песчаных бурь разболелось горло, был приготовлен лимонный сок — полоскать рот.
По окончании трапезы граф поблагодарил рыцарей за их прилежание, усилия и настойчивость. Однако стоило ему сказать о том, что тамплиерам предстоит оставаться в храме до получения указаний на сей счет от брата Бернара, как за столом воцарилось глубокое молчание.
Никто из тамплиеров не хотел больше жить в этом негостеприимном месте. Все они надеялись на то, что с прибытием графа их миссия окончится.
Почти восемь лет рыцари были отрезаны от мира. Это было непростое, тревожное время. Ведь искать им приходилось вслепую, даже не зная в точности, что же именно они должны были найти. Эти девятеро мужчин перетаскали столько камней, песка и щебенки, что их хватило бы для постройки целого города. На протяжении всех этих лет рыцарям казалось, что их подвергают тяжким испытаниям перед новыми подвигами, однако после обнаружения сокровищ они считали, что Бог готов вознаградить их за усилия и в особенности за слепую веру.
Гуго Шампанский откинул кольчужный капюшон, покрывавший его голову, и взъерошил мокрые от пота черные волосы, посеребренные на висках. Молодость графа давно уже осталась позади. Однако и в зрелые годы он выглядел очень мужественно. Этот человек ничуть не утратил той воинственности, которой отличался с юных лет!
— Вино не все выпито?
Один из рыцарей наполнил два глиняных кувшина и выставил их на стол.
Граф отпил прямо из кувшина, а затем произнес торжественным голосом:
— Я связан обязательством! Много лет назад я поклялся спасением своей души, что буду хранить молчание, но полагаю, что не нарушу клятвы, если сообщу вам вот что. Мы с братом Бернаром рассчитывали обнаружить здесь нечто куда более важное и ценное, нежели все сокровища мира.
Тамплиеры боялись даже вздохнуть. Граф казался им разочарованным, несмотря на добытые сокровища. В полной тишине было слышно, как мухи кружатся над крохами оставшейся на столе еды.
— День выдался утомительный. Думаю, что лучше всего нам удалиться на отдых.
— Господин мой, я могу взять карту в свою келью? Я хотел бы изучить ее поподробнее, — подал голос монах.
Граф обернулся к Гуго де Пайену:
— Дозволено это будет брату Этельберту?
— Здесь распоряжаетесь вы, мой господин.
Де Пайен передал монаху карту, не позабыв присоветовать:
— Возьмите еще и кувшин с лимонным соком. Продолжайте ваши полоскания. Если вы постоянно будете лечиться, то через несколько дней боль уляжется.
Несмотря на усталость, одолевавшую графа Гуго после трехмесячного путешествия в Иерусалим, ему никак не удавалось заснуть. Быть может, он слишком утомился или же сказывалось возбуждение, охватившее графа после всех новостей, свалившихся на него в этом священном месте. Найденные богатства потрясали воображение, однако в глубине души граф был разочарован. Он ожидал иного.
Храм действительно был уединенным местом, о чем свидетельствовала ночная тишина. Облокотившись на подоконник, граф созерцал круглую луну, блестевшую так ярко, что звезды превратились в бледные мелкие точки, чуть заметные на небесном своде.
Ночь была ясная, чистая и спокойная, но графу никак не удавалось угомониться. Он не мог понять, почему же все сложилось именно так.
Он, Гуго Шампанский, первым из могущественных властелинов христианского мира превратил свои владения чуть ли не в рай для торговцев. Они не боялись появляться на ярмарках, где уважали
