был народец тоннелей с кожей цвета глины, с большими челюстями и крошечными глазками без ресниц, горный народец, небесный народец, лесной народец и даже двое человек под капюшонами, вороватых, с мешками товаров на плечах и посохами в руках.
— Да, мисс, всегда кто-нибудь да торгует с добрым народцем, — подтвердил Сахарок, когда Мэдди заметила людей. — Ты же не думала, что одна смогла найти дорогу сюда, а? Или что Око — единственные ворота под холм?
На нижних уровнях народу было меньше, да и заклинаний тоже. Там располагались кладовые, погреба, ночлежки, продуктовые склады. Мэдди уже проголодалась и хотела было заглянуть в них, но вспомнила, что слышала слишком много историй о том, как неразборчивы гоблины в еде, и решила не рисковать. Порывшись в карманах, Мэдди нашла яблочный огрызок и горстку орехов, чем и перекусила, хотя особо не наелась; об этом решении ей позже придется пожалеть.
Они пошли вниз, к реке, и там наконец нашлись каменные проходы, набитые трофеями и добычей. Помня, что сказал Одноглазый, Мэдди бросила
Гоблины, конечно, жуткие скряги и в отличие от гномов тащат все, что плохо лежит, невзирая на стоимость. Но Мэдди не унывала. Она не сомневалась, что найдет Шепчущего где-то среди этого барахла. Довольно странное имя для сокровища, подумала девочка, но потом вспомнила другие названия: кольцо Одина, Копатель; его копье, Разящее Страх; молот Тора Мьёлльнир, Крушитель, — и сказала себе, что сокровища Древнего века часто носили столь загадочные имена.
Поэтому Мэдди продолжала искать среди старых матрасов, высохших скелетов и разбитой посуды, среди камней и палок, среди кукольных голов и непарных туфель, среди шулерских костей и накладных ногтей для ног, среди обрывков бумаги и безвкусных китайских орнаментов, среди грязных носовых платков и забытых любовных стихов, среди потертых восточных ковров и потерянных учебников, среди безголовых мышей.
Однако, как и предупреждал Одноглазый, она не нашла ничего ценного: ни золота, ни серебра, ни даже медного грошика.
— Здесь ничего нет. — Гоблин становился все нетерпеливее по мере того, как они зарывались в чрево холма. — Здесь ничего нет, и к тому же здесь небезопасно, чтоб его!
Мэдди пожала плечами.
— Если б я знал, что ты ищешь… — продолжал Сахарок.
— Скажу, когда найду.
— Ты даже не знаешь, как оно выглядит, верно? — спросил он.
— Заткнись и смотри себе под ноги.
— Ты не знаешь, ха-ха-ха!
Мэдди вслед за Сахарком погружалась все глубже и глубже в холм, побаиваясь, что гоблин прав. Холм — рай для старьевщика, по самую кромку набитый бесполезным мусором. Здесь нет ничего, похожего на сокровище; ничего волшебного, ничего драгоценного, ничего мало-мальски напоминающего описание Одноглазого.
К тому же Мэдди было ясно, что Сахарок не меньше озадачен поисками, чем она сама. Он упорно отрицал, что под холмом спрятано хоть какое-то сокровище, и, поразмыслив, девочка начинала верить ему. Гоблины толком не ценят богатства и одинаково охотно украдут сломанный чайник, полкроны или бриллиантовое кольцо. К тому же Мэдди не могла представить, каким образом сокровище Древнего века — вещь столь важная, что Одноглазый годами пытался найти ее, — могло бы столь долго оставаться в лапах Сахарка и его друзей.
Нет, чем дольше Мэдди думала об этом, тем менее вероятным ей казалось, что добрый народец тут замешан. Тайна — если она вообще есть — лежит глубже, чем логово гоблинов.
За прошедшие часы девочка дважды бросала
Сахарок прекрасно понимал это, и его золотые глаза светились, когда он без устали трусил по одному коридору за другим, заводя девочку все глубже и глубже под холм, подальше от складов, в темноту.
Мэдди опрометчиво следовала за ним. Паутина следов-подписей, которая так поразила ее на верхних уровнях, почти истаяла, оставив лишь один неизменно яркий и мощный след, который превосходил все остальное и подогревал ее любопытство. Он был необычного цвета — бледного, горящего фиолетового оттенка — и освещал темноту, без конца пересекаясь с самим собой, словно кто-то проходил здесь много- много раз. Мэдди шла по этому следу. Ей хотелось пить, тело одеревенело от усталости, но растущее возбуждение и надежда мешали ей заметить, что ее чары слабеют, а глаза гоблина затаенно поблескивают.
Они шли через большую пещеру с высокими сводами и сталактитовой люстрой, вбиравшей мерцание рунного света Мэдди и отбрасывавшей его обратно тысячей игл огня и тени. Сахарок забежал вперед и машинально нырнул под выступающий камень, на который Мэдди налетела с разбегу, чуть не задохнувшись.
— Помедленнее! — крикнула она.
Но Сахарок, похоже, не услышал. Мэдди рванула за ним, подняв руку, чтобы осветить его след, но лишь увидела, как этот паразит исчезает за мерцающими кристаллами извести.
— Постой, я сказала!
На бегу Мэдди поняла, что начинает видеть более ясно. Где-то впереди горел свет — не рунный свет, не подпись, не холодное освещение глубоких пещер, а теплый, рыжий, уютный свет.
— Сахарок! — крикнула девочка.
Но гоблин то ли не слышал, то ли притворялся, что не слышит. Ответа не последовало, не считая эха ее собственного голоса, такого тихого и ужасно потерянного, которое стеклянно заметалось между огромными сталактитами.
Внезапно по земле пробежала дрожь. Мэдди покачнулась и вытянула руки вперед, чтобы не упасть. Пыль и каменные обломки, смещенные случившимся, забарабанили по спине. Едва Мэдди выпрямилась, как пошла вторая волна толчков, девочку швырнуло к стене, и в тот же миг с потолка шлепнулся кусок скалы размером с телячью вырезку.
Мэдди инстинктивно бросилась в соседний тоннель. Сталактиты, словно копья, падали со свода главного зала, будто вся гора содрогалась до самых корней. Но хотя Мэдди осыпало пылью и каменными осколками, крыша тоннеля выдержала, и, когда толчки — показавшиеся Мэдди рокотом далекой лавины в Семи Спящих — затихли, девочка высунула голову из тоннеля и осмотрелась.
Мэдди, разумеется, все знала о землетрясениях. Дело в том, что Мировой змей у корней Иггдрасиля — по крайней мере, так всегда утверждала Полоумная Нэн — вырос слишком большим, не помещался в Нижнем мире и сбрасывал кольца в реку Сон. Когда-нибудь, говорила Нэн, он станет таким большим, что обернет мир кольцом, как некогда до Бедствия, прогрызет корни Мирового древа насквозь, заставит Девять миров обрушиться один за другим, и тогда Хаос навеки воцарится над всем.
Нат Парсон говорил другое. Если верить ему, землетрясения вызваны метаниями заключенных в темницах Нижнего мира, где нечестивые (в смысле, старые боги) лежат в цепях до конца дней.
Одноглазый отрицал и это и говорил о реках огня под землей и лавинах горячей грязи, о горах, кипящих как чайники. Но такое объяснение казалось Мэдди наименее вероятным, и она была склонна полагать, что эту сказку он выдумал, как и многое другое.
Тем не менее девочка не сомневалась, что толчки вызвало землетрясение, и оставила безопасное укрытие тоннеля с огромной осторожностью. Сталактитовая люстра частично обрушилась, осыпавшись грудой предательских осколков в центр зала. В остальном вокруг было тихо и безмолвно, лишь вдалеке
