были две подруги Дианы из Нэшвилла, приехавшие ради этого дня. Их звали Саманта и Эстер. Обе, примерно ровесницы Дианы, были великолепно одеты и отлично ухожены, из-за чего я почувствовала к Диане жалость. В гостиной велась негромкая беседа, и Джоэл помахал рукой, чтобы привлечь внимание собравшихся.
— Для тех, кто еще не знает, это женщина, которая нашла Табиту, — сказал он, и лица всех присутствующих застыли.
Это была очень странная реакция, я ее не предвидела. Меня никогда еще так не представляли. И представление тоже было странным, тем более что представил меня отец жертвы убийства. Как будто я сделала им огромное и щедрое одолжение и мне не заплатили за услугу, которая принесла свои плоды на много месяцев позже, чем следовало.
Естественно, когда я работала на них в Нэшвилле, Моргенштерны платили мне за потраченное время. Я вдруг подумала: а не отказаться ли от вознаграждения или не отдать ли его на нужды благотворительности, поскольку я уже брала у них деньги раньше, не сумев найти их дочь. Я решила поразмыслить об этом позже, но моей первой реакцией было: «Черт, нет!» Я никогда никому не обещала, будто обязательно что-нибудь найду. Обещала только, что, если найду тело, точно определю причину смерти. Я потратила время и силы на поиски Табиты. Но ее просто не было там, ее нельзя было найти.
Стоя в центре непрошеного внимания, я поняла кое-что еще. Никто в доме не знал о теле в могиле на кладбище Святой Маргариты. То есть о новом теле. Они, судя по словам Дианы, все утро были отрезаны от внешнего мира. Я было открыла рот, чтобы поделиться новостями, но сразу его закрыла.
Они скоро и сами все узнают.
Я посмотрела на Толливера, тот кивнул. Он пришел к тому же решению.
Старшие Моргенштерны, которым было всего лишь за пятьдесят, встали и медленно подошли.
Миссис Моргенштерн требовалась помощь, чтобы идти, я видела, что она страдает болезнью Паркинсона. Мистер Моргенштерн казался таким же сильным, как его сыновья, и рукопожатие его было твердым. Вообще-то, если бы он не был женат и пригласил бы меня куда-нибудь, думаю, я приняла бы приглашение, потому что он был так же хорош собой, как его сыновья.
— Мы так благодарны вам. Мы можем наконец позаботиться о Табите, — сказала миссис Моргенштерн. — Вы оказали нашей семье огромную услугу. Теперь, когда Диана и Джоэл знают наверняка, что сталось с их девочкой, они смогут принять рождение малыша с ясной головой. Меня зовут Джуди, а моего мужа — Бен.
— Это мой брат Толливер, — отозвалась я, пожимая руки супружеской чете.
— Это папа Фелисии, дедушка Виктора, Фред Харт, — сказал Бен.
Фред Харт не выглядел таким крепким и бодрым, как Бен Моргенштерн, но для человека, которому за пятьдесят, тоже неплохо сохранился: слегка раздавшийся в талии, начавший седеть на макушке, он все еще был мужчиной, с которым следовало считаться. В руке Фред держал бокал с напитком, и я почти не сомневалась — это не содовая и не чай.
— Рада познакомиться, Фред, — сказала я, и он молча пожал мне руку.
Квадратное лицо Фреда Харта было мрачным и хмурым, и у меня создалось впечатление, что это его обычное выражение. Губы его были плотно ока ты и редко расплывались в улыбке. Конечно, он потерял дочь, умершую от рака, и прошел через еще одно тяжелое испытание, когда похитили его внучку. Фред сделал глоток из бокала и посмотрел на вторую дочь. Может, он думал, что и она тоже исчезнет.
Двое дедушек и бабушка стояли перед полками, забитыми семейными фотографиями в рамках и другими памятными вещами.
— Посмотрите, они все еще держат менору Табиты, — сказала Джуди, показывая на подсвечник.
Я узнала этот специфический символ иудаизма. Рядом с менорой Табиты стояли и другие, но воплощавшие совершенно иную идею.
— Каждый ребенок имеет свою менору? — спросила я.
— В некоторых семьях — да, — ласково ответила Джуди. — Вот менора Виктора, — показала она дрожащей рукой. — Конечно, его менора должна быть особенной.
Она улыбнулась мне заговорщицкой улыбкой, которая говорила, что все подростки — трудные люди. Менора Виктора была похожа на маленькую подставку или полку с восемью свечами на ней, а за свечами было зеркало с изящной медной верхушкой.
Если бы обе меноры не были сделаны для того, чтобы поддерживать свечи, я бы не угадала в них один и тот же религиозный предмет.
— Моя дочь, — сказал Фред Харт, показывая на фотографию трясущимся пальцем.
Я послушно посмотрела на снимок, запечатлевший очень счастливую женщину. И очень привлекательную, с короткими каштановыми волосами и большими карими глазами. Она сидела в железном садовом кресле, выкрашенном в белый цвет. Сад был в зените своей красоты, наверное, в мае. Женщина держала на коленях ребенка — похоже, Виктора, маленького мальчика в матросском костюмчике. Его волосы тоже были огненными — неудивительно, ведь оба родителя рыжеволосы, — и он улыбался в объектив.
Мне подумалось, что ему здесь года два, хотя я плохо угадываю возраст детей. Мистер Харт прикоснулся к фотографии с суровой нежностью, а после молча отвернулся, чтобы встать у окна и уставиться на улицу.
Джуди и Бен повели меня познакомиться с их вторым сыном, братом Джоэла Дэвидом, — он оказался не так обаятелен, как брат. Я уже видела Дэвида на фотографиях, но человек во плоти не произвел на меня большого впечатления. У Дэвида были такие же рыжеватые волосы и голубые глаза, как и у Джоэла, но он был стройнее, а глаза его не имели притягательной силы глаз брата.
Похоже, Дэвид Моргенштерн был не очень рад меня видеть. По тому, как он сдержанно прикоснулся к моей руке, вместо того чтобы по-настоящему ее пожать, я поняла, что он не представляет, почему нас с Толливером пригласили в дом его брата. Я и сама не совсем это понимала, поэтому не винила его за холодный прием.
Странно, на предыдущей нашей работе нас тоже пригласили отобедать в доме клиента. Но это едва ли было в порядке вещей. Обычно мы приезжали в город и уезжали из него как можно быстрее. Мне не нравилось вступать с клиентами в тесные отношения. Это вело к более глубокой вовлеченности в их проблемы, что означало беду. Я быстро пообещала себе, что больше так поступать не буду.
Хотя Фред Харт так и остался отстраненным в маленькой толпе, старшие Моргенштерны решили, что должны позаботиться обо мне. Так как Бен и Джуди настойчиво тащили меня с братом от гостя к гостю, не было никакой возможности избежать знакомства со следующим человеком в этом туре.
— Это Фелисия Харт, бывшая невестка нашего сына Джоэла, — сказала Джуди, в ее голосе прозвучали легкие прохладные нотки. — Дочь Фреда.
— Первая жена Джоэла, Уитни, была просто прелесть, — сказал Бен, и это было одним из способов дать понять, что сестра Уитни вовсе не прелесть.
Здесь определенно имели место неприязненные отношения. Что же такое могло произойти, чтобы старшие Моргенштерны так невзлюбили Фелисию?
— Мы знакомы с Фелисией, — сказала я, и в тот же самый миг та произнесла:
— Конечно, я видела Толливера и Харпер в их отеле, — и с идеальным апломбом пожала нам руки.
Но ее глаза не были столь же нейтральными, как ее манеры. Я считала, что ей все равно, увидит ли она меня сегодня, но ожидала от нее сильной реакции при виде Толливера. Я думала, ей будет приятно с ним встретиться.
Вместо этого я бы классифицировала ее реакцию как вулканическую или «огонь под пеплом».
Не: «Возьми меня за руки и давай прыгнем в вулкан любви», а скорее: «Позволь мне столкнуть тебя в жидкую лаву».
Я начала медленно закипать. Что с ней такое? Может, она воображала, что Толливер расскажет об их прошлых отношениях перед ее отцом, а может, как Дэвид, считала, что нам не место на семейном сборище. Впрочем, она уже не имела особых прав считаться членом теперешней семьи Джоэла. Если все и впрямь так, как ей не стыдно? Если Толливер был Достаточно хорош, чтобы лечь с ним в постель, он Достаточно хорош и для того, чтобы преломить хлеб с ее близкими. Но как только я напряглась, собираясь сказать что-
