Девять – совершенно четкая ссылка на традиционно упоминаемый час, когда Христос был распят.
– А если мы поставим шесть и девять рядом, то – обратите внимание – получим шестьдесят девять, цифру, традиционно упоминаемую в процессе социального общения, – не удержалась Марго. В ответ на возмущенный взгляд доктора Дёмлинга она расколола в кулаке два ореха; скорлупки с треском полетели на пол.
– Теперь возьмем письма доктора Лектера к Клэрис Старлинг. Корделл, не дадите ли их на монитор? – Доктор Дёмлинг достал из кармана лазерную указку. – Вы можете видеть, что почерк – четкий, каллиграфический; самопишущая ручка с прямоугольным пером; письмо настолько ровное, что кажется – пишет машина. Такое письмо можно видеть на средневековых папских буллах. Почерк очень красивый, но ненормально ровный. Ничего спонтанного. Лектер все планирует. Первое письмо он написал вскоре после побега, во время которого убил пять человек. Прочтем текст:
'Итак, Клэрис, ягнята теперь молчат?
Вы обещали сообщить мне, если они перестанут блеять, и я хотел бы это сообщение получить.
Вы вполне можете поместить объявление об этом в любой крупной газете – «Таймс» или «Интернэшнл геральд трибюн», первого числа любого месяца. И в «Чайна мэйл» тоже, так будет еще лучше.
Меня вовсе не удивит, если Ваш ответ будет «и да, и нет». Ягнята теперь на некоторое время замолчат.
Однако, Клэрис, Вы не вполне верно судите о себе.
Фемида недаром слепа, и весы ее колеблются постоянно. Вам придется вновь и вновь выпрашивать у судьбы это благословенное молчание. Потому что Вами движет чужая беда: Вы видите чужую беду, и это заставляет Вас действовать. Но чужие беды нескончаемы, они существуют вечно.
Я не собираюсь наносить визит Вам, Клэрис. Мир для меня более интересен, пока в нем есть Вы. Ожидаю той же любезности и от Вас…
Доктор Дёмлинг подтолкнул повыше к переносице очки без оправы и откашлялся.
– Это – классический пример того, что в своей недавно опубликованной работе я определил термином «авункулизм»… Этот термин уже широко упоминается в специальной литературе как «авункулизм Дёмлинга». Возможно, он будет включен в справочник «Диагностика и статистика». Для неспециалистов это явление можно выразить через следующее определение: «деяние, дающее возможность представить себя в качестве заботливого покровителя, с целью осуществления собственных планов».
Из записей, касающихся этого дела, я заключаю, что вопрос о блеющих ягнятах относится к опыту, пережитому Клэрис Старлинг в детстве – к забою ягнят на ранчо ее приемных родителей в Монтане, – сухо и педантично продолжал доктор Дёмлинг.
– Это бартер, – сказал Крендлер. – Она меняла сведения о себе на информацию Лектера. Он что-то знал о серийном убийце Буффало Билле.
– Второе письмо, семью годами позже, на первый взгляд выглядит письмом утешения и поддержки, – сказал доктор Дёмлинг. – Он поддразнивает ее упоминаниями о ее родителях, которых она, по всей видимости, глубоко чтит. Он называет ее отца погибшим ночным сторожем, а мать – горничной. А потом наделяет их самыми высокими качествами, какие она только может себе представить, она верит, что эти качества у них действительно были. Затем он приводит их в качестве объяснения неудач в ее собственной карьере. Речь здесь опять-таки идет о снискании расположения, о контролировании.
Я полагаю, что эта женщина – Старлинг, возможно, испытывает прочную и неистребимую привязанность к отцу, то, что мы называем «имаго»; это мешает ей легко вступать в сексуальные связи и, возможно, порождает в ней склонность к доктору Лектеру, в результате некоей трансференции, которую он, с его извращенной психикой, немедленно старается использовать. Во втором письме он снова побуждает ее вступить с ним в контакт посредством персонального объявления в газете и сообщает ей кодовое имя.
Ох Ты Боже мой! Этот тип никак не остановится. Скука и беспокойство Мэйсона были для него истинной пыткой, ведь он не мог ерзать на месте!
– Хорошо, прекрасно, замечательно, доктор, – прервал он Дёмлинга, – Марго, приоткрой окно. У меня появился новый источник информации о Лектере, доктор Дёмлинг. Это человек, который знает обоих – и Лектера, и Старлинг, видел их вместе и провел вблизи Лектера больше времени, чем кто другой. Я хочу, чтобы вы с ним поговорили.
Крендлер, поняв, к чему это все ведет, прямо-таки корчился на своей банкетке, у него даже в животе забурчало.
ГЛАВА 51
Мэйсон произнес несколько слов в микрофон внутренней связи, и в комнату вошел человек высоченного роста, с мускулатурой столь же выразительной, как у Марго, и одетый во все белое.
– Это Барни, – сказал Мэйсон. – Он шесть лет отвечал за Отделение для буйных в Спецбольнице для невменяемых преступников в Балтиморе, как раз когда там был Лектер. Теперь работает на меня.
Барни предпочел встать у аквариума, рядом с Марго, однако доктору Дёмлингу понадобилось, чтобы он вышел в освещенную часть комнаты. Тогда он сел рядом с Крендлером.
– Ваша фамилия – Барни, верно? Итак, Барни, какое профессиональное образование вы получили?
– У меня ЛПМ.
– То есть вы имеете лицензию как практикующий мед-брат? Очень хорошо. И это – все?
– Я получил степень бакалавра гуманитарных наук. Закончил Всеамериканский колледж заочного обучения, – невозмутимо сообщил Барни. – А также имею удостоверение о прохождении курса в Школе мортологических наук Камминса. Аттестат квалифицированного мортолога. Работал по ночам, когда учился на медбрата.
– Так что вы зарабатывали на свою ЛПМ в качестве служителя морга?
– Да. Увозил трупы с места преступления и помогал при аутопсии.
– А до того?
– Морская пехота.
– Понятно. И когда вы работали в спецбольнице, вы видели Клэрис Старлинг и Ганнибала Лектера во взаимодействии? То есть я хочу сказать, – вы наблюдали их беседы?
– Мне казалось, что они…
– Давайте начнем с того, что вы точно видели, а не с того, что вы думали о том, что видели… Можем мы поговорить только об этом?
– Он достаточно сообразителен, чтобы высказывать собственное мнение, – перебил Мэйсон. – Барни, вы ведь знаете Клэрис Старлинг.
– Да.
– Вы знали Ганнибала Лектера шесть лет.
– Да.
– И что же между ними было?
Поначалу Крендлеру было трудно воспринимать речь Барни, его высокий хриплый голос, но именно Крендлер задал ему вопрос, более всего относящийся к делу.
– Барни, скажите, Лектер вел себя с Клэрис Старлинг иначе, чем с другими?
– Да. В большинстве случаев он вообще не реагировал на посетителей, – ответил Барни. – Иногда он открывал глаза и смотрел на посетителя достаточно долго, чтобы тот почувствовал себя оскорбленным. Это – когда какой-нибудь ученый пытался покопаться у него в мозгах. Одного профессора он довел до слез. С Клэрис Старлинг он был достаточно жестким, но отвечал ей больше, чем другим. Ему было с ней интересно. Она его заинтриговала.
– Каким образом?
Барни пожал плечами.
– Он практически никогда там не видел женщин. А она по-настоящему хороша собой…
– Я не нуждаюсь в вашем мнении на этот счет, – отрезал Крендлер. – Это все, что вам известно?
Барни не ответил. Он взлянул на спросившего так, будто правое и левое полушария мозга у Крендлера превратились в двух сцепившихся друг с другом собак.
Марго расколола еще один орех.
– Продолжайте, Барни, – произнес Мэйсон.
– Они были откровенны друг с другом. В этом смысле он совершенно обезоруживает. У человека
