Как ни крути – помрешь

Его голос звучал с утешительной заботой, что меня удивило. Заставив себя сесть ровнее, я кивнула, что все в порядке, гадая, отчего его это заинтересовало, да и заинтересовало ли. Выдохнув удерживаемый воздух, я расцепила руки.

Ли, кипя деловитостью, сел обратно за свой стол. Он улыбался, показывая белые зубы на загорелом лице.

– Трент, – сказал он, откидываясь в кресле – побольше наших, и оно прибавляло ему пару дюймов роста. Тонко. – Я рад, что ты ко мне пришел. Надо нам поговорить, пока наши дела не вышли из-под контроля больше, чем уже есть.

– Из-под контроля?

Трент не шевельнулся, и у меня на глазах его тревога обо мне испарилась. С жестким взглядом зеленых глаз он поставил стакан на разделявший их стол, и тихий стук стекла по дереву прозвучал громче, чем должен был. Не отрывая глаз от небрежной ухмылки Саладана, Трент оглядел комнату. Это был человек, который убил своего подчиненного у себя в офисе и вышел сухим из воды, человек, которому принадлежала половина города, человек, который показывал закону длинный нос, жил выше него в своей крепости посреди старого, заросшего, распланированного леса.

Трент был рассержен, и вдруг мне стало не так уж обидно, что меня не замечают.

– Ты пустил под откос два моих поезда, чуть не устроил забастовку в моей компании автоперевозок и сжег мой главный пиаровский проект, – сказал Трент, и его паутинные волосы воспарили в воздух.

Я уставилась на него, а Ли пожал плечами. Главный пиаровский проект? Это сиротский приют?! Боже, до чего может дойти твое хладнокровие?

– Это был самый простой способ привлечь твое внимание. – Ли приложился к бокалу. – Ты в последние десять лет потихоньку пролезаешь в Миссисипи. Чего же ты ожидал?

У Трента выступили желваки на скулах.

– Ты убиваешь невинных людей, выпуская на улицы «бримстон» такой концентрации.

– Нет! – рявкнул Ли, отталкивая от себя стакан. – Невинных там нет. – Сжав тонкие губы, он подался вперед, разозленный, угрожающий. – Ты переступил черту, – сказал он, напрягая плечи под смокингом. – И я не пришел бы сюда выбраковывать твою слабую клиентуру, если бы ты сидел на своей стороне реки, как было договорено.

– Договор заключал мой отец, а не я. А я просил твоего отца понизить концентрацию его «бримстона». Покупатели хотят иметь безопасный продукт, я им его даю. Где они живут – не мое дело.

Ли отклонился назад, недоверчиво хмыкнув.

– Вот насчет этой благотворительности – уволь меня, – скривился он. – Мы не продаем никому, кто этого не хочет. И знаешь, что я тебе скажу, Трент? Они хотят. И чем крепче, тем лучше. Уровень смертности выровняется меньше, чем за поколение. Слабые вымрут, сильные выживут, готовые и желающие покупать еще. И покупать то, что покрепче. Твоя заботливая регуляция ослабляет всех. Естественного равновесия нет, нет оздоровления вида. Может, потому вас и осталось так мало. Вы уморили сами себя, пытаясь спасти их.

Я положила на колени обманчиво-расслабленные руки, чувствуя, как в тесном кабинете растет напряжение. Выбраковка слабой клиентуры? Оздоровление вида? Да кем этот тип себя считает?

Ли резко шевельнулся, я дернулась.

– Но в сухом остатке, – говорил Ли, подавшись обратно, когда увидел мое движение, – вот что: я здесь, потому что ты меняешь правила. И я не уйду, уже поздно. Ты можешь все передать мне и красиво уйти с континента, или я у тебя все отберу – по одному приюту, по одной больнице, одной железнодорожной станции, уличному перекрестку, по одному прекраснодушному либералу за раз. – Он приложился к стакану, держа его в сцепленных руках. – Я люблю игры, Трент. И если помнишь, я во всех наших играх выигрывал.

У Трента дернулось веко – других проявлений эмоций я не заметила.

– У тебя две недели, чтобы убраться из моего города, – сказал он гладким шелковым голосом, прикрывающим смертельную угрозу. – Распространять товар я буду так, как считаю нужным. Если твой отец хочет говорить, я готов слушать.

– Из твоего города? – Ли покосился на меня и снова обратился к Тренту: – А мне кажется, он ничей. – Он выгнул тонкую бровь. – Очень опасный и очень заманчивый. Пискари за решеткой, его наследник ни черта не может. Ты связан по рукам и ногам образом почтенного бизнесмена, за которым прячешься. Я заберу и Цинциннати, и ту сеть дистрибьюторов, что ты так тщательно развивал, и буду ее использовать, как оно должно быть. Это же растрата ресурса, Трент. Ты с тем, что у тебя есть, мог бы контролировать все Западное полушарие, а ты такую мощь спустил на разведенном пополам «бримстоне» да на биолекарствах для фермеров и клиентов велфера, из которых никогда ничего путного не выйдет – и тебе они без пользы.

У меня щеки горели кипящей яростью – я сама была одним из таких клиентов велфера, и меня, наверное, отправили бы в Сибирь в биоконтейнере, если бы это вышло наружу, так что я ощетинилась. Трент – жулик, но Ли просто мерзавец. Я открыла было рот сказать ему, чтобы заткнулся про то, в чем ничего не понимает, но Трент незаметно наступил мне на ногу.

Края ушей у него покраснели, на скулах выступили желваки. Он побарабанил пальцами по подлокотнику, намеренно выказывая свое раздражение.

– Западное полушарие я контролирую, Ли, – сказал он, и от его низкого и тихого голоса у меня живот свело судорогой. – А мои клиенты велферадали мне больше, чем платные клиенты моего отца… Стэнли.

Загорелое лицо Л и побелело от злости, и я подумала, чего же из сказанного я не поняла. Может, не колледж их связывает. Может быть, это «лагерь».

– Своими деньгами ты меня не вышибешь, – добавил Трент. – Никогда. Пойди скажи отцу, чтобы он снизил концентрацию «бримстона», и я уйду с западного побережья.

Ли встал – я напряглась, готовая к действию. Он широко расставил на столе руки, оперся на них.