— Не надо, Рэйчел! — вскричал он, будто зная, что я сейчас сделаю.
Вытаращив глаза, я потянулась за проклятием, обернула его своей волей — и потащила назад.
Больно, черт. Здорово больно.
С ощущением ожога проклятие отскочило в меня обратно, метнулось прямо в разум, как живое, злясь, что его затащили в клетку. Не я! — подумала я, когда всполохи зеленого пламени вспыхнули и погасли за пузырем Пирса, показав, где хрупкие крылья свернулись в огне. С жутким воплем обескрылевшие фейри падали на дымящуюся землю, а я все тянула, тянула, затаскивая его в себя. Они умирали.
Запрокинув голову, я завыла в голос — чтобы не сойти с ума от боли.
И когда я втянула его в себя полностью, когда выдержала все, что могла выдержать, я толкнула это проклятие обратно в лей-линию. Я выложила в нее все, выпустив ее так быстро, что меня отбросило обратно в себя, и это было больно. Внешний круг рухнул, и я в наступившей тишине судорожно, со всхлипом вздохнула.
Боль исчезла, я встряхнулась, падая на мокрую землю.
Кем же стала я во имя любви? Или дружбы?
— Рэйчел! — воскликнула Айви, но подхватила меня обнявшая рука Пирса, пахнущая колдуном и силой.
Налетел ударом дисбаланс энергии, и я снова стиснула зубы, принимая его полностью. Это полагалось мне — грязь, мерзость. Все целиком. И я услышала, как вздохнул Пирс, когда меня затрясло и я приняла целиком всю копоть. Заслужила.
— Что ты сделала! — воскликнула разгневанная Кери.
Лежа на руках у Пирса, я видела ее миниатюрные ноги. Боль отступила, осталось лишь воспоминание о ней, но страх и растерянность только нарастали.
Кем же я стала?
— Что ты сделала, Рэйчел! — снова воскликнула эльфийка, требуя моего внимания.
Я подняла на нее глаза, вытерла их.
— Как там Дженкс?
Айви от границы круга ответила:
— Все еще под землей. Ты как?
— Она его рассогласовала! — крикнула Кери, топая ногой в ярости. — И это было нарочно! Они все еще живы! Никогда никто не рассогласовывал мою работу! Никогда!
Они еще живы?
Я подняла голову, не веря. Горло пересохло, мышцы казались резиновыми лентами. Фейри живы!
— Рассогласования не было, — возразил Пирс, осторожно опуская меня на землю и выпрямляясь. — Она его втянула в себя.
— Зачем?! — возмутилась Кери. — Я же ей сказала, что Дженкс останется жив!
— Понятия не имею, — ответил ей Пирс, стоя рядом со мной. Задница у меня уже промокала от травы.
— Дженкс, — прошептала я и почувствовала, как Пирс отпускает линию и убирает свой круг. Ветерок нового дня вместе с запахом горелого шевельнул мне волосы, и я стала искать яркий блеск крыльев пикси. За пределами круга Пирса показались дорожки золы — там, где начало действовать заклинание, — но сад остался зеленым. Послышались жалобные стоны, и у меня защемило сердце.
Где Дженкс?
Я вздохнула, всхлипывая, а Пирс присел возле меня, здоровой рукой смахивая мне слезы.
— Рэйчел, — сказал он, и рука его была влажной, когда он помогал мне встать. — Сейчас придет более серьезная беда. Лучше бы встретить ее стоя.
Я оцепенело позволила ему поставить меня на неверные ноги.
— Дженкс! — крикнула я.
Господи, я их убила?
Вырвались из пня крылья пикси, я отпрянула, чуть не упав в обморок от радости. Живы. Здоровы. Все живы, никто не ранен.
Но когда они вылетели в сад, раздались вопли ужаса. Я похолодела. Блин, они убивают сбитых фейри!
— Дженкс, не надо! — крикнула я. — Бой окончен! Прекрати! Черт тебя возьми, перестань! Не убивай!
Дженкс опустился на верхушку пня, таща за собой мрачного фейри. Он с омерзением повернулся ко мне, держа клинок возле шеи беспомощного воина. Глаза у фейри вылезали из орбит, на ноги налипла мерзкая гуща — остатки крыльев.
— Дженкс! — взмолилась я, и пикси с мрачным видом перехватил клинок и без всякой показухи с тяжелым стуком врезал предводителю роя рукоятью по лбу. Глаза у фейри закатились, показалась струйка крови.
— Черт побери, Рэйч, — сказал Дженкс, роняя пленника к ногам как пустой мешок. — Ну почему ты так всегда осложняешь жизнь?
— Спасибо, — прошептала я, опустившись на землю, чтобы наши глаза были на одном уровне.
— Согнать в кучу и связать! — крикнул Дженкс, и его детишки разочарованно завыли, когда он взмыл в воздух, при этом будто подняв меня на ноги. Весь перемазанный кровью, он сказал мне, вытирая меч:
— Ох и хлопот будет, Рэйч! Надо было их поубивать, зря ты мне помешала.
Я попятилась, озирая сад.
Дженкс был сердит, двигался он быстро и резко, и пахло от него смертью. Дети его жестоко загоняли спешенных фейри — болью и сталью. Выживание, конечно, но меня оно пугало.
Я посмотрела на Кери — у нее дрожал подол платья. Я испортила ее проклятие — черное проклятие, нечистое, как труп висельника. У Айви глаза почернели, она пыталась совладать со своими эмоциями, доведенная до края атмосферой агрессии. Измазанный клинок лежал рядом с ней на траве. А Пирс стоял, глядя на меня грустными усталыми глазами.
Что я здесь делаю? Кто они все, которых я думала, что знаю, и которые кровожадно требуют убийства, жаждут его?
— Я пойду, — сказала я шепотом, отступая еще дальше.
Глаза Айви вспыхнули еще чернее, а Кери обернулась, дымясь от гнева.
— В помещение, — пояснила я, чтобы не думали, будто я их покидаю. — Вода нужна.
Я направилась к крыльцу, подхватив по дороге Рекс, чтобы не сожрала никого из сбитых фейри.
Может, надо было скрыться в безвременье. Даже Ал лучше, чем вот такое.
Глава двадцатая
Хлопнула за спиной сетчатая дверь, и я вздрогнула, как от удара тока. Надо куда-то уйти, скрыться, найти себе место, чтобы перестроиться, осмыслить, что случилось. Но я стояла в тишине, а мира в гостиной не было. От дивана Айви несло вампирским ладаном и воспоминаниями. Оставляя на полу мокрые следы, я пошла в кухню.
Кроссовки, пискнув, остановились, сердце забилось сильнее — я услышала в окно крики перекликающихся пикси. Синим горела лампочка морозильника, я посмотрела на нашу с Дженксом фотографию на мосту в Макино. Однако и в кухне не было уюта, хотя это была моя кухня с блестящими котлами и связками пахучих трав. Но не только моя — еще и Айви, и воспоминание о черных глазах, горящих решимостью выжить, было слишком свежо.
Развернувшись, я прошла в святилище, минуя свою комнату. След запаха жженого янтаря из ванной, одеяло, которое дал мне Ал и которое еще ждет стирки, — это было как занавес, через который надо протолкнуться, и я задержала дыхание, пока не вышла на широкий пол. Стоя у конца коридора, я слышала шепот играющих пикси, и он казался эхом моего прошлого, и светлый зал — приятной смесью всех нас троих и памяти о Кистене. И здесь мне не было утешения.
