Нужно думать о деле. Сейчас я не мог позволить себе роскошь беспокоиться о Джеке или о том, что могло случиться между ним и Шейри в мое отсутствие. Джек уже большой мальчик, и ему пора это доказать.
Отыскав в себе эти необходимые сейчас темные мысли, я погасил фары и притормозил перед полуразрушенным трехэтажным домом, который уже давно стал ночлежкой для бездомных. Исполинские дубы свешивали во двор свои ветви, закрывая от взгляда верхние этажи. Дверь была заколочена, как и окна первого этажа, но внутри находились люди. Я слышал, как они скребутся там, точно крысы. Еще в доме кто-то орал пьяным голосом.
Я вышел из машины и отдался во власть своего гнева. Мне потребовалось немало времени, чтобы научиться контролировать его, выпуская наружу лишь в самые черные дни. Сегодня я снова высвобожу чувства, дабы уверить моего создателя, что я опять принадлежу ему безраздельно.
Ридрек улыбнулся.
— Идем?
Я кивнул. Едва мы достигли крыльца, как где-то внутри раздался выстрел.
— Так даже лучше, — сказал Ридрек. — Люблю, когда людишки дерутся.
Без малейших усилий я отодрал доски от входной двери.
— После тебя, — сказал старый вампир с церемонным поклоном. Я не стал тратить время и убеждать его, что гости входят первыми. Ярость бурила во мне, как сексуальное возбуждение.
Длинный темный коридор, воняющий нечистотами, делил дом на две половины. Справа поднималась изъеденная термитами лестница, лишенная половины ступеней. Пол в холле зиял темными провалами. Когда мы вошли, какое-то существо, отдаленно напоминающее человека, поспешно скользнуло в одну из дыр, укрывшись в темноте подпола. Я увидел несколько пар красных глаз, мигающих из углов, и ощутил легкое тепло их бегущей по венам крови. Это место не предназначено ни для людей, ни для тварей. И все же мы были здесь — и те, и другие.
Откуда-то послышались крики, эхом разнесшиеся по всему пространству дома. Раздался еще один выстрел. Отринув класть рассудка, я отдался на волю инстинкта, и тот привел меня к дверному проему одной из комнат. Тускло мерцала керосиновая лампа, в полуразрушенном камине горел огонь, сломанная мебель и несколько старых матрасов составляли убогую обстановку комнаты. Пахло прелой одеждой, мочой и спиртом. В стенах я увидел дыры от пуль, оставшиеся, надо полагать, от других подобных ночей. Человек с пистолетом в руках был так пьян, что не заметил нашего появления. Он сосредоточил внимание на женщине и двух детишках, сжавшихся у камина.
— Я ж велел сготовить мне ужин, с-сука! — Мужчина попел пистолетом в сторону женщины и пнул разломанный ящик, подвернувшийся ему под ногу.
Женщина крепче обняла детей, прикрывая их своим телом.
— Не из чего готовить, — сказал она едва слышно.
— Найди че-нить! — приказал «стрелок», с трудом удерживая пистолет на весу. — А не то… — Внезапно он заметил меня. — Что за…
Взгляд Ридрека остановился на детях. Он испытывал особую тягу к юным и невинным. Я глянул на женщину, обнажил клыки и прошипел:
— Бегите!..
Мгновенно сообразив, что у нее появился шанс на спасение, женщина сгребла в охапку детей и исчезла в дверном проеме.
С видимым сожалением мой создатель повернулся к мужчине. Пьяный ухитрился еще раз нажать на курок, прежде чем Ридрек вынул пистолет из его дрожащих рук и отшвырнул в сторону.
Невероятно, как быстро инстинкт убийцы вернулся ко мне. Охота вдвоем похожа на танец или секс. Никакой спешки, никаких резких движений. Брать и отдавать, делая вежливые паузы, дабы партнер мог отыскать аппетитное местечко для укуса. Потом наступает время пить кровь…
Мы вздернули жертву в воздух. Ридрек пристроился с одной стороны, а я с другой. Мужчина издал последний клокочущий злобный вопль — и наши губы едва не соприкоснулись в кровавом поцелуе. Клык к клыку… Только горло жертвы разделяло нас. Потом мы насыщались — в тишине, без спешки и суеты. Один ботинок свалился с ноги мужчины и шлепнулся на пол. До меня донесся свежий запах мочи. Я заблокировал все свои чувства кроме жажды крови. Наверху тоже были люди, еще больше сладкого тепла, чудесной красной влаги — если придет их черед. Я ощущал чужой тихий страх, но злобы не было — лишь смирение и покорность.
А потом послышался вой сирен. Какой-то добрый самаритянин решил вызвать полицию.
Один вампир высасывает человека досуха примерно за пять минут. Двое могут сделать это гораздо быстрее, не потеряв не капли живительной влаги. Видимо, потому, что дух соревнования обостряет голод. Мы осушили жертву как раз в тот момент, когда полицейские фонари осветили холл. Что ж, копы оказались достаточно отважны, чтобы войти в эти темные покои. Здешние жители имели оружие, и кто-то из стражей закона мог поплатиться жизнью за свою работу. Если бы полицейские знали о нас, неуязвимых для их оружия, они, возможно, поумерили бы пыл. Ведь каждому хочется жить.
Ридрек подошел к заколоченному окну, выбил доски и выпрыгнул наружу, укрывшись в темном кустарнике. Я остался. Придерживая жертву, я созерцал две раны на ее горле, и жажда убийства не отпускала меня. Однако инстинкт самосохранения пробился сквозь кровавую эйфорию. В конце концов, Саванна была моим городом, и я потратил две сотни лет, чтобы упрочить здесь свое положение. Даже если эта ночь окажется для меня последней, я не стану предметом шумихи и сплетен, связанных с вампирами. Ведь Джеку еще жить в этом городе, даже если меня здесь уже не будет. Во всяком случае, стоило на это надеяться. Пойдя к огню, я порылся среди кухонных принадлежностей и нашел то, что искал. Нож. У него не было рукоятки, ну да ничего страшного. И так сойдет.
— Всем выйти! — крикнул полицейский в холле. Я вернулся к жертве и перерезал ей горло от уха до уха, проведя лезвием по отметинам клыков. Человеческий эксперт заметит отсутствие у жертвы артериальной крови, но навряд ли свяжет это с вампирами. Не идеальный вариант, но у меня было слишком мало времени. Ничего не поделаешь. Я отшвырнул нож, подобрал сравнительно чистый кусок какой-то тряпицы и последовал за Ридреком.
Сердце у меня колотилось, как у страстного любовника в преддверии оргазма. После еды кровопийцу охватывает эйфория сродни наркотическому экстазу. Кроме приятного чувства насыщения, человеческая кровь дает нам силы.
«Еще, — шептало мое тело. — Я хочу еще».
Тряпицей мы утерли кровь с лиц и наблюдали за драмой на улице. Внедорожник мэра оказался заблокирован четырьмя полицейскими машинами. Несколько соседей — если это слово вообще применимо в таком районе — вышли опознать труп. И вот тогда я увидел офицера Консуэлу Джонс. Она разговаривала со свидетелем, но неожиданно замолчала. Будто ощутив мой взгляд, Консуэла обернулась и посмотрела прямо на меня.
Я покосился на Ридрека.
— Пора убираться отсюда, пока эти господа не стали задавать нам ненужные вопросы.
Он ухмыльнулся.
— А как же моя машина?
— Она не твоя. Между прочим, кое-кто здесь меня узнал.
Ридрек глянул на офицера Джонс.
— А, маленькая подружка Джека. Жаль, что мы не встретились с ней при меньшем… — он оглядел толпу, — стечении народа.
— А что до машины… — Я кивнул в сторону внедорожника. — Кажется, один из офицеров ею очень заинтересовался.
Полицейский с блокнотом записывал номер. В скором времени он выяснит, кому принадлежит автомобиль. Наш мэр будет, прямо скажем, не в восторге.
В дальнем конце улицы показалась карета «скорой помощи».
— Наш новый приятель заимел собственный транспорт. — Ридрек вновь усмехнулся. Его зубы были красными от крови.
Жизненная энергия прошла сквозь меня как электрический разряд. Мною овладевало возбуждение: