По возвращении из больницы Нора опять попыталась убедить Майкла Скалли остаться у них в коттедже или, по крайней мере, позволить ей или Кормаку остаться с ним на ночь, но он только усмехнулся.
— Разве я не пережил сам по себе последние полторы недели? Не так уж я плох, чтобы не потерпеть еще одну ночь. Идите, — сказал он, — и наслаждайтесь временем, которое у вас осталось вместе. Тут вы меня не переспорите, так что можете сразу сдаться оба и уходить.
— Хорошо, — сказала Нора, — но мы вернемся попрощаться перед тем, как завтра уедем.
— Только еще один вопрос перед тем, как вы уйдете, — сказал Скалли. — Вы не знаете случайно, что стало с Чарли Брейзилом? Ему есть где жить? Мне следовало бы полюбопытствовать раньше, но…
— У вас было полно других забот, Майкл. А Чарли в порядке. Я видела его в Килкормаке вчера, и он сказал мне, что нашел там комнату над одним из магазинов. Наверное, место не идеальное, но у него хоть есть крыша над головой. Скалли кивнул.
— Хорошо. Это очень хорошо.
Нора вернулась в «Кроссез», думая о вопросе Майкла Скалли. Была ли это простая соседская забота, или у него были другие причины интересоваться благополучием Чарли Брейзила?
— Не хочешь прогуляться на холм, пока солнце не зашло? — спросила она Кормака.
— Веди, — сказал Кормак.
Они пошли на холм, шагая близко, но не касаясь друг друга, так же, как при первом приезде Норы. С каждым шагом, который они делали по направлению к заходящему солнцу, она ощущала, как время убывает, ускользает. Плащ ночи покроет землю на несколько коротких часов перед тем, как опять придет дневной свет, а с ним, как пелось в песне, печальное расставанье.
На вершине холма они наткнулись на кучу пепла, оставшуюся от костра. Они обошли его с обеих сторон. Нора увидела две пары глубоких следов, отметины пяток были глубже, чем все остальное.
— Посмотри-ка, — сказала она Кормаку. — Как думаешь, что тут такое?
— Ты никогда не слышала о кострах в Иванов день? — Нора отрицательно покачала головой, и Кормак продолжил: — Это одна из сохранившихся языческих традиций, которые, скорее всего, уже прекратились в большинстве областей. Иногда просто семья, а иногда вся община собирается и устраивает костер, достаточно большой, чтобы гореть всю ночь. Предполагается, что это время подходит для благословения дома, урожая, животных. Люди обходили вокруг костра три раза в направлении движения Солнца, чтобы отвратить болезни, а иногда молодые люди прыгали через пламя.
— Ты думаешь, кто-то перепрыгнул через этот костер?
— Похоже на то. После того как костер потухнет, полагалось провести животных через золу или опалить их спины ореховым прутом. Все уносили от костра горящие палочки, и первый, кто принесет такую в дом, как считается, приносит с собой удачу. Еще из костра уносят раскаленный уголек и обносят его вокруг дома три раза, и сохраняют немного золы, чтобы смешать ее с семенами на следующую весну. Я не знал, что кто-то здесь еще устраивает костры в Иванов день. Я бы очень хотел узнать, кто это был.
«Ты мог бы спросить Брону Скалли», — подумала Нора, но ничего не сказала. Наверное, Брона и Майкл Скалли предпочли бы держать свои семейные дела в тайне, и она не собиралась рассказывать то, что ей доверили по секрету, даже Кормаку.
— Я собиралась спросить, что миссис Фойл сказала о твоем отце. Что-то серьезное? Тебе никогда еще не приходилось ездить туда и разбираться с ними.
— Нет, не в этом дело. У моего отца был небольшой удар, — сказал Кормак, пытаясь преуменьшить серьезность дела, несомненно, ради нее. — Жизни не угрожает, но миссис Фойл не хочет превышать свои полномочия, как она сказала. Мне придется поехать и посмотреть, что происходит. Вероятно, я вернусь в Дублин до того, как тебе придется уехать; я просто не узнаю, как обстоят дела, пока не попаду туда.
— Я могла бы поехать с тобой на пару дней…
— Ах, нет, я не могу просить тебя об этом, пропустить осмотр болотного человека. Это важно.
— Ты тоже мне важен. Кормак взял ее за руку.
— Спасибо. Я ценю твое предложение. Но я знаю, как много значит этот осмотр для твоей работы. У тебя никогда не будет другого такого шанса.
— Почему Донегал так далеко? Почему твой отец не мог быть из Килдейра?
— Мог бы, наверное. Но тогда он не был бы моим отцом, не так ли?
Нора думала о Джозефе Магуайре, неистовом на вид седовласом и могучем человеке, которого она никогда не видела, кроме как на фотографиях.
— Да, ты прав.
Они поднялись на вершину холма, и при неожиданном виде волшебного дерева Броны Скалли, украшенного всем этим лоскутным убранством, у Норы снова перехватило дыхание. Она оперлась спиной о его ствол и посмотрела вверх на изогнутые ветви.
— Что в этом месте такого, что оно мне так нравится? Я просто хотела прийти сюда еще раз, потому что когда я вернусь, это может выглядеть совсем по-другому, и я хочу впитать каждую подробность.
Кормак оперся на низкую ветвь рядом с ней.
— Ты хочешь сказать, что вернешься? — его сомнение резануло ее как ножом.
— Я знаю, что была не очень откровенна с тобой. Надеюсь, ты можешь понять, почему мне надо ехать домой. Это не потому, что я хочу уйти от тебя…
— Я понимаю твою верность. Я понимаю, что значит исполнять обещание. Поэтому даже если тебе придется уехать на некоторое время, это будет не слишком долго. Слишком долго не бывает.
— Я хочу верить этому… Я просто не знаю, следует ли нам давать друг другу какие-либо обещания.
Кормак внимательно посмотрел на Нору, заставив ее ощутить тревогу.
— Может, ты и права, — сказал он. — Может, лучше, если мы просто оставим все как есть. Но ты подожди здесь минуту, хорошо?
Нора растянулась под деревом, а он пошел к зарослям орешника возле ближайшего пня. Вытащив перочинный нож из кармана, Кормак отсек несколько узких зеленых побегов, нарезав их на кусочки около двенадцати дюймов в длину. Затем он вернулся и растянулся на траве рядом с ней.
— Хорошо известно, что орешник — мощный талисман против беды, — сказал он. Нора внимательно наблюдала, как он согнул руками гибкие зеленые ветви и быстро смастерил простое сплетение, подобное тем, что она видела в музеях — узел любви.
— Вот, — сказал Кормак, — держи его при себе.
Нора взяла талисман, зная, что никогда не оставит его, что бы ни случилось. Она всегда будет носить его с собой, этот залог невысказанной надежды. Она притянула Кормака к себе, и они легли в высокой траве, переплетя руки и ноги и глядя вверх, на дикую щедрость волшебного дерева. Нора думала о том, с чем каждому из них предстоит столкнуться в будущем — возможно, им придется заглянуть смерти в лицо, выяснить больше о себе и людях, которых они любят, чем они когда-либо желали знать. Она будет так далеко от этого святилища. Она знала, что это всего лишь иллюзия, что здесь не было настоящей защиты, не было безопасности, но все же здесь эта иллюзия была сильнее, чем в любом другом месте, где ей приходилось бывать.
Словно читая ее мысли, Кормак повернулся к ней и сказал:
— Только вот что: не надо думать, что ты непобедима, раз у тебя теперь есть это. — Он протянул руку и коснулся орешникового узла. — Может, талисман и сильный, но это не значит, что ты можешь выбросить осторожность на ветер. Пожалуйста, береги себя, Нора.
Она не назвала ему настоящую причину, по которой ехала домой. Как объяснить, что она надеялась не дать убийце ее сестры заполучить новую жертву? Но сейчас она поняла, что Кормак знал, почему ей надо было ехать, и что, хотя он боялся за нее, он все равно понимал ее.
Солнце как раз зависло над горизонтом на западе, и его яркий оранжевый диск светился в темной дымке взбитой торфяной пыли. Она опять задумалась о Миде, средней провинции, и ощутила близость Кормака. Если она уйдет сейчас, возможно, они никогда не смогут вернуться в это место. Запомнить ли ей его как святилище, или как место жертвоприношений? Наверное, древние были правы, веря, что все это одно и то же.
Крепко сжимая руку Кормака, Нора села и посмотрела на Лутнаброн, Озеро скорби, думая о древних
