Шеф достал пачку «Лаки-Страйк», чиркнул большой кухонной спичкой о подошву сапога. Держа сигарету пожелтевшими от табака пальцами, затянулся.
— И сегодня все было как обычно?
Бабушка заспешила на кухню и вернулась с большой медной пепельницей. Она поставила ее на пол рядом с ковбойской шляпой.
Барб наматывала бахрому подушки на пальцы.
— Наверно, я пришла домой уже после пяти.
Шеф откинулся в кресле, словно огромная каменная глыба.
— Значит, мама не взяла выходного, хотя папа приехал домой в отпуск? — Пепел падал ему на рубашку.
— Маме надо было работать. — Барб говорила очень серьезно. — Нам нужны были деньги. Как папу призвали, у нас все время не хватало денег, и мама нервничала. Поэтому она и нашла работу у Джессопа. А раньше работала в подарках у Милли. Проводила занятия по искусству в маленькой комнате в подсобке. А когда папу призвали, ушла к Джессопу.
Вокруг шефа клубился голубоватый дымок.
— Мама часто выговаривала папе за нехватку денег?
Барб испуганно уставилась на него.
Шеф нагнулся, стряхнул пепел, не сводя глаз с Барб.
— О чем они говорили за завтраком?
Барб облокотилась на ручку дивана. Даже усталая и измученная, она выглядела почти хорошенькой: рыжие волосы вились, бледная гладкая кожа рук особенно четко выделялась на красной подушке.
— Мама встала поздно, а папа еще спал. Ей надо было торопиться, чтобы не опоздать на работу.
Шеф медленно кивнул.
— Во сколько встал папа?
Гретхен посмотрела на бабушку: она нахмурилась, и глубокие морщины пролегли на ее лице. Нехорошо мужчине так долго оставаться в постели по утрам. Никто так не делает. Конечно, мистер Татум в отпуске. Может, он очень устал после армии.
— Не знаю, — Барб дергала золотистые кисти, — я тоже ушла. Этим летом я работаю в офисе мистера Дарвуда. Я едва не опоздала и не видела маму до ужина.
— А папа что? — голос у шефа звучал так гладко, будто щитомордник скользил по темной летней воде.
Барб сжала руки.
— Он не пришел на ужин. — Она говорила так тихо, что ее было едва слышно.
Кресло заскрипело, когда шеф наклонился вперед.
— С тех пор, как он в отпуске, он обычно ужинает дома?
Барб смотрела в пол.
— Да.
Шеф раздавил окурок.
— Значит, ты не видела маму, пока не вернулась домой с работы. — Он подергал мочку уха. — Кажется, ты сказала, что она каждый день обедала дома?
Барб откинула прядь золотисто-каштановых волос.
— Да. Но сегодня я не приходила домой обедать. Мы пошли в кафе «Виктория» с миссис Холкомб из нашего офиса.
Шеф прищурился.
— Но к ужину ты была дома.
— Да, — она закрыла глаза. Из-под темных ресниц струились слезы.
Он снова наклонился, нахмурился.
— Мисс Барб, расскажите-ка мне все, что происходило у вас дома. Девочка, прости, но мне нужно знать, что твоя мама делала сегодня. Ты говоришь, папа не пришел. Что случилось за ужином?
— Когда я пришла домой, мама была на кухне, — Барб теребила простыню и говорила спотыкаясь. — Мама стучала кастрюлями. Я спросила, в чем дело, а она швырнула тарелку, и та разбилась. Она выбросила осколки и сказала, что ей все равно. Потом посмотрела на свиные отбивные, она их специально заказывала, все наши талоны потратила, чтобы приготовить хороший ужин для папы. Посмотрела и кинула их обратно в морозилку. А потом заплакала. — Барб крепко сжимала красную парчовую подушку.
— И почему она так сердилась? — Шеф продолжал щуриться, глядя на Барб.
Она сжалась в комок на диване, склонив голову.
Шеф уперся ладонями в колени.
— Мисс Барб, если вы мне не скажете, кто-то другой скажет.
Барб прижала пальцы к щекам.
— Наверно, это все из-за «Синего пламени», — она говорила тихо, почти шептала. — Прошлой ночью мама и папа пошли в этот бар. Там кто-то сказал, что мама танцует лучше всех в городе, и все любят танцевать с ней. Папа рассвирепел. Он не знал, что она ходила в бар, пока его не было. Они вернулись домой и ругались. Я проснулась. Папа говорил: нельзя ходить туда одной. А мама, что ничего такого в этом нет. Можно просто развлекаться, это всем нужно. Мама может… могла танцевать лучше всех и очень любила танцевать. И все. Она просто хотела танцевать. Она сказала папе, что грош ему цена, раз он хочет привязать ее к дому и никуда не выпускать, а он ей — что нельзя ходить на танцы без приглашения. Тогда мама спросила, что, ей так и сидеть дома ночь за ночью в тишине, когда не с кем даже поговорить? Она говорила ему, что просто любит танцевать и ничего больше. Потом захлопнула дверь в их комнату. Папа лег спать на диване. Сегодня утром он не вставал, пока мы не ушли. Но мама утром уже успокоилась. — В голосе Барб слышалась напряженность.
— Успокоилась? — Шеф потер переносицу. — И что она сказала?
— Почти ничего. Но она написала папе записку и положила на его место за столом. А мне сказала, что не следовало ей выходить из себя, папа просто не понял, но все наладится, и мы ему приготовим хороший ужин. — Лицо Барб сморщилось. — Но когда я вернулась к ужину, она была в ярости. Не знаю, почему.
— Хм-м, — шеф поглядел на часы с кукушкой, висевшие над каминной доской. Правда, никакого камина не было, только маленький газовый обогреватель, который они зажигали зимой. — Должно быть, она поговорила с папой. — Он ждал, не сводя глаз с Барб.
Девочка сжала простыню.
— Не знаю. — Она избегала его взгляда.
Шеф продолжал смотреть на нее в упор.
— Значит, его не было дома, когда вы вернулись?
— Не было. — Это она сказала уверенно. — Только мама и я.
— Потом вы с мамой поужинали? — Шеф ухватился большими пальцами за подтяжки и слегка их потянул.
Барб не отвечала, только неподвижно смотрела на смятую простыню.
— Мисс Барб? — Темно-зеленые подтяжки на его плечах встопорщились.
Барб на него не смотрела.
— Надо знать маму, чтобы понять, когда она злилась, она очень быстро говорила и все делала. Она забежала в комнату, надела красивое платье, зеленое шелковое, с белыми цветами. Зашла в кухню с пудреницей, хотела скрыть, что она плакала. Громко говорила сама с собой, а потом выбежала за дверь. — Барб измученно вздохнула. — Еще она злилась, что папа взял машину. Она привыкла одна ею пользоваться, пока его не было. Но он ее взял.
— Значит, машины у мамы не было. И куда она могла пойти? — Шеф отпустил подтяжки.
Слезы хлынули из глаз Барб.
— Она надела вечерние туфли. Я волновалась, потому что до «Синего пламени» далеко. Почти миля, но думаю, она пошла пешком.
— Или ее кто-то подвез. Разберемся. — Шеф скрестил руки на груди. — А вы что?
— Я прибралась на кухне, потом пошла к Амелии. Амелии Брейди, моей подруге. Не хотела оставаться дома одна. — Она посмотрела на руки. — Я весь лак с ногтей отколупала. В общем, пошла к Амелии, мы