обменялись косыми взглядами.
Старик распахнул тяжелую дверь и включил свет. На бетонном полу у стены стояло несколько больших металлических жаровен. Еще было несколько различных наковален, а на стене висело множество инструментов с длинными рукоятями: почерневшие от огня щипцы, клещи и молоты с бойками, отшлифованными до блеска за многие годы использования. У одной из стен расположился верстак, уставленный восковыми фигурами разной степени завершенности.
— Мы используем только древнюю технологию, — сказал старик. — Даже с бронзовыми отливками. Из каждой восковой фигуры делается одна форма, из каждой формы — одна статуя. Очень медленный процесс, очень дорогой. Кроме нас, так больше никто не работает.
— А маски? — спросила Дебора. — Вы умеете их делать?
— Конечно.
— Вы делали их раньше?
— Одну или две. Много лет назад. Вот такие маленькие.
Он сложил руки, показав около шести дюймов в поперечнике.
— А можете сделать их больше? — спросила Дебора. — В натуральную величину.
— Разумеется. — Он снова пожал плечами, напомнив Деборе директора музея в Афинах. — Но золото дорогое. Очень трудно найти в Греции в наши дни. В прежние времена, в дни Агамемнона, в золоте было много примесей. Олово. Цинк.
— И вы можете сделать такие, из той же смеси?
Старик нахмурился:
— Почти. Оригинальные маски разные. Каждая из них сделана из металла из разных мест, поэтому нет одного-единственного правильного... м-м... состава. Какую вы хотите скопировать, Агамемнона?
— Нет, — ответила Дебора. — Мне нужна маска, похожая на них, но другая. Вы могли бы сделать такую?
Он кивнул и поднял палец, словно прося подождать. Потом вышел из комнаты. Его не было несколько минут. Оставшись одни, женщины просто улыбались друг другу и смотрели по сторонам, разглядывая незаконченные работы. Когда старик вернулся, в руках у него были две черно-белые фотографии — наверное, из гостиной.
— Смотрите, — сказал он, показывая первую фотографию.
Сердце Деборы екнуло и остановилось. Человек, склонившийся над наковальней, держал большую погребальную маску. Не похожую на выставленные в Национальном археологическом музее. Эту маску она видела на компьютере Ричарда.
— Мой дед, — гордо сказал кузнец. — Вот.
И подал Деборе другую фотографию. На ней в камеру улыбались двое мужчин. Один мускулистый, с густыми усами и веселым лицом, другой с усами потоньше и в профессорских очках без оправы. На обоих были надеты старомодные темные костюмы с необычно маленькими воротничками.
— Снова мой дед, — сказал старик.
— А кто с ним? — спросила Тони.
— А это... — Кузнец постучал по стеклу фотографии, как стучит палочкой дирижер, обращаясь к скрипкам, — Генрих Шлиман.
Глава 46
Дебора поняла это сразу, как увидела фотографию. Она узнала обычную позу Шлимана — то ли скучный ученый, то ли напыщенный шоумен, — и сердце ее упало. Они с Тони заплатили за две вещи хозяевам и за еще несколько из торгового зала, даже не посмотрев заранее, что покупают, лишь бы как-то сгладить свой побег. Дебора почти утратила способность соображать. Ощущение было такое, словно новость о несчастном случае в семье прервана телевизионной рекламой. Надо было срочно выбраться из кузницы, из деревни, из страны. Здесь расследование закончилось.
Фотографии могли значить только одно. Маска и все остальное, за что умер Ричард, — подделки, созданные талантливым греческим ремесленником в конце девятнадцатого века. Тот факт, что Ричард и Маркус — а возможно, и деятели греческого и русского правительств — тоже обманулись, никоим образом не утешал. Все, что она делала, исследуя и раскапывая, рискуя жизнью, рискуя свободой и репутацией в Штатах, — все основывалось на лжи.
Не важно, как маска и другие предметы попали в Америку. Не важно, было ли тело. Не важно, разыскивают ли его пятьдесят лет Советы. Не важно, у кого все это теперь. Все это — мусор, стоящий не больше чем любой сувенир для туристов. Вот за что убили отца Тони, вот за что убили Ричарда. Горькая, несмешная шутка — шутка наихудшего вкуса, которая становилась все гаже с каждым новым появившимся из-за нее трупом. Когда Дебора наконец вышла на выжженную солнцем деревенскую улицу, ее внезапно затошнило.
Тони не надо было спрашивать, что Дебора чувствует или думает. Горькое осознание настигло ее чуть позже, но по слезам унижения, которые она стерла из уголков глаз, было ясно, что чернокожая женщина тоже прекрасно поняла смысл предъявленных фотографий. Мелкое жульничество с участием Шлимана, чтобы собрать деньги для афинского особняка? Впрочем, не важно. Отец Тони умер напрасно. Уж лучше его убили бы из расовой ненависти, подумала Дебора. По крайней мере тогда гнев Тони был бы праведным и возмущение оправданным. А так ее отец оказывался невольной жертвой какого-то глупого случая. Да, все это — не более чем неудачная шутка.
Они оставили продавщице адреса, по которым надлежало отправить покупки, и равнодушно расплатились. В любом случае европейские деньги им теперь не нужны. Они едут домой.
По пути к красному «рено» Дебора пыталась сообразить, что же она купила, и не могла ничего вспомнить.
— Подбросить в Афины? — предложила Тони.
— Мне надо вернуться в гостиницу в Коринфе, — ответила Дебора. — Собрать вещи. Проверить, не звонили ли Маркус или Кельвин. Поеду завтра утром.
Тони кивнула. Достала из сумочки ключи от машины, а потом, словно поддавшись порыву, пожала Деборе руку. Их взгляды снова встретились. Женщины кивнули и улыбнулись друг другу, молча сдерживая невыплаканные слезы.
Тони села в машину и уехала. Дебора не помахала вслед.
Она пошла к автобусной остановке. Раздался гудок автомобиля, и Дебора отскочила к стене дома, чтобы убраться с дороги. Машина снова засигналила. Дебора раздраженно обернулась и увидела, что это такси. Водитель считал, что ей нужна машина.
А что еще здесь делать неотесанной американке?
— Хотите посмотреть старый город?
Не хочет, с нее хватит, — но вдруг появилось ощущение, что теперь она готова проститься с Ричардом. Его, наверное, уже похоронили. Она попрощается с ним в крепости, которая так его околдовала, пусть он и заблуждался.
Дебора открыла заднюю дверцу и, не говоря ни слова, села.
Все, что произошло за последние несколько дней, стерлось сделанным в деревне открытием, казалось далеким и малозначительным. Последнее, завершающее действие, и она может ехать домой.
У нее сохранился купленный утром билет, поэтому она прошла бесплатно. Микены не изменились, только теперь город казался поблекшим, менее величественным — как театр для того, кто побывал в пыльной будничности кулис. Дебора прошла тем же путем через те же Львиные ворота, увидела тот же круг шахтных гробниц, где все началось, и поднялась на Акрополь. Было уже поздно, почти все туристы разъехались по гостиницам или скорее всего разбрелись по ресторанам и сувенирным лавкам.
На самой высокой точке крепости Дебора обернулась и посмотрела вниз, на стены с их циклопической
