монеты другим торговцам и в целом выходили в ноль. Мы обзванивали торговцев и совершали сделки по телефону. Три раза в неделю служба срочной почтовой доставки США привозила нам ценные бандероли. Мы не жульничали, хотя не имели аккредитации Американской нумизматической ассоциации. Будь мы американской компанией, такая аккредитация была бы необходима, но, как неоднократно объяснял Джин, мы не были американской компанией, потому как наша компания называлась Общество нумизматов Уайтхолла и мы были зарегистрированы в Лондоне, и это все объясняло.
Мы покупали и продавали лишь небольшие партии монет, так что на прибыль пока и рассчитывать не приходилось. Тем не менее я склонен был верить Джину, который уверял, что мы на пороге обогащения. Я не понимал, каким образом мы вдруг обогатимся. Ладно, упремся – разберемся! Как-никак Джин в этом деле дока, ему виднее, пришел я к выводу.
Я включил радио и прибавил газу. Не терпелось поскорее увидеть Шерри-Ли.
– Выключи радио, командир! Всякое буесловие и музыкальная дребедень – это для одноклеточных. Понял?
Мы вернулись в «Привал» в начале пятого утра. Машина Шерри-Ли стояла рядом с ее трейлером, но света в окнах не было.
– Завтра у тебя выходной, – объявил Джин. – Только без глупостей!
На следующее утро шестое чувство разбудило меня в начале девятого. Я поднял жалюзи и выглянул в окно. Шерри-Ли в обрезанных джинсах и белой мужской рубашке, завязанной узлом на талии, стояла возле «мазды» и разговаривала с одной из своих соседок, матерью-одиночкой четверых детей.
Шерри-Ли, похоже, куда-то собиралась, поэтому я поспешно натянул джинсы, футболку и босиком выскочил на улицу.
– Доброе утро! – сказала соседка.
– Привет, Мартин! – улыбнулась Шерри-Ли.
– Скажите, вам не попадался на глаза мой старший, Соломон? – спросила соседка.
Я покачал головой.
– Вот ведь сорванец! – вздохнула соседка. – Собирался на болото поохотиться на опоссума и пропал.
– Когда вы видели его последний раз? – спросил я.
– В четверг, около семи утра.
– Зачем вы его отпустили на болото? С аллигаторами шутки плохи… – Я пожал плечами.
– С моим Соломоном никакого сладу! Может, Бесноватый Джек напугал его и он спрятался? Не знаю, что и думать!
– Кто это, Бесноватый Джек?
– Один чернокожий псих, наш сосед!
– Он не псих, – возразила Шерри-Ли. – Он всего лишь приверженец религии вуду. Когда он отбывал срок в тюрьме за какую-то мелкую кражу, его навестил хунган – глава общины вуду и в качестве своей меры наказания превратил его в зомби, и теперь он вроде бы как одержимый, то есть лишенный воли и постоянно ощущающий присутствие невидимого мира духов и души предков. У него потерянный взгляд, он никому не имеет права сказать, что он зомби, он сторонится людей и свои ритуальные действа исполняет в одиночестве. Мне говорили, будто зомби верят в то, что с помощью самоубийства они способны воссоединиться со своими предками, оставив злым силам на грешной земле лишь свое тело. Каждый утешает себя как умеет…
– Чем такая жизнь, как у него, уж лучше никакой, – заметила соседка. – Ну ладно, я пошла…
– Можно подумать, что у нее жизнь лучше! – сказала Шерри-Ли, глядя ей вслед.
– Ты куда-то собралась?
– В церковь.
– В таком виде? – Я окинул Шерри-Ли взглядом с головы до ног.
– Да ты что?! – улыбнулась она. – Когда приеду, переоденусь в платье.
– А мне можно с тобой?
– В мою церковь? – Она нахмурилась.
– Ну да! А что, нельзя?
– Можно, но тебе, думаю, там не понравится. Да и на дорогу уйдет пара часов.
Пара часов наедине с Шерри-Ли! Об этом я и мечтать не мог…
– Веротерпимость – мое кредо! – улыбнулся я. – И должен признаться, давненько я не молился Господу в храме Божьем.
Шерри-Ли задумалась. Похоже, ей требовались более весомые аргументы.
– Как там говорится в Евангелии от Марка, глава шестнадцатая, начиная со стиха девятого?
Я не знал, о чем именно говорится в шестнадцатой главе, но, как оказалось, моя реплика сразила ее наповал. Темные глаза у Шерри-Ли стали круглыми, а хорошенький ротик приоткрылся.
– Иди переоденься, – прошептала она.
Через десять минут мы отправились в путь. Мой костюм, штиблеты и чистая рубашка лежали на заднем сиденье рядом с ее платьем. Я не мог не обратить внимание на символичность происходящего и усилил эффект, оставив дома свою сумочку. Шерри-Ли, похоже, все еще находилась под впечатлением моих познаний Нового Завета – на все мои вопросы она отвечала односложно. И только когда мы повернули на Восьмидесятое шоссе за рекой Калузахатчи, она выдала прикольную фишку:
– Ты – тот, кто ты есть на самом деле, потому как считаешь, что лучше быть таким, как есть, чем казаться.
– Ты всегда права, – ответил я, включая радио. – Ты какую музыку любишь?
– Пастор Захария считает любую музыку искушением от Лукавого.
– Ему видней, – сказал я и выключил радио.
– Кончай! – фыркнула Шерри-Ли, включая радио. – Ты не пастор, и мы не в церкви. У тебя травка есть?
Я сварганил нам по самокрутке с марихуаной, опустил окошко, и спустя пару минут мне стало казаться, будто мы катим в машине с откидывающимся верхом. Волосы у Шерри-Ли плескались на ветру, словно поле спелой пшеницы, загорелая кожа у нее отливала золотом, а я, откинувшись на спинку сиденья, не отводил от нее взгляда. Джими Хендрикс исполнял на гитаре «Вуду-чили», и я подпевал ему. Шерри-Ли поглядывала на меня и улыбалась. На ней были солнцезащитные очки. Мне казалось, она видит меня насквозь.
У города Ла-Белль мы повернули на север по Двадцать девятому шоссе, а в Палмдейле вывернули на федеральную Двадцать седьмую трассу. Шерри-Ли подпевала группе «Бэд компани».
Мелькнул указатель с надписью «Венера», и я задержал дыхание. Это же знак судьбы! Венера – богиня любви и красоты…
– Давай налево! Налево в темпе! – крикнул я.
Мы остановились в тени раскидистого каштана, и я купил нам по банке газировки «Доктор Пеппер» в придорожной закусочной.
Шерри-Ли сняла очки и смотрела, как я скручиваю нам еще по косяку.
– Каждый хочет казаться лучше, чем он есть на самом деле! – произнесла она задумчиво. Согласен?
– Согласен, – ответил я, глядя ей прямо в глаза, – но хочу заметить, что первое впечатление о человеке самое верное, так как он еще не знает, что скрывать от другого. Согласна?
Вместо ответа, она поцеловала меня прямо в губы. Я закрыл глаза, а сердце у меня готово было выскочить из груди. Дыхание рвалось, стучало в висках. Шерри-Ли обвила руками мою шею, прижалась ко мне. А я перевел дыхание, зарылся лицом в ее волосы и, прижимая ее к себе как можно крепче, целовал ее и шептал ласковые слова.
– Нам надо ехать, – сказала Шерри-Ли, отстранившись. – Опоздаем в церковь.
Мы сели в «мазду» и покатили дальше.
– Я еще никогда не целовалась с англичанином! – сказала Шерри-Ли погодя.
– Я тоже, – отозвался я, и она рассмеялась.
