Все начиналось как милый, хотя и безалкогольный, пикник на свежем воздухе.
В основном мы подкреплялись рисом и лимонадом.
Но затем мы углубились в ожесточенную дискуссию по богословским вопросам.
Потом Шерри-Ли стала играть со своей племянницей, малышкой в синих штанах на лямках, а женщины снова возблагодарили Господа за щедрость Его.
А в это время мужчины усердно расчесывали старую зарубцевавшуюся рану, нанесенную Церкви Небесных Знамений Иисуса Христа.
Кто-то когда-то – янки, евреи или мусульмане – предпринял попытку доказать, что шестнадцатая глава Евангелия от Марка на самом деле заканчивалась на восьмом стихе. Стихи же с девятого по двадцатый, на которых были основаны мои отношения с Шерри-Ли и всей сектой «змеедержателей», – позднейшая средневековая вставка. В заговор, как считалось, были вовлечены все, начиная с Флоридского отделения охраны окружающей среды и заканчивая актером театра и кино Джоном Траволтой и Ага-ханом, имамом мусульманской секты исламистов, крупным индийским земельным собственником. Понимая, что от меня в таком споре, который уже стал ритуалом, проку мало, я незаметно вышел из-за стола и отправился искать Шерри-Ли.
Я нашел ее на крыльце. На коленях у нее сидела голубоглазая племянница. Шерри-Ли беседовала с сыном пастора.
– Мартин, ты знаком с Восьмеркой? – спросила она, прикрывая глаза рукой от солнца.
– Мы уже познакомились, – кивнул Восьмерка, державший в руке гантель. – Ты англичанин, что ли?
– Да, а что? – прищурился я.
– Англичане – они типа янки, да? – спросил он, поигрывая мускулами.
– Почему тебя зовут Восьмеркой? – ответил я вопросом на вопрос.
Он выронил гантель, вскинул руки и ухмыльнулся.
– А чего ты у меня спрашиваешь? Кто зовет меня Восьмеркой, у того и спроси.
На правой руке у него недоставало мизинца и безымянного пальца. Лихой парень, похоже, не из робкого десятка!
– Славная девчушка! – сказал я, оборачиваясь к Шерри-Ли.
– Озорница! – улыбнулась Шерри-Ли. – Вот пытаюсь кое-что у нее разузнать.
Шерри-Ли подбросила малышку на колене, та взвизгнула от восторга, вырвалась и убежала.
– Учти, спущу на тебя собак! – крикнула ей вслед Шерри-Ли.
– Я ее поймаю и допрошу! Я большой специалист по части выведывания тайн.
Шерри-Ли поспешила направо, я – налево, и девчушка, прятавшаяся за деревом авокадо, оказалась у нас в руках.
– Я буду ее держать, а ты задавай ей вопросы, – сказала Шерри-Ли, обнимая смеющуюся малышку.
– У испанской инквизиции длинные руки! – Я погрозил девчушке пальцем. – Как тебя зовут?
– Энджи, – взвизгнула она.
– Сколько тебе лет?
– Четыре с половиной года.
– Какой твой любимый цвет?
– Не знаю. – Она пожала плечами. – А у тебя какой любимый цвет, Шерри-Ли?
– Голубой, как небо, как море и как твои глазки, дорогая.
Энджи кивнула и сказала:
– Мой любимый цвет – голубой. А тебя как зовут?
– Меня зовут Томас Торквемада, но вопросы здесь задаю я.
Я собирался продолжить нашу игру, когда появились две важные дамы.
– Энджи! – воскликнула одна из них. – Подойди-ка ко мне.
– Ну что еще? – надула губки Энджи.
– Разве тебе не говорили, что ребенку не место на скотном дворе? О чем ты только думаешь, дитя?
Шерри-Ли вскинула брови и поспешила к дамам. Что именно она им говорила, я не слышал, но было ясно, что Шерри-Ли получила нагоняй.
Становилось все жарче. Девочку увели.
– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался я у Шерри-Ли. – В вашей общине запрещается беседовать с детьми?
– В нашей общине детям запрещается находиться на скотном дворе, вот и все. Между прочим, у Восьмерки есть арбузная настойка. Хочешь попробовать?
– Хочу, – кивнул я. – А что это такое?
– Южный деликатес, – сказал Восьмерка. – Потопали в мои погреба! – усмехнулся он, направляясь вдоль забора во дворик с сараями по периметру.
– Голубчик, расскажи Мартину, как ты ее делаешь, – попросила Шерри-Ли.
«Голубчик», видите ли… Я насторожился.
– Выбираешь самый большой арбуз, вырезаешь сверху клин, наливаешь внутрь водку, вставляешь клин на место и убираешь арбуз в холодильник. Ничего сложного! – Восьмерка достал из-под куста большую сумку-холодильник. – Ну что, отведаем арбузной настойки?
Восьмерка явно был раздосадован: женщина, которую он желал, как оказалось, встречалась с другим. Я ему сочувствовал, потому как встречался с той самой женщиной, которую он желал.
Шерри-Ли, похоже, не догадывалась о нашем незавидном положении – она держалась в равной степени мило с нами обоими. Мы расположились в высокой траве у подножия пологого холма, откуда открывался приятный глазу вид на пастбища со стадами коров и поросшие кустарником берега реки Киссимми.
Шерри-Ли лежала на животе и жевала травинку.
– Мы с Восьмеркой почти родственники. Правда, Восьмерка? – Не дождавшись ответа, она продолжала: – Мой отец, пастор Льюис, тоже был проповедником. Когда мама от нас с папой сбежала, папа привез меня сюда. Он хотел, чтобы я росла на природе. – Шерри-Ли приподнялась и посмотрела мне прямо в глаза. – Кроме того, он еще мог брать меня с собой, когда разъезжал с проповедями, потому что мне было тогда всего шесть лет.
Над нами вились пчелы и мухи, когда мы по очереди прикладывались к арбузу и передавали его друг другу. Жидкое содержимое арбуза уменьшалось с каждым глотком, а досада Восьмерки, наоборот, все увеличивалась. Наконец его прорвало.
– Это твой новый хахаль? – заплетающимся языком спросил Восьмерка, махнув здоровенной ручищей в мою сторону.
– Нет, дорогой, – улыбнулась Шерри-Ли, – Мартин всего лишь мой друг и сосед.
– Он что, твой клиент?
– Повторяю, он мой друг, а если ты будешь продолжать в том же духе, я уйду.
Крошечной частью разума, не замутненного алкоголем, я понимал, что она, называя меня другом, пытается сохранить мир, а сердце подстрекало к немедленным действиям. Я встал, окинул взглядом склон холма и снова сел. Восьмерка, пошатываясь, поднялся на ноги и швырнул арбуз вниз, в стадо коров.
– Везет коровам, – усмехнулся он. – Жаль, что я не корова. Может, выпьем бражки?
Я повернулся к Шерри-Ли.
– Что Восьмерка имел в виду, упомянув про какого-то клиента? – спросил я, прищурившись.
Шерри-Ли вскочила, одернула платье и, глядя на меня в упор, отчеканила:
– Он абсолютно ничего не имел в виду. Он пьян, вот и все! И ты тоже, между прочим.
В полном молчании мы вернулись к коровнику.
– Слушай, Восьмерка, нам пора ехать, – заявила Шерри-Ли. – Путь долгий, завтра понедельник…
– А мне без разницы! – прервал ее Восьмерка.
Радуясь, что мы уезжаем до начала «боевых действий», я надумал прислониться к стене коровника,
