фокстерьеры.
Воздух нервозно дрожит от рева моторов. Позиции русских сровнены с землей. Под гусеницами погибли сотни солдат противника. За стальными громадинами висит туча ядовитого дыма.
Танк резко останавливается. Из надульника вырывается сноп пламени. Звуки выстрела и разрыва раздаются почти одновременно.
В местах попадания фосфорных снарядов вспыхивает пламя. Мы стреляем поочередно зажигательными и фугасными с жутким результатом. Несемся вперед, вдавливая в грязь мертвых и раненых!
Русский капитан пытается спастись, ухватясь за наш буксировочный трос. Колючая сталь троса сдирает мясо с его ладоней. Он падает позади нас и гибнет под гусеницами другого танка.
Сосредоточенный огонь русских противотанковых батарей останавливает наше продвижение.
— Обратно к дороге! — приказывает Старик. — Прикрываемся огнеметами и передним пулеметом.
Он осторожно выглядывает через край люка и мягко толкает Порту носком сапога; это сигнал двигаться вперед на полной скорости. T-IV с ревом выезжает на дорогу.
Я замечаю частично скрытый за купой деревьев Т-34. Башня поворачивается, но длинный ствол пушки ударяется о толстый ствол ели и останавливается. Башенный стрелок нервничает. Пытается свалить дерево стволом.
Я быстро поворачиваю нашу башню. Цифры и черточки пляшут в линзах прицела. Т-34 нужно только чуть отъехать назад, чтобы получить возможность произвести выстрел, и если это произойдет, нам конец. Он уничтожит нас задолго до того, как мы сможем причинить ему вред своим более слабым вооружением. Наше спасение только в большей скорости. Русские совершили непростительную ошибку, укомплектовав Т- 34 экипажем всего из четырех человек, из-за чего командиру танка приходится быть и башенным стрелком. Там очень нужен пятый человек — наблюдатель и наводчик. Теряется бесценное время, когда башенный стрелок наводит орудие на цель и при этом еще должен давать указания водителю.
— В двухстах метрах Т-34! Бронебойным! — приказывает Старик.
— Пушка заряжена, — монотонно выкрикивает Малыш.
Желто-белая вспышка; черный дым расплывается громадным грибом. От взрыва Т-34 разваливается. Раскаленные обломки катятся через дорогу. О наш танк ударяется человеческое тело и лопается, как спелый арбуз. Прямо за разбитым Т-34 взрывается фосфорный снаряд. Мы оглядываем местность, ища спрятавшихся пехотинцев бронетанковых войск, а потом едем прямо по обломкам. Группа раненых протягивает к нам руки, словно пытаясь остановить танк голыми руками.
Мы въезжаем на дорогу по откосу. Снаряд из противотанкового орудия со свистом пролетает прямо над башней. Из-под левой гусеницы взлетают в воздух земля и трава. Танк раскачивается, будто пьяный, пытающийся сохранить равновесие. Порта, грязно ругаясь, дергает рычаги и яростно газует.
Гусеницы лязгают по дорожному покрытию. Из длинноствольного 75-миллиметрового орудия вылетают снаряд за снарядом. Пехотный взвод русских уничтожен.
Раненые пытаются отползти, пока их не раздавило. Поле боя освещено мертвенным светом танковых прожекторов.
— Пушка заряжена, — механически бормочет Малыш. Потом вскрикивает от боли. Он забыл, что не надел шлема, и ударился лбом о край люка.
— Черт! — вопит он, размазывая кровь по лицу. — Проклятье! До чего ж больно!
— Кончай стонать! — усмехается Порта. — Такой толстый череп, как у тебя, боль не пронижет. Там нет ничего живого, кроме дятла, думающего, что нашел дерево с дуплом.
— Дятел взлетел туда прямо из его задницы, а он даже не почувствовал, — смеется Хайде.
Малыш мечет в него боевой нож, Хайде едва успевает пригнуться.
— Ты мог бы убить меня, охламон! — кричит в гневе Хайде.
— Не беспокойся, — усмехается Малыш, снова одержавший над ним верх.
— Расстояние пятьсот метров! — командует Старик. — Заряжай фугасным! Огонь!
Казенник поглощает снаряд, будто разинувшее пасть животное.
— Пушка заряжена! — отрывисто докладывает Малыш и швыряет Хайде пинком на радиостанцию.
— Ты это нарочно! — кричит Хайде.
— Это не я, это моя нога, — усмехается Малыш. — Все члены моего тела живут сами по себе, в свободе и братстве.
И начинает петь подчеркнуто надтреснутым басом:
— Господи, что сказал бы фюрер на эту предательскую мерзость, — кричит потрясенный Хайде.
Танки катят вперед длинным ревущим строем. Раздавлено противотанковое орудие противника. Ствол взлетает в воздух, колесо ударяется о башню другого танка. Орудийный расчет остается лежать кровавым месивом. Другое орудие стреляет зажигательным снарядом в один из T-IV. Обслуживают орудие двое, наводчик и командир. Остальные члены расчета лежат рядом мертвыми. Орудие совершенно новое, и ефрейтор Петр Васильев очень гордится им. Его ополченская часть была сформирована всего восемь дней назад и уже уничтожена.
— Браво, Леша! — восторженно кричит Петр. — Мы подбили уже четвертый фашистский танк!
В казенник входит очередной снаряд. Позади них лежат высокой кучей боеприпасы. Груда стреляных гильз — еще выше.
— Дай им в зубы, немецким свиньям! — кричит Петр и запускает зеленой каской в сторону подбитого танка. Он готов выполнить приказ комиссара: «Держаться твердо! Не отступать ни на шаг!»
Оба русских артиллериста в грязи с головы до ног. Похожи на вылезших из болота чертей. Они делают еще два попадания. Возле них падает оторванная голова немецкого пехотинца, все еще в каске. Они громко хохочут, видя в этом хорошее предзнаменование. Кладут голову на орудийный щит.
— Зададим фрицам жару! — фанатично кричит Петр.
Оба солдата действуют с механической точностью. Тела их сгибаются, распрямляются, автоматически выполняя свою кровавую работу. Мысль о бегстве им в голову не приходит. За это ждет расстрел на месте. В их ушах до сих пор звучат слова комиссара: «Товарищи, бейте фашистских захватчиков! Уничтожайте, как паразитов! Умрите, но не пропустите их. Долг каждого советского солдата — прихватить с собой на тот свет сотню фашистских свиней. Если не достигнете этой цели, вы предатели, и ваши семьи будут наказаны! Да здравствует Сталин! Да здравствует Красная армия!»
— Прямо перед нами противотанковое орудие противника! — звучит спокойный голос Старика.
— Понял! — сообщаю я.
В прицеле пляшут точки. Мигает зеленая лампочка.
Жужжание башни прекращается. Противотанковое орудие отчетливо видно в прицельное приспособление. Жерло пушки злобно изрыгает пламя в сторону русских. Яркая вспышка, грохот—и командир орудия летит прочь от нас; пушка катится кубарем, пока не превращается в груду металлолома. Когда мы проезжаем местоположение орудия, наводчик застревает в гусенице и волочится за нами. Рука его отлетает в одну сторону, нога — в другую.
Инцидент окончен. Забыт!
Перед нами появляется группа пехотинцев. Один в отчаянии запускает в танк пулеметом. И гибнет под гусеницами вместе с товарищами.
— Хоть бы кровь не была такой липкой, — ворчит Порта. — Ее никак не отчистишь. Если бы Бог думал
