наступил, оторвала ему ноги. Помочь ему ничем нельзя. Кровь пульсирует толстыми струями из вен и артерий. Я пробегаю мимо, не глядя на беднягу. Вслед мне несутся его крики. Тяжелораненым лучше всего умирать быстро! Правда, зачастую на это уходит мучительно долгое время.
Наконец мы достигаем своих траншей. Огонь начинается с обеих сторон.
— Прекратите стрелять! Прекратите стрелять! — отчаянно кричит Старик. — Мы бранденбуржцы!
Мальчишка-лейтенант с гитлерюгендовскими глазами осторожно высовывает голову из угла траншеи и требует назвать пароль.
— Пошел знаешь куда? — непочтительно отвечает Порта и тут же ложится. С испугу сидящие в траншее могут открыть огонь. Нет ничего более опасного и непредсказуемого, чем перепуганные солдаты во главе с неопытным офицером.
— Вы немцы? — доносится крик из того угла, где прячется лейтенант.
— Иди сюда, паршивый ублюдок! — кричит Малыш. — Я докажу тебе это, а потом удавлю!
В воздух, вертясь, взлетает граната и взрывается перед Василием, подбросив его на несколько метров. Он падает с глухим ударом, и под ним растекается лужа крови, от нее идет пар.
— Мы натыкай на дурный немса, — стонет китаец. — Отомсти за меня! Василий уходи к великий Кун- цзы. Жаль, он не узнай, как кончай война, не жуй курочка с двоюродный брат в Гонконг. — Тело его выгибается, как натянутый лук. Он силится встать на ноги. Слегка приподнимается и сжимает руку Старика. — Да ссвиданья, фельдфебель!
Он мертв!
Нас охватывает неудержимая ярость. Паля из автоматов, мы врываемся в траншею с лейтенантом и его людьми. За несколько секунд отбираем у них оружие. Побледневший лейтенантик прижимается к стене траншеи.
Легионер буквально срезает с него обмундирование своим мавританским ножом.
— Не убивайте его! — предостерегающе кричит Старик. — Он всего лишь мальчишка!
— Эта мелкая сволочь убила Василия! — яростно орет Порта.
Прежде, чем Старик успевает помешать, он выбрасывает лейтенантика из траншеи.
Какой-то фельдфебель бросается на Порту и моментально оказывается с перерезанным горлом.
Мы стоим на краю траншеи, держа наготове гранаты и автоматы.
— Ложись! Руки на затылок! — кричит Старик. — Иначе вы покойники!
Все в траншее ложатся.
— И с такими вояками мы собираемся выиграть войну, — говорит Старик, в отчаянии покачивая головой. — Кто сказал, что немцы замечательные солдаты? Храни нас Бог!
Вскоре появляется оберст Хинка с группой офицеров. Поздравляет нас с возвращением, едва не обнимает Порту и молча выслушивает наш доклад.
По кругу идут сигареты и водка.
— Вы до смерти перепугали личный состав траншеи, — смеется Хинка. — Почему не следовал моим приказам? — сурово обращается он к лейтенантику, держащемуся на расстоянии. — Ты знал, что мы ожидаем возвращения диверсионной группы!
— Они были в русской форме и не могли назвать пароля, — оправдывается покрасневший лейтенантик.
— Ты ожидал, что они вернутся в парадных мундирах, с пропуском в расщепленном конце трости? — кричит Хинка.
— Я думал…
— Придется объяснять, что ты думал, — отвечает Хинка, резко поворачиваясь.
— Ублюдок! — шипит Порта и плюет под ноги лейтенантика. Тот пытается что-то сказать.
— Одно только слово… — рычит Порта, занося приклад автомата. — Одно только слово, и я размозжу тебе башку.
Мы хороним Василия на холмике, с которого видны силуэты московских башен. Один бранденбуржец играет похоронный марш. Автомат и кривой нож мы кладем в могилу. Только женщины уходят к великому Кун-цзы безоружными.
Вечером мы возвращаемся в Двадцать седьмой танковый полк. Главный механик пятой роты Вольф, видя Порту живым, не верит своим глазам.
— Порази меня Бог! — кричит он. — А я поставил по тебе три свечки на полевом алтаре!
Вольф так потрясен, что приглашает нас на жареного кабана. Мы наедаемся до отвала. Весь следующий день мы сидим в сортире и играем в кости. Нам даже приносят туда еду. Подниматься нет смысла. Через нас все пролетает. Должно быть, тот кабан был больным. Может, поэтому Вольф и пригласил нас на ужин.
ГЕНЕРАЛЫ ДАЮТ ДЕРУ
Изменники должны быть ликвидированы, их дети тоже; от них не должно оставаться ничего, ничего совершенно.
