и Ерзовкой, вот здесь. Другими словами, вам нужно как следует посмотреть на сосредоточение сил противника между двумя этими пунктами. Задание ясно?
Он обворожительно улыбнулся нам. Я улыбнулся в ответ и недовольно подумал, почему он выбрал нас для этой задачи. Порта принялся чесать грудь.
— Да, хорошо, что кофе был крепким, — пробормотал он.
Хинка, не обратив на него внимания, снова повернулся к карте.
— Нашу пехоту я уже предупредил. Перейти можете здесь. — Он ткнул пальцем в карту, и мы все с беспокойством уставились туда. — Теперь предлагаю сверить часы. Сейчас ровно час сорок пять. Жду вас обратно через шесть часов, явитесь ко мне никак не позже восьми. — Снова улыбнулся нам. — Если опоздаете больше чем на полчаса, — веселым тоном сказал он, — всех ждет трибунал… Вопросы есть?
— Так точно. — Порта перестал чесать грудь и вытянулся. — Хочу спросить, далеко ли простираются позиции противника? По словам фюрера, они тянутся от Черного моря до Баренцева. Так вот, мне кажется, что никак невозможно дойти до Баренцева моря и вернуться обратно за шесть часов, кроме того…
Хинка поднял руку.
— Не испытывай судьбу, ефрейтор. Ты что, совсем не слушал меня?
— Слушал, но…
— Между пунктом X и Ерзовкой от силы пять километров. Нет речи о том, чтобы идти к Черному морю. Не нужно пустых слов, приятель.
Ночь была темной, безлунной, начал падать снег. Мы решили, что нужно отдохнуть перед дорогой, забрались в густые кусты и пустили по кругу бутылку французского коньяка, которую я недавно стянул.
— Откуда она у тебя? — ревниво спросил Порта.
Я пожал плечами.
— Из генштаба. Ты поразился бы, узнав, что там припрятано у старины Паулюса.
— Ну вот еще, — ответил Порта, не позволявший себе поражаться чему бы то ни было. — Так оно и ведется, верно? Чем выше у тебя должность, тем больше тебе сходит с рук. Думаю, всегда так было… Знаете про ту войну в Китае?
— Какую? — тут же спросил Малыш.
Порта наморщил лоб.
— Не все ли равно? Какая-то гнусная война. Какое-то гнусное восстание. Половине мира пришлось вмешаться и посылать туда войска…
— Боксерское[26], — предположил я.
— Оно самое, — согласился Порта. — Я так и сказал… В общем, бои шли по всей треклятой пустыне, так ведь? И, похоже, удовольствий в той китайской пустыне не густо — понимаете, о чем я? Ни выпивки, ни жратвы, ни девочек — верно? В общем, однажды появляется там этот паскудный важный оберст, жравший все, чего душа пожелает — громадные куски жареного мяса, целые горы, самая лучшая вырезка и все такое… Знаете, что это было? Когда отняли у него и посмотрели, знаете, что он, оказывается, ел?
— Верблюда, — наугад сказал я.
— Верблюда! — Порта презрительно засмеялся. — То была девушка… Китаянка. Похоже, он возил ее повсюду, утолит один голод, почувствует другой… Режет ее и в котел. Удобно!
— Хотел бы видеть тебя в этом положении, — сказал я. — Ты бы с ума сошел, так ведь? Хотел бы одновременно и есть, и трахаться…
Порта с порочным видом усмехнулся. Малыш вырвал у меня бутылку.
— Весь этот треп… Я не доспал. Если не просплю восемь часов, я сам не свой. — Отпил несколько глотков коньяка и утер рукавом рот. — Почему этот болван не мог вызвать добровольцев, а? Стремящихся получить Железный крест всегда полно. Почему выбрал нас? Чем это мы ему насолили?
— Кончай скулить, — сказал Порта. — Это нам оказана честь. Ты должен гордиться…
— Ну, еще бы! — усмехнулся Малыш. — Только у меня сейчас гусиная кожа, и не потому, что мне холодно… Знаете, что у них где-то там есть сибиряки? Хотите, чтобы вас привязали к дереву и использовали вместо мишени, как тех патрульных из Второго танкового?
— Кончай, — отрывисто сказал Порта. — Который час?
Я отогнул рукав и взглянул.
— Четверть второго.
— Ладно, пора. Пошли.
Малыш застонал и предусмотрительно ухватился за пустую бутылку.
— Почему не провести ночь здесь и не выдумать какую-нибудь ерунду, чтобы он остался доволен?
Порта повернулся и зашептал ему на ухо:
— Когда выяснится, что мы соврали, нас повесят, вот почему! А ну, поднимайся со своей задницы и вперед!
Зевая и бормоча, Малыш неуверенно встал на ноги. Мы оставили позади свои позиции и осторожно вышли на ничейную землю. По счастью, ночь была очень темной. Даже громадная фигура Малыша сливалась с фоном, а Порты, шедшего в нескольких шагах впереди, совсем не было видно. И все равно каждый из нас пользовался укрытием, крался за кустами, старался не издавать ни звука.
Когда мы приблизились к позициям русских, я услышал справа какое-то легкое постукивание. И замер, напрягая слух. Стук раздался опять. Будто противогазная коробка билась о винтовку. Порта повернулся и сделал несколько шагов ко мне. Властным взмахом руки велел лечь, я передал приказ Малышу, шедшему метрах в двух за мной. Мы опустились в снег и ждали. Порта присел за кустом и поднял автомат. Малыш схватил меня за руку.
— Что этот болван удумал?
— Бог его знает, — ответил я вполголоса.
— Выстрелит, и нам всем конец…
В нескольких метрах от нас из кустов появились пять темных силуэтов и зашагали по снегу гуськом. Это были русские. Они прошли очень близко от нас, были слышны их шаги и шелест снега. Я затаил дыхание и подумал, не заметят ли они наши следы, но, слава богу, было темно. Русские продолжали путь, и я почувствовал, как лежавший рядом Малыш расслабился.
Когда мы поднялись, Порта испортил воздух. Звук, похожий на винтовочный выстрел, далеко раскатился в ночной тишине, и мы с Малышом тут же снова бросились на землю.
— Ну, черт возьми! — возмутился я. — Из-за тебя нас бросится искать вся Красная Армия!
— Ничего не могу поделать, — с достоинством ответил Порта. — Я так устроен. Всегда был таким. Малейшее волнение отражается на моем кишечнике.
— Постарайся сдерживаться! — резко сказал я, не желая снисходить к его физиологической слабости. — Будто пушка выстрелила!
— Заткни задницу пробкой, — посоветовал Малыш.
— Секретное немецкое оружие, — злобно сказал я. — Человек, стреляющий пробками, как шампанское… Поворачивается задом к противнику и одним вздохом уничтожает целый полк…
— Сам попробуй, — огрызнулся Порта.
Мы продолжали красться к реке. До русских траншей было уже рукой подать, и нам приходилось ползти на четвереньках. Перед нами маячили пулеметы противника, Порта зацепился за колючую проволоку и, пока мы освобождали его, так долго и громко проявлял свою физиологическую слабость, что Малыш струхнул и пригрозил перерезать ему горло. Я, стремясь предотвратить настоящее сражение, до хрипоты шептал им, чтобы они понизили свои пронзительные голоса.
В конце концов мы освободили Порту и почти сразу же наткнулись на батарею противника. Часовой потребовал назвать пароль, мы замерли в испуганном молчании. Наконец Порта за неимением чего-то лучшего выкрикнул непристойное ругательство. Часовой немедленно ответил тем же. Мы постояли, ожидая выстрелов, но их не последовало. То ли у русских были в ходу непечатные пароли, то ли часовой после такого обмена любезностями потерял к нам интерес. Так или иначе, после некоторого колебания мы двинулись в темноту, и он пропустил нас, не задавая больше вопросов.
Через десять минут мы расположились в глубокой, темной снарядной воронке: Малыш прикрывал ладонью фонарик, я держал карту, а Порта облизывал кончик карандашика и старательно помечал все
