башню, затем сильным прыжком на землю.
Из танка вырывались громадные языки пламени. Внезапно он раздулся, будто воздушный шар, взорвался с таким громом, что мы ахнули, и высоко в воздух полетели куски раскаленного докрасна металла.
Когда мы вернулись в расположение части на другом танке, Порта держал нашего Сталина подмышкой. У кота опалило шерсть, но ожога как будто не было. Свою порцию водки он вылакал с явным удовольствием.
Нас отправили в Днепропетровск за новыми танками, и через несколько дней мы снова участвовали в битве; она бушевала с неослабевающей яростью, хотя шла уже десятый день. Все было брошено в бой и уничтожено. В тылу спешно двигались по дорогам бесконечные резервные колонны и, достигая фронта, исчезали. Это походило на подбрасывание дров в костер.
От Сенково, некогда деревни, теперь пожарища, несется на полной скорости Т-34. Молниеносно прицеливаюсь, навожу пушку. Либо они нас, либо мы их — смотря, кто первый попадет в противника. Я целюсь в погон под башней, слабое место у «тридцатьчетверки». Цифры в прицеле пляшут перед глазами. Потом точки в прицельном механизме совпадают, и снаряд с громом вылетает из ствола, за ним тут же другой. Башня русского танка взлетает в воздух, и прежде, чем экипаж успевает выпрыгнуть, раздается взрыв. Ничего не поделаешь.
Возле горящих домов идет яростный, ожесточенный бой. Из одного дома русский пулемет строчит по нашей пехоте. Порта разворачивает танк, мы тараним стену, во все стороны летит туча кирпичей и штукатурки. Испуганные русские жмутся к стене, мы косим их из пулемета, катим через дом и выносимся наружу в облаке известковой пыли. Ничего не поделаешь.
Подальше десяток пехотинцев ищет укрытия. Они прижимаются к грязной земле, потом видят, что мы едем на них, и бросаются к дому. У одного застревает в заборе нога, он не успевает ее высвободить и превращается в кровавое месиво под нашими гусеницами. Ничего не поделаешь.
Мы валим деревья, проламываемся сквозь дома, катим по людям в форме защитного цвета. Раздается сильный удар по башне, и мы не сразу понимаем, что в нее угодил снаряд. Бьющая по нам пушка укрыта за каменным забором.
— Угости их из огнемета, — говорит Старик. — Потом на десерт бризантным снарядом[48].
Я быстро навожу огнемет, из него вырывается в артиллеристов струя пламени, и одновременно среди них разрывается наш осколочно-фугасный снаряд. Три минуты спустя, когда мы катим по этому месту, там только искореженная, неузнаваемая масса, вокруг нее пляшет огонь, и все выгорело до черноты.
Вперед. Вперед. Не останавливаться. Там, где широкие танковые гусеницы вдавливались в землю, не оставалось ничего живого. При виде бойни, разыгравшейся весной 1943 года, становилось ясно, как хорошо подходит усмехающаяся мертвая голова к мундирам танкистов. Временами мы останавливались, чтобы заправиться горючим, пополнить боекомплект и осмотреть моторы. Беда танку, у которого в бою заглохнет мотор. Его изрешетят за три минуты.
Мы вступили в бой с большим соединением Т-34. Эти наводившие ужас русские танки были поразительно мощными, быстрыми, и только с новыми типами танков, «тиграми» и «пантерами», мы осмеливались принимать их вызов. И русская, и наша пехота находились в укрытии во время этого величайшего танкового сражения той войны. Наступила ночь, однако, несмотря на ужасающие потери в живой силе и технике, бой в украинской степи продолжался. Мы урвали несколько часов совершенно необходимого сна, пока группы обслуживания заправляли баки горючим и загружали боеприпасы. Потом нас разбудили, и мы, все еще сонные, поплелись к танку; там нам помогли надеть снаряжение и влезть внутрь. В тусклом свете я видел, как некий фельдфебель подал Порте нашего Сталина; потом мотор громко взревел.
Когда четыре дня спустя наконец наступило затишье, Двадцать седьмой танковый полк был почти полностью уничтожен. Выгоревшие остовы наших танков были разбросаны по степи. Из сорока машин нашей роты уцелело две. Из четырехсот танков всего полка осталось восемнадцать [49]. Большинство экипажей сгорело прямо в танках. Повсюду на расстоянии в три-четыре километра догорали Т-34.
Те, кто избежал героической смерти в огне и попал в госпиталь обгоревший только наполовину, кричали от боли на протяжении не дней, а месяцев, кое-кто — лет.
Ночью подтянули новые танки с экипажами. Исправные танки нашего и других полков было приказано держать в боевой готовности. Мы пытались поспать, пока было время, привалясь головами к перископам и пушкам; на другой тень танковое сражение возобновилось и продолжалось день за днем.
Из резервных батальонов Германии и оккупированных стран шел непрерывный поток свежего пушечного мяса, ребят семнадцати-восемнадцати лет, прошедших полуторамесячную подготовку. Они хорошо маршировали, молодцевато отдавали честь и при этом гибли. Вместе с ними на фронт гнали пожилых мужчин из концлагерей. Гитлер использовал последние людские ресурсы. Госпитали тоже должны были поставлять свою жалкую квоту — бледным, исхудалым, зачастую лихорадящим раненым внезапно объявляли, что они здоровы, и выписывали; а бинты, надо полагать, не спасали от смерти.
В Купянске на реке Оскол Т-34 и мы выстрелили одновременно. Оба снаряда попали в цель; но с русского танка слетела башня, он вспыхнул, а мы отделались пятью вырванными траками гусеницы и двумя поврежденными катками. Это было серьезным невезением: роту должны были вот-вот отвести в тыл, и мы оставались, рассчитывая только на себя, в расположении противника. Мы дотемна прятались в кустах, потом принялись заменять поврежденные траки гусеницы и катки. Работа была неимоверно трудной и нервозной, приходилось наблюдать за бесконечным потоком русских танков, грохотавших по дороге всего в ста метрах от нас.
Когда танк был снова на ходу, стояла уже глубокая ночь. Требовалось дождаться удобной возможности. Мы с Портой в советских шлемах сидели на башне, готовые ответить по-русски, если нас окликнут. Кресты на башне пришлось замазать грязью. В подходящую минуту мы пристроились за тремя Т- 34 и так ехали километр за километром, пока не оказались у разделительной линии; там трое наших попутчиков свернули налево, к деревне, а мы продолжали катить прямо. В казеннике лежал снаряд, готовый к выстрелу в того, кто к нам сунется, Штеге готов был подать еще несколько. Пулеметы и огнемет тоже готовы были заработать в любую секунду. До расположения своего полка мы доехали.
На рассвете снова раздался сигнал тревоги, и наш взвод отправили на поиски нескольких Т-34 и КВ-2, прорвавшихся через наши позиции и наделавших разрушений в тылу. Они шуганули целый батальон, расквартированный на отдых в Изюме, и, по всем сведениям, вели себя, как буйное стадо диких кабанов.
Наши два танка понеслись, будто взявшие след гончие, через рощу, где были отпечатки широких гусениц; оставить их могли только Т-34 или КВ-2. С вершины холма мы увидели их на околице деревни километрах в трех с половиной. Судя по карте, это была деревня Сватово. Видели мы только три Т-34 и решили, что остальные отправились промышлять еще куда-то. Как только эти три скрылись среди домов, мы на полной скорости понеслись вниз по склону следом за ними. Обогнули пруд, окруженный густыми кустами, за которыми надеялись незаметно приблизиться к противнику. Второй наш танк встал в засаде за длинным зданием, видимо, школой, а мы катили вперед, пока не оказались всего в пятидесяти метрах от двух «тридцатьчетверок».
Старик подсел ко мне, дабы убедиться, что я точно прицелился; промах означал бы нашу смерть. Затем громыхнул выстрел. Казенник отошел назад, Штеге снова зарядил пушку. Башня стала быстро поворачиваться, и я поймал в прицел вторую «тридцатьчетверку». Пушка громыхнула снова, с такого близкого расстояния снаряд буквально снес башню. Оба Т-34 горели, и мы на полной скорости вынеслись из-за кустов на помощь нашим товарищам, которым, судя по неистовой пальбе, приходилось туго. Проехав по дороге всего двести метров, увидели один из КВ-2, могучее девяностотонное чудовище с пятью пулеметами, огнеметом и стопятидесятимиллиметровой пушкой, торчащей из громадной башни. Он стоял поперек дороги и палил из пулеметов по деревне. Вел он и орудийный огонь, от которого у нас звенело в ушах, огромные снаряды издавали ураганный свист.
Штеге зарядил пушку бронебойным снарядом, который только и мог пробить корпус КВ-2. При
