Лейтенант Поспелов принимает решение спасаться.
— Быстрее! — рычит он, пиная в спину ефрейтора Барица.
Ефрейтор со злобной руганью жмет на акселератор, не подозревая, что едет прямо к тому, от чего хочет удрать.
Мы с Портой лежим в снегу, сжимая связки гранат, и ждем нужного момента, чтобы атаковать стальное чудовище, которое приближается, вздымая гусеницами снег.
Открывается один из башенных люков, появляется голова в кожаном шлеме.
— Дави их, проклятых собак! — разносится крик лейтенанта над снежной пустыней. Это крик испуганного человека.
— Ну, ладно же, иван вонючкович, — дьявольски усмехается Порта, приближаясь к Т-34, который вновь остановился для стрельбы.
Поразительно, как может лейтенант не замечать его!
Связка гранат летит под башню Т-34. Порта делает большой прыжок, падает за кучу снега и вжимается в него, чтобы избежать стальных осколков, которые вот-вот полетят.
Два других Т-34 действуют слаженно. Они сгоняют бегущих солдат в группу. Когда они уверены, что добыча от них не. уйдет, отъезжают немного назад, потом несутся вперед бок о бок. Обогнув с двух сторон группу, дают внешним гусеницам задний ход и сталкиваются, подняв тучу искр и превратив людей в кровавое месиво.
— Давайте сдадимся, — говорит унтер-офицер из зенитчиков, по его щекам с язвами от обморожения текут слезы. — Они жестоко убивают нас!
Порта вытаращивается на него, потом громко смеется.
— Сынок, не забывай, что идет война, и обе стороны, кажется, относятся к ней серьезно.
— Небось думает, что мы на съемках фильма. Умолкший Верден, покинутые развалины, — язвит Грегор, молниеносно бросая мину на задний люк проезжающего с ревом мимо Т-34. — Передавай привет всем в аду! — кричит он, бросаясь на снег.
Крышку люка вдавливает, словно ударом громадного молота. Лейтенант Поспелов по-женски вопит, застряв между тяжелой крышкой и острым краем люка. Вопит он долго, вокруг него пляшут красные языки пламени.
Заряжающего выбрасывает из другого люка, он с воплями катается в море огня, от которого тает снег. Постепенно покрывается корочкой, как бекон на сковородке, и превращается в обгорелую мумию.
— Наружу! — кричит механик-водитель ефрейтор Бариц и рывком открывает люк. Едва коснувшись ногами земли, бежит. Падает под градом пулеметных пуль и сучит ногами.
Передний стрелок успевает вылезти из люка только до пояса, когда танк подбрасывает, словно футбольный мяч. Он переворачивается в воздухе, падает с оглушительным грохотом и разваливается от сильного взрыва внутри.
Неподалеку носится туда-сюда другой танк. Все быстрее и быстрее. Из люков поднимаются языки пламени и черный маслянистый дым. Из раскаленного докрасна стального гроба удастся выбраться лишь одному человеку.
Он бежит по снегу живым факелом. Вопли его ужасны.
Мы ощущаем жар там, где лежим. Легионер поднимает автомат и милосердно выпускает длинную очередь в горящего русского, отчаянно корчащегося в снегу.
— Помогите, помогите! — кричит он, простирая к нам горящие руки.
По нему стреляют несколько автоматов. Он умолкает. Тело его превращается в шкварку.
Командир все еще пытается высвободиться из-под крышки люка. Он не кричит, не молит, но всеми силами старается вылезти из горящей стальной коробки. Лицо его обгорело дочерна. Странно видеть его все еще блестящие глаза. Губы обуглились. Нос представляет собой странно искореженный кусок мяса. Волосы выгорели местами. Страшнее всего его кисти рук. Почерневшие комья плоти, которыми он все еще пытается откинуть крышку люка.
— Господи, — издаю я стон и закрываю лицо ладонями. От запаха горелой плоти начинается рвота.
— Кончай, — рычит Порта. — Тут либо мы их, либо они нас!
— Это ужасно, — шепчу я.
— Это война, — сурово отвечает Порта. — Я не хочу, чтобы иван висел у меня на хвосте. Вставай! Бери гранату! Финального свистка еще не было. Вон последний из этих из «чайных салонов»!
Из чахлых кустов строчит автомат. Очередь проходит рядом с нами.
Я молниеносно бросаю гранату в кусты. Танкист взлетает в воздух, изо рта его толстой струей хлещет кровь. Я выпускаю в него очередь из автомата. Он с протяжным воплем валится в снег.
— Какой остолоп, — говорит с сожалением Порта. — Люди поразительно глупы! Быть героями до конца! Ну что ж, одним дураком на свете меньше!
Жуткий взрыв валит нас с ног и швыряет через густой подлесок. Мы оказываемся в узкой теснине и так ударяемся о камни на дне, что оба на несколько секунд теряем сознание.
Олень Порты летит по воздуху, вытянув ноги, и с глухим стуком падает на метровый лед реки.
Ощущение такое, будто у меня переломаны все кости. Вокруг нас множество раскаленных металлических обломков, которые только что были танком. Лежат обгорелые танкисты.
— Эти «чайные салоны» не так уж страшны, когда знаешь, как с ними обходиться, — хвастает Малыш, выбираясь из сугроба.
— Черт бы тебя побрал, безмозглый идиот, — ругается Порта, осторожно проводя ладонями по ноющему телу. — Чуть не угробил нас всех.
— Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, так ведь? — философски замечает Малыш.
Мы медленно, с трудом продолжаем путь. Начинается метель.
Оберcт едва не валится с ног. Опирается на обер-лейтенанта Вислинга. Лейтенант Шульц тоже выбился из сил. Постоянно спотыкается, падает и поднимается с большим трудом. Ему никто не помогает.
Малыш пытается насвистывать веселую песенку, но ничего не получается. Легионер прямо-таки бредит Сахарой и горячими песками. Старик плетется своей особенной походкой на полусогнутых ногах. Трубка его то и дело гаснет. Руки глубоко спрятаны в карманы шинели. Русский автомат висит на груди наготове.
— Господи, оказаться бы у своих, поесть финской картошки с мясным соусом, — мечтательно вздыхает Малыш.
— Надеюсь, мы будем где-нибудь вблизи озера Ланге в сезон рыбалки, — говорит Порта, улыбаясь потрескавшимися от мороза губами.
Легионер поднимает к небу руки и говорит по-арабски:
— Аллах одобряет нас!
ТРИБУНАЛ
Дурно обращаться с беззащитными заключенными — ниже достоинства немецкого солдата. О подобных случаях нужно немедленно сообщать и наказывать виновных самым суровым образом.
