– Ты это имела в виду, да?
– Я не знаю, – ответила она почти шепотом. – Чем тебе не нравятся те отношения, что у нас сейчас?
Он медленно поднялся с дивана и пошел на кухню. Когда Яслин услышала, как поворачивается кран, то подумала, что он решил заварить им чаю. Они будут пить чай и забудут об этом странном, неловком разговоре о любви и браке. Но Юэн не наливал воду в чайник. Изогнувшись на диване что есть мочи, Яслин увидела, как он залпом осушил стакан воды, будто пытался избавиться от горечи во рту, и схватил кожаную куртку, висевшую на спинке стула. Засунул под мышку мотоциклетный шлем и направился к двери.
– Юэн, ты куда?
Он не ответил. И не замедлил шаг.
– Юэн! Подожди!
Яслин выбежала из гостиной, но услышала лишь грохот входной двери и его крик:
– Пора тебе принять решение.
Она решила отпустить его. Тогда пассивность казалась единственно верным ответом. Если она промолчит, рана затянется скорее. Он же не предъявил ей ультиматум, правда? Она думала, что позже вечером он позвонит, и не волновалась, пока не наступила ночь. В тот вечер он не объявился. Наконец она сама набрала его номер, но наткнулась на автоответчик. Яслин не оставила сообщение. И до отъезда в Турцию больше с Юэном не разговаривала.
Яслин сама не понимала, почему решила не рассказывать Кэрри Эн и Речел об их с Юэном ссоре. Наверное, отчасти оттого, что не хотела выслушивать лекцию. Иногда ей казалось, что Речел любит Юэна не меньше, чем своего жениха, и, выслушав историю Яслин, она наверняка встанет на его сторону. Что до Кэрри Эн, то после развода с мужем ее заботило только собственное несчастье. Стоило кому-либо другому поделиться своими проблемами, Кэрри Эн непременно переводила разговор на обсуждение своей горестной доли.
К тому же, если Яслин больше никогда не увидит Юэна, может, это и к лучшему. Если он предъявил ей ультиматум, нельзя поддаваться на его блеф. Если она любит его по-настоящему, то должна была радоваться предложению руки и сердца. Она же восприняла его как тяжелую черную дверь, которая навсегда отрежет ее от прежней жизни и до конца дней заключит в клетку моногамной любви. Что, если она посвятит всю себя одному человеку, а этот человек ее бросит? И это необязательно должна быть измена. Что, если произойдет несчастный случай, который отнимет у нее любимого? Яслин не знала, сумеет ли она пережить боль утраты. Лучше вообще не рисковать и не прыгать, чем обнаружить, что парашют не открывается, когда уже летишь к земле.
Яслин вовсе не была трусихой. И в этом еще одна проблема. Хватит ли ей внимания всего одного мужчины? После свадьбы с кокетством будет покончено, а ведь именно флирт все эти годы поддерживал ее уверенность в собственной привлекательности. Ведь несмотря на ее профессию или, точнее, именно из-за специфики ее профессии, Яслин было необходимо постоянно слышать, какая она красивая, чудесная, одна на миллион… Вот сейчас, например. Жиль смотрел на нее почти с религиозным благоговением, и ей было приятно. Словно она получила дозу любимого наркотика. Расширенные зрачки нового поклонника – вот единственное зеркало, в котором Яслин была способна разглядеть свою красоту.
– Мне нужны спички, – промурлыкал Жиль ей на ухо. – Сходишь со мной в магазин?
– Свежий воздух мне не помешает, – ответила Яслин.
– Мне тоже, – спохватилась Кэрри Эн, заметив хмурый взгляд Речел и решив воспользоваться шансом выпутаться из сетей завидных бодрумских кавалеров. От выпитого Мортен наглел и придвигался все ближе к Кэрри Эн. Яссер заходил с другой стороны.
– Жиль проводит нас в номер.
39
Жить в одной комнате с Жилем оказалось не так ужасно, как предполагал Аксель, когда впервые обнаружил, что его поселили вместе с местным казановой. Минимум четыре ночи из семи Жиль вообще не возвращался в комнату, проводя темное время суток в номере очередной жертвы.
По правилам Жиля, нельзя было спать с туристками раньше предпоследней ночи перед отъездом – чтобы не разбить им сердце и оградить себя от возможных неудобств. Поэтому на понедельник приходились итальянки (итальянские гости улетали в среду), на среду – француженки (парижский рейс отчаливал в пятницу утром), а на воскресенье – англичанки, если таковые вообще находились среди гостей.
Аксель удивился, когда ранним воскресным утром Жиль вернулся в комнату и разбудил его. Промежуток от восьми часов субботнего вечера до семи утра воскресенья был отведен голландкам, и на этой неделе голландки в отеле точно были. Обычно, возвращаясь домой до рассвета, Жиль инстинктивно тянулся к выключателю, ослепляя Акселя ярким светом, и лишь потом вспоминал, что после десяти включать свет запрещается, – ведь Аксель может быть уже в кровати. «Извини!» – громко шептал Жиль. И еще он забывал, что говорить тоже воспрещалось. Даже извиняться, ведь тогда Акселю будет еще сложнее перекатиться на другой бок и опять погрузиться в сон.
Но в этот раз, когда Жиль стал пробираться по комнате, спать стало вообще невозможно. При дневном свете половина комнаты, где обитал Жиль, являла страшное зрелище. Ночью она превращалась в минное поле. Когда Аксель предлагал сдать пустые пивные бутылки в пункт приема тары, Жиль лишь насмехался и взамен возводил из них высокие скульптуры, восхваляющие его способность выдуть пять бутылок «Будвара» за один присест. И вот наступил момент мести: одна из скульптур развалилась, Жиль запрыгал по комнате и ударился ногой о ножки кровати.
– А-а-а! – Он не смог сдержать злости.
– Включи свет, – смиренно произнес Аксель.
– Ничего страшного, – отмахнулся Жиль. – Не надо. По-моему, я нашел кровать.
– Отлично. Теперь спи, пока не покалечился. Аксель закрыл глаза и попытался вернуться в страну снов. Ему снилась Натали, поэтому он еще сильнее злился на Жиля. Ему не хотелось упустить ни секунды, проведенной рядом с ней. Пусть все это происходит всего лишь в его воображении. Но Жиль не позволил Акселю погрузиться в волшебный мир, где Натали Леклерк была от него без ума, а Эд Уайзмен превратился в лысого карлика.
