отчетливо, — Хоро опустила взгляд на еду и улыбнулась.
Лоуренсу ее улыбка казалась такой неуместной: мягкая, почти ностальгирующая.
— Я совершенно не помню этот город, — произнесла Хоро. — Если быть совсем честной, это меня немножко грызло.
— Ты была не уверена, на самом ли деле ты сюда когда-то приходила?
Хоро кивнула; похоже, она была искренна.
Лоуренс обдумал услышанное; внезапно ему показалось, что он понял наконец, почему Хоро все время была такой игривой.
— Но эта еда — ее я помню совершенно отчетливо. Это ведь такое странное создание, что даже в те года его считали особенным. Каждого зверя, которого они ловили, нанизывали на вертел и так вкусно жарили.
Баюкая в руках мясо, словно спящего любимого котенка, она подняла глаза.
— Еще когда ты только пришел, я подумала, уж не это ли ты принес; но когда я понюхала, я чуть не расплакалась от воспоминаний — и это был ключевой момент.
— Значит, ты все это тут изображала нарочно?
Если подумать — возможность, что Хоро недостойно подглядит внутрь свертка, как только Лоуренс отвернутся, выглядела странноватой.
Когда он снова отвернулся — возможно, в те минуты она поплакала немного.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что я из тех, кто злоупотребит добрыми намерениями другого?
— Моими добрыми намерениями ты злоупотребляешь постоянно, — отбил Лоуренс, и Хоро вновь блеснула своей клыкастой ухмылкой.
— И поэтому… — произнесла Хоро, жестом подзывая Лоуренса.
С некоторым подозрением он осторожно придвигался, пока Хоро не ухватила его за рукав и не притянула вплотную.
— …Этот запах я тоже никогда не забуду.
Он ожидал чего-то подобного.
Но когда Хоро зарылась лицом в его грудь и застыла, он понял, что совершенно не в силах чем-либо парировать эти ее слова.
Она была не просто спутницей.
Глядя на ее уши и хвост, Лоуренс тоже мог читать ее мысли, в каком-то роде.
— И я, — ответил он и, мягко вздохнув, погладил Хоро по голове.
Хоро вытерла уголки глаз об одежду Лоуренса и смущенно улыбнулась.
— Ты выглядишь таким дурнем, когда говоришь так. И это я тоже не забуду.
Лоуренс натянуто улыбнулся.
— Ну прости.
Хоро с улыбкой почесала нос, потом улыбнулась уже по-другому — и вновь стала прежней Хоро.
— Итак, похоже, я вправду была когда-то в этом городе.
— Значит, тут должны остаться легенды о тебе.
Он не стал добавлять «в каких-нибудь книгах», но Хоро, конечно же, это заметила и оценила его деликатность.
С другой стороны, если он не будет проявлять должную осмотрительность, когда-нибудь обязательно случайно наступит ей на хвост.
— Ладно, так какие новости тебе удалось раскопать? — спросила Хоро тоном матери, которая приглашает своего ребенка похвастаться новыми знаниями.
Хрупкой и ранимой она никогда не оставалась надолго.
— Скоро здесь будет весело, — начал свой рассказ Лоуренс. Хоро внимательно прислушивалась, уписывая мясо.
Короче говоря, у Лоуренса и Хоро было две причины встретиться с Риголо, городским летописцем и делопроизводителем Совета Пятидесяти.
Во-первых, они собирались спросить, не осталось ли здесь легенд о Хоро, и попросить его показать книги, где эти легенды могли бы храниться. Во-вторых, они хотели разузнать в подробностях, как город дошел до такого состояния, в каком пребывал.
Вторая причина проистекала из профессиональной болезни Лоуренса, и, с учетом предыдущего опыта их совместных странствий, Хоро выслушала объяснение Лоуренса без особого восторга.
По правде сказать, если бы Лоуренса спросили, так ли уж необходимо рисковать применять алхимию торговца в попытке высосать деньги из трещинок в здешнем конфликте, он бы ответил — нет, совершенно не обязательно. С той прибылью, что он получил в языческом городе Кумерсоне, он мог просто продолжать тихонько делать свои торговые дела, и тот день, когда он обзаведется наконец собственной лавкой, придет довольно скоро. И время ему сейчас лучше бы тратить с осторожностью, перевозя грузы и получая спокойный доход, а вовсе не рисковать собственной шеей, суя нос в опасные махинации. Если думать о будущих доходах — тихо сидеть в городе и налаживать торговые связи окажется для Лоуренса куда более полезным.
Не будучи торговцем, Хоро не пользовалась словами вроде «будущих доходов», но говорила в таком же смысле:
Просто стоять посреди комнаты было холодно, так что, пока они разговаривали, Хоро залезла в кровать, а потом постепенно начала погружаться в сон. Лоуренс сидел на ее кровати, и Хоро — без каких-то особенных намерений — медленно обхватила его ладонь обеими своими.
Сидя на кровати и убивая время в тихой беседе, Лоуренс постепенно вынужден был признать, что Хоро абсолютно права. Только вот не существовало такого бродячего торговца, который бы сидел в городе бездельно, особенно — в середине путешествия.
Он хотел, чтобы Хоро это поняла, но, по-видимому, это было невозможно.
Однако, быть может, им обоим повезло, что сделать что бы то ни было прямо сейчас Лоуренс все равно не мог.
При том положении, которое сложилось в Ренозе, едва ли кто-либо из Совета Пятидесяти, включая Риголо, стал бы так вот запросто встречаться с иностранным торговцем.
Поскольку весь комок проблем был завязан на торговле мехами, иными словами, на самОй жизни города, встреча с непонятно откуда взявшимся торговцем вызвала бы серьезные подозрения — это было равноценно политическому самоубийству. Нет, Лоуренс не сможет встретиться с членом Совета.
А это означало: если он все-таки хочет с ним встретиться, ему будет нужен посредник.
И все же, когда Лоуренс снова и снова обдумывал, действительно ли это так уж необходимо, он убеждал самого себя с трудом. А если он будет чересчур настойчив и тем испортит впечатление, легенд про Хоро им вообще не видать.
Хотя вслух Хоро убеждала Лоуренса сидеть тихо и ни во что не вмешиваться, глубоко в душе, конечно, она знала, что если ей представится возможность посмотреть эти записи, она непременно захочет их посмотреть. И Лоуренс не мог позволить себе делать что-либо, что поставит под угрозу такую возможность. Вновь и вновь он обдумывал свои дальнейшие действия, пока вдруг не понял по звуку дыхания Хоро, что она спит.
Когда она была голодна, она ела; когда она уставала, она спала.
Да, она была свободна, как дикий зверь, и о такой жизни хоть раз мечтал всякий, кто изо дня в день отчаянно пытался свести концы с концами.
Невольно Лоуренс позавидовал чуть-чуть той жизни, которую Хоро воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Он высвободил свою руку из ее рук и нежно провел тыльной стороной указательного пальца по гладкой, точно фарфор, щеке. Когда Хоро спит, даже постукивание ее не разбудит. При прикосновении Лоуренса по ее лицу пробежала недовольная гримаска, но глаза остались закрыты; затем Хоро зарылась лицом в одеяло.
Одна за другой шли тихие, счастливые минуты. Не происходило ничего, кроме самого течения времени, но именно это было одно из тех желаний, которые Лоуренс лелеял в те времена, когда вел свою повозку в одиночестве. Он знал это почти наверное — и все же в самой глубине души его ворочалось