— И у дам я не пользуюсь успехом.
Лоуренс улыбнулся. Следовало признать — искусство обращения со словами у Риголо было совершенно иным, нежели у торговцев.
Продолжая говорить, словно поэт из какого-нибудь императорского дворца, Риголо достал из ящика стола медный ключ.
— Все старые книги в подвале, — легким жестом он пригласил Лоуренса и Хоро следовать за собой и направился во внутреннюю комнату.
Прежде чем идти за ним, Лоуренс кинул взгляд на Хоро.
— Со спины от спины находится живот, да уж, — произнес он.
— Он даже за моим лицом следил…
— В первый раз вижу, как кто-то делает что-то подобное…
Должно быть, он развил в себе эту способность, выслушивая и записывая многочисленные жаркие споры во время заседаний Совета.
Чтобы ухватить, кто что сказал, жизненно важно уметь читать выражения лиц.
— Но все-таки он не кажется злодеем. Он скорее как ребенок. Но если бы такой, как он, был на твоей стороне, ты мог бы жить, не зная забот, — сказала Хоро и ухмыльнулась.
С учетом того, сколько раз Лоуренс становился жертвой взаимного непонимания с Хоро, смотреть на эту ухмылку было особенно больно.
— Ты зато настоящая злодейка, — произнес он и, не дожидаясь ответа Хоро, последовал за Риголо.
Первый этаж дома был деревянный, а вот подвал — целиком каменный.
Даже в деревне Терео подвал был каменный. Видимо, это в природе человека — стремиться держать сокровища за каменными стенами.
Однако имелась колоссальная разница между подвалом, предназначенным прятать вещи, и подвалом, предназначенным их хранить.
Потолок располагался высоко: Лоуренсу пришлось вытянуться в струнку, чтобы достать до него рукой. Вдоль стен от пола до потолка высились книжные полки.
Что впечатляло еще сильнее — полки были упорядочены по эре и теме и перенумерованы.
Переплеты были тонкие и хрупкие — ничего даже близко похожего на толстенные, обтянутые кожей тома в Терео, — но усилия, затраченные на организацию, были совершенно несравнимы.
— В этом городе часто бывают пожары? — поинтересовался Лоуренс.
— Время от времени. Как ты, должно быть, догадался, мои предки испытывали тот же страх, потому и построили это место.
Мельта, хоть и не присутствовала в комнате возле сада во время разговора, все же, видимо, слушала: она появилась у входа в подвал со свечой в руке.
Хоро позволила монахине проводить ее и помочь искать подходящие книги.
Ласковый огонек то появлялся, то исчезал между тенями книжных полок.
— Кстати говоря, — начал Риголо, когда двое мужчин остались предоставлены сами себе, — я из любопытных, поэтому не могу не спросить. Зачем
Риголо не спрашивал о взаимоотношениях Лоуренса и Хоро, так что его интерес был, судя по всему, бескорыстен.
— Она разыскивает свою родину.
— Свою родину? — переспросил Риголо с нескрываемым удивлением. По способности читать чужие лица он мог бы потягаться с величайшими из торговцев, но вот собственным выражением лица владеть не умел.
— В силу различных причин я сейчас сопровождаю ее на родину.
Если он опустит некоторые подробности — ну, Риголо волен прийти к любым выводам, к каким захочет; а Лоуренс сможет не солгать и при этом не сказать правду.
Риголо, похоже, купился.
— Понятно… Значит, вы направляетесь на север, да?
— Да. Точное место нам неизвестно, поэтому мы пытаемся его определить по историям и легендам, которые она узнает.
Риголо кивнул, лицо его стало серьезным.
Должно быть, он решил, что Хоро захватили на севере и продали в рабство на юг. Считалось общеизвестным, что дети из северных земель крепче и более послушны. Было также множество историй про аристократов, чьи родные дети умерли или тяжело болели, и из опасения, что все, чем они обладают, перейдет к другим родственникам, они покупали и усыновляли чужих детей.
— В нашем городе дети с севера остаются нередко. Но лучше будет, если она все-таки сможет вернуться домой, — сказал Риголо.
Лоуренс молча кивнул.
Из-за книжных полок появилась Хоро, таща пять томов, которые, очевидно, показались ей достойными внимания.
— Да, ты и до знаний обжора, — промолвил в растерянности Лоуренс. Ответила ему не Хоро, а улыбающаяся Мельта.
— Это все, что мы нашли, и я думаю, будет лучше, если вы возьмете их пока что.
— Понятно. Эй, давай я понесу часть. Мы на три дня без еды останемся, если их уроним.
В итоге Лоуренсу пришлось нести всю стопку; Риголо, глядя на это, рассмеялся. Они поднялись снова на первый этаж.
— При обычных обстоятельствах я бы попросил вас читать их здесь, — сказал Риголо, глядя на стопку книг, которую Мельта обернула материей, превратив в удобный сверток. — Но я доверяю Флер, а Флер доверяет тебе, поэтому и я буду. Про других, правда, сказать того же я не могу…
Когда речь заходила об иностранных торговцах, появлялось множество причин для недоверия.
— Я понимаю, — кивнул Лоуренс.
— Но если ты их уронишь, спалишь, потеряешь или продашь — три дня без еды!
Это была шутка, но Лоуренс не рассмеялся. Умея оценивать стоимость практически всего, он прекрасно понимал, что эти книги — бесценны.
Он кивнул и взял сверток.
— Обещаю беречь их, как берегу мой самый ценный товар. Клянусь честью торговца.
— Вот и хорошо, — ответил Риголо с мальчишеской улыбкой на лице.
Лоуренс подивился про себя, не трогают ли подобные вещи сердце Ив.
— Когда дочитаете — просто принесите их обратно. Если меня не будет дома, будет Мельта.
— Понятно. Еще раз благодарю.
Риголо ответил улыбкой на кивок Лоуренса и беспечно махнул рукой Хоро.
Подобные жесты делали его похожим не на торговца, а на какого-нибудь придворного поэта.
Довольная Хоро помахала в ответ, и они с Лоуренсом двинулись прочь.
— Легко махать, когда руки свободны, — Лоуренс решил, что немного поворчать вполне можно. То сведения собирать, то книги таскать — в последнее время он совсем облакеился.
— О да, а тебе стоит быть внимательнее, чтобы я тебя случайно не смахнула, — отбрила Хоро, шагая впереди.
Ее поддразнивание раздражало, но в то же время Лоуренс чувствовал, что если бы они не ладили друг с другом, Хоро бы так себя не вела.
Жаль только, что Хоро мало что делала помимо этого.
— Свинье если польстить, ее можно заставить хоть на дерево полезть, но если льстить самцу, он только голову теряет, — заявила Хоро, отсекая всякую возможность протеста.
Противопоставить ей было нечего, вот в чем проблема.
