Джо замешкалась, она увидела нечто для себя новое, чего не заметила, когда они первый раз здесь проходили.
Справа от дома стоял деревянный сарай, дверь его была открыта, и внутри что-то поблескивало под лучами солнца.
— Вик, иди сюда, — позвала она Тайлера.
Тот повернулся. Джо уже стояла в дверях сарая.
— Взгляни-ка сюда, — сказала она.
В сарае лежало несколько мешков с ванденбургским кормом. Тайлер, не задумываясь, поднял один из них на плечо, и они направились к машине. Он открыл заднюю дверцу и бросил мешок рядом с ружьем, затем, сел за руль, подождал, пока рядом с ним не усядется Джо, и завел мотор. Потом развернулся и надавил на газ. Чем быстрее они покинут это место, тем лучше. Не прошло и десяти минут, как они добрались до Вейкли. И только въехав в город, Тайлер сбавил скорость.
Они медленно ехали по обсаженным деревьями улицам, удивляясь необычной тишине, царящей в городе. Возле некоторых домов валялись садовые инструменты и детские игрушки. Почти все окна были плотно закрыты занавесками. И лишь несколько человек увидели они на улицах: эти бледные и изнуренные люди брели как в полусне. Кроме того, имелось еще одно загадочное обстоятельство, встревожившее Тайлера больше, чем отсутствие на улицах людей.
Не видно было кошек и собак.
Вейкли стал городом-призраком.
Карло Фандуччи прикурил следующую сигарету и закашлялся, как только едкий дым проник в его легкие. Он сплюнул в открытое окно, успев заметить, что отхаркивает кровью. Он прекрасно видел машину Тайлера, подъехавшую к ветеринарной клинике. Видел и самого фермера, а также Джо, вылезавших из машины. Заметил и пластиковый мешок фирмы «Ванденбург кемикалз».
Фандуччи окинул оценивающим взглядом фигуру Джо и снова закашлялся после очередной затяжки. Шикарная бабенка, подумал итальянец, снова взглянув на Джо, и представил ее в постели. Теперь он был абсолютно уверен, что где-то раньше ее видел. Он проводил взглядом Джо, шагавшую следом за Тайлером по дорожке, ведущей к клинике, и, не выбрасывая окурок, прикурил от него следующую сигарету. На сей раз не закашлявшись. Фандуччи развязал галстук и уселся в кресло. Со временем он вспомнит, обязательно вспомнит, кто эта девушка. Ведь он всегда гордился своей памятью. Имена, места, даты... Все это надежно хранилось в его памяти в ожидании своего часа. Его губы искривились в ухмылке. Ну конечно... Репортер из «Нью-Йорк тайме». Он видел ее несколько раз с этим мерзавцем Тони Хагеном. Она замахнулась на «дело» старика Скализа и дорого за это заплатила — контракт с ней был расторгнут. Как все-таки тесен наш мир. Фандуччи усмехнулся, поглаживая кобуру револьвера.
Глава 26
Елена Пайнер сидела на корточках, перед ней лежал садовый совок. Она сильно вспотела, хотя на ней были лишь легкие шорты и бикини. Солнце совершило по небосводу круг и теперь, ближе к вечеру, уже не так припекало. Елена провела рукой по волосам и с трудом поднялась. Она весь день провела в саду — копала, пропалывала, сажала — и сейчас решила, что самое время пойти в дом: уже давно ее мучила жажда, и к тому же пора кормить детей.
Фила не будет дома еще несколько часов. Он уехал в Лондон по делам, и она не ждала его раньше семи. Последние шесть месяцев он вообще много работал, но Елена все равно была не довольна — денег постоянно не хватало. Особенно туго приходилось сейчас, с рождением второго ребенка. Ведь они с Филом и так уже были обременены кредитом, который они теперь едва ли скоро выплатят. Правда, Фил уговаривает ее не волноваться, но не волноваться она не может — такой уж у нее характер; она постоянно беспокоилась о счетах, о детях, о третьей мировой войне. Проходя мимо Лоррейн, спавшей в своей коляске, Елена взглянула на нее и улыбнулась. Затем тихо вошла в дом и поставила на плиту чайник. Ее немного удивила тишина в доме — тишина необычная, принимая во внимание живой нрав пятилетнего Кевина, комната которого находилась наверху. Он не выходил оттуда несколько часов, и ей никак не удавалось выяснить, чем он там занимается. Проходя мимо зеркала в прихожей, Елена мельком взглянула в него и улыбнулась. После рождения Лоррейн она всеми силами старалась сохранить фигуру, похоже, ей это удалось — в свои тридцать лет она была такой же стройной, как и десять лет назад. Елена поднялась по лестнице, надеясь увидеть сына, в случае, если он занят чем-то неположенным. Она на цыпочках подошла к двери с наклейкой «Звездные войны» и открыла ее.
Комната была погружена в полумрак, занавески на окнах задернуты.
— Кевин, — позвала она.
Ее раздражало, что он прячется от нее где-то в потемках. Приглядевшись, она увидела его, скорчившегося на кровати. По ковру были разбросаны игрушки.
— Что ты здесь делаешь? — строго спросила она, подойдя к окну и отдергивая занавески. — Торчишь целый день в комнате. Вышел бы подышать воздухом, пока я приготовлю чай.
— Ой, мама, — пробормотал он, — я лучше поиграю здесь...
— Кевин, выйди, пожалуйста, — настаивала мать.
— Нет, не хочу, — ответил он.
— А я тебе сказала, выйди. Тебе вредно весь день сидеть взаперти, в потемках.
— Не хочу я выходить. Оставь меня в покое.
Елена похлопала его по спине.
— Не говори со мной так, Кевин, — сказала она. — А пожалуйста, выходи.
Она вытолкнула его из комнаты. Он сопел и что-то бурчал себе под нос, спотыкаясь на лестнице. Елена зашла в спальню и выглянула из окна, чтобы убедиться, что мальчик действительно вышел в сад. Она увидела его: он поддал ногой камень и, засунув руки в карманы, принялся слоняться взад-вперед. Она прикрыла окно, но не плотно, чтобы в комнату задувал прохладный вечерний ветерок.
Кевин Пайнер щурился, прикрывая глаза от солнца и поглядывая то на окно, в котором могла появиться его мать, то на коляску, где лежала его младшая сестра. У него сильно болела голова и чувствовалась неприятная тяжесть в желудке, как будто он чего-нибудь объелся. Но он-то знал, что он не объедался. Да еще это солнце... Не нравится оно ему. И голова... Кевин подбросил вверх камень. Камень, отскочив от земли, ударился о коляску. Кевин глянул на окно. Матери в окне не было. Он подобрал другой камень и швырнул его в коляску. Коляска немного откатилась, Лоррейн захныкала. Он ухмыльнулся и подобрал еще один камень, но побольше. Размахнувшись, бросил его в коляску. Лоррейн громко заплакала.
От пронзительного детского крика голова у него разболелась пуще прежнего.
— Заткнись, — проворчал Кевин. — А ну, заткнись.
Плач не прекращался.
— Заткнись! — закричал он, подбегая к коляске.
Окно над ним распахнулось; Елена выглянула в сад. Она слышала плач Лоррейн, но не видела ни коляску, ни Кевина, — их загораживало крыльцо. Кевин изо всех сил встряхнул коляску, встряхнул еще раз и еще. Лоррейн захлебывалась в крике, задыхалась.
— Лоррейн! — позвала Елена. — Кевин, что ты делаешь?
Оставив окно открытым, она выбежала из комнаты. Кевину удалось наконец опрокинуть коляску. Лоррейн кричала беспомощно, лежа на спине, Кевин уставился на нее, болезненно щуря глаза. Затем потянулся за садовой лопатой.
Едена стремительно сбегала по лестнице. Упала, оступившись на последней ступеньке. Тотчас поднялась, бросившись к двери. Рванула ее на себя и выбежала в сад.
Кевин обеими руками занес лопату.
Обогнув крыльцо, Елена увидела, как острие лопаты вонзается в живот Лоррейн, лежащей на траве. Ребенок больше не кричал. Теперь пронзительно кричала женщина. Елена сделала шаг к Кевину, но ноги не слушались ее, она беспомощно опустилась на траву. И в тот же миг увидела, как сын ее вновь занес лопату, вонзая острие в горло ребенка.
Из раны ударил фонтан крови, заливая Кевина. Тот наклонился и раскрыл рот, с жадностью глотая темно-красную струю.
Елена Пайнер потеряла сознание.
Глава 27
