— Не ссы! — успокоил его Барин. — Мы тебя не выдадим! Давай, выпей с нами! Толстячок не посмел отказаться — и вскорости мирно засопел под разлапистой елью. У нас же появилась новая забота: снова закончилась водка. Необходимо было добраться до кабака в Антверпене — а по правилам игры сделать это можно было только на “корабле”. По замыслу мастеров, такой “корабль” представляет собой связанные треугольником палки, внутрь которых встают несколько человек. Причем один из них держит “мачту”, другой “весла”, а еще один —“руль”.
По счастью, мимо нашей стоянки “проплывало” какое-то хуйло, которое за несколько мелких монет согласилось “перевезти” нас в Антверпен. От Гааги до Антверпена — чуть меньше километра, но этот путь занял у нас никак не меньше нескольких часов. Из этой поездки мне мало что запомнилось — вокруг раскинулся незнакомый лес, под ноги лезли какие-то коряги, мы то и дело падали, запутавшись в вездесущих веревках.
— Куда вы плывете? — причитал наш “рулевой”. — Это же не море, это же земля!
— Да как тут поймешь? — возмущался Барин, обдирая намотавшуюся на шею веревку. — Какой пидор все это придумал?
За полчаса наш “корабль” оборвал половину веревок на участке “Гаага — Антверпен”, полностью перекроив “береговую линию”, задуманную устроителями игры. Наш “рулевой” поначалу возмущался, но когда мы в очередной раз покатились по земле вместе со всем “кораблем” —плюнул на это дело, выпутался из деревянного треугольника и скрылся в лесу. Так у нас появился собственный корабль.
Дальнейшие события этой ночи представляются мне смазанной чередой каких-то странных событий. Сначала мы подкрались к чьей-то стоянке, где незнакомые нам люди делили при свете костра целую палку твердокопченой колбасы. Ноги сами бросили меня вперед, следом за мной прыгнул Барин — а в следующую секунду нам на спины приземлился Дурман.
В один миг у костра возникла жуткая свалка, в ходе которой мне удалось вырвать из рук у товарищей и проглотить примерно 1/4 имеющейся колбасы. Примерно столько же досталось Дурману, а остальное сожрал Кузьмич. Который, кроме всего прочего, успел несколько раз огреть меня и Дурмана доставшейся ему половинкой.
Поcле этого началось какое-то нелепое разбиралово — ссыкливые хозяева стоянки взяли и нажаловались мастерам. Обстоятельств этого я не запомнил, единственное, что осталось в моей памяти — это следующий удивительный факт. Пришлый “мастер по безопасности” был наряжен в смешные зеленые панталоны, из-за чего беседовать с ним пожелал не кто-нибудь, а сам Кузьмич. Ухватив несчастного за рукав куртки, Барин взялся объяснять ему про “лодейнопольских авторитетов” Петрика и Шнягу, по ходу этого рассказа открывая все новые и новые удивительные подробности.
— Однажды Петрик копал в лесу оружейный склад времен Великой Отечественной Войны, — увлеченно врал Барин, — и подорвался на мине. Взрывом Петрика отбросило в болото, причем в голове у него застрял неразорвавшийся пятидесятимиллиметровый снаряд. Когда Шняга нашел его в лесу, Петрик уже умирал. Тогда Шняга взял свои инструменты и попробовал достать снаряд
— ни в какую! Пришлось ему приспособить Петрику к башке водяную баню, чтобы вытопить из снаряда взрывчатку! Петрик до сих пор носит в башке этот снаряд, так что … Все попытки “мастера” перевести разговор в более предметное русло Барин игнорировал — нынче ночью с ним можно было говорить только “про Петрика и Шнягу”. Под конец все плюнули и разошлись, а мы стали богаче на семьдесят рублей, которые под шумок спиздила у кого-то из собравшихся Королева
Потом мы снова оказались в кабаке, где Барин сорил монетами, громко требуя для команды нашего корабля “еще водки”. Он делал это, не вылезая из “корабля”, который подтащил прямо к стойке — чем вызвал искренне возмущение кабатчика. И пока хозяин таверны пытался разъяснить Барину разницу между “морем и сушей”, Королева подобралась к “водочной яме ” и умыкнула из нее еще несколько бутылок. Так что в Гаагу мы вернулись только под утро — на том же самом “корабле”, во весь голос распевая только что сочиненную песню:
— Жители Гааги! Жители Гааги! — начинал тянуть Барин на мотив “Ах, мой милый Августин”, а мы дружно подхватывали: — Хуй на-нэ! Хуй на-нэ![220]
Так рождалась песня — Барин запевал, а мы отвечали молодецким припевом. Вот что у нас в конце концов получилось:
Когда мы прибыли на свою стоянку, только-только начало светать. Мы подкинули в костер дров и почти что собирались лечь спать, когда из ближайших кустов до нас донеслось шипение рации и тихий, прерывистый голос:
— Валинор — Мордору! Ответьте! На полигоне ЧП! Повторяю — на полигоне ЧП!
Похватав что попало под руку, мы бросились в кусты и через несколько секунд выволокли оттуда какого-то хуилу в новеньком камуфляже. Он был с ног до головы покрыт разными “военными” нашивками — “Special Forse”, “Special Team”, “группа крови” и другими, аналогичного содержания.
— Кто пасет, тот хуй сосет! — прямо заявил Барин этому типу. — Хуй ли ты здесь делаешь?
Я был такой пьяный, что теперь уже и не вспомню, чем закончилась эта история. Помню только, что мы по очереди орали в рацию всякие гадости, но какие именно — сказать уже не могу. Постепенно ноги перестали меня держать, перед глазами поплыли круги, а контуры окружающих предметов стали нечеткими. Некоторое время я еще водил глазами по сторонам, но потом и это стало мне не по силам. Тогда я закрыл глаза и тут же уснул.
Утро ворвалось в мой разум вместе с шумом деревьев и надсадным гомоном лесных птиц. Ругань сорок перемежались пронзительными криками соек, иногда доносился тихий посвист теньковки — а из глубины леса прямо мне в мозг били барабанные трели дятла-желны. В горле пересохло, башка была словно квадратная, руки и ноги повиновались только с превеликим трудом. Разлепив глаза, я приподнялся на локте и принялся оглядываться по сторонам.
За ночь пейзаж вокруг нашей стоянки претерпел существенные изменения. Пока мы спали, кто-то обнес весь наш лагерь белой пластиковой лентой, к которой через равные расстояния были привешены бумажные таблички. Подойдя поближе, я увидел, что на их обращенной к лесу стороне большими красными буквами выведено предупреждение “DANGER ZONE”.
— Ни хуя себе, — пробормотал я, хотя язык у меня почти не ворочался. — Похоже, что наша тайна раскрыта!
Я оказался прав. Покуда мы спали, местные “мастера” провели по нашему поводу “экстренное совещание”. Как мы впоследствии узнали от Золота, к ним на стоянку приходили гонцы от мастеров вот с каким вопросом: “Следует ли пробовать выгнать Грибных с полигона, и не желают ли уважаемые хозяева стоянки принять в этом участие?”
И поскольку на оба этих вопроса гонцы получили категорическое “Нет!”, “мастера” решили разобраться с нами иначе — обтянули наш лагерь веревкой и объявили его территорию “неигровой”. Нам на это было глубоко похуй, если бы не следующий факт: обитателям нашей стоянки могли теперь отказать в обслуживании в кабаке! А вот этого мы допустить ну никак не могли!
Поэтому еще до завтрака Барин вымутил у наших соседей (ими оказались Золото и его друзья)
