– Что тут, блядь, творится?
– Вор! – выпалила Эми, – в ее голосе звучали убедительные нотки страха. – Он хотел…
– Где он? Он трогал тебя?
Тишина, прерываемая всхлипами. Показала она на окно в потолке или нет – путь моего бегства очевиден.
– У него было оружие?
Всхлипы стали громче. Должно быть, она лишь покачала головой, хотя лучше бы кивнула. В моем положении это принесло бы больше пользы.
– Я убью его.
– Нет! – вскрикнула она – Давай вызовем полицию…
– На хуй полицию!
Разговор смолк. Я услышал, как с грохотом распахнулась и захлопнулась дверь, затем раздался лязг металла. Я стал подтягиваться, пока моя голова не оказалась вровень с люком, и заглянул внутрь. Эми сидела на ковре, скрестив ноги, закрыв лицо руками. Ее трясло. Вокруг сверкали осколки. Странно – мне вдруг вспомнилось, что она всегда так сидела, когда была расстроена… Я отвел взгляд и увидел Ральфа. Он шел к люку с алюминиевой стремянкой в руках, словно собирался что-то ремонтировать. Он заметил меня в окне, и хотя из-за стука дождя по черепице я не слышал его слов, по губам я прочел вполне отчетливое:
– Мудак.
Я инстинктивно отдернул голову, но из-за резкого движения потерял равновесие, и рука соскочила с рамы. Я начал неудержимо сползать вниз. Приступ паники полностью лишил меня способности действовать.
Я громко закричал от ужаса.
Глад
Покончив со своей скудной трапезой, я сложил тарелки на поднос. Смерть предложил мне пообедать в столовой, но я предпочел уединение. Я сделал себе тосты и ушел в спальню, надеясь, что еда поможет избавиться от накатывающей тошноты. Но после еды стало только хуже.
Я поставил поднос в центр комнаты. Пол приподнялся ему навстречу. Из коридора долетели раскаты хохота. Смеялся Война. Когда мы возвращались к машине, он запугал ребенка, отнял у него бутылку воды и залил минералку в радиатор «метро». При воспоминании об этом к горлу подступил комок желчи. Я встал, потолок опустился. Я направился к шкафу с одеждой, и на меня со всех сторон медленно двинулись стены, приближаясь дюйм за дюймом; и не успел я открыть дверцу, чтобы выбрать одежду на следующий день, как упал в обморок.
Меня привел в чувство стук – такой слабый, что я решил, будто показалось, пока не постучали еще раз. Я не отвечал. Я все так же лежал на полу в позе эмбриона. Я видел во сне смерть сегодняшних клиентов, и ощущение от сна не проходило. В душе я понимал, что такой конец – не самая подходящая кульминация моей службы в Агентстве. Разум нашептывал какие-то дурацкие метафоры: безумная страсть, выход за грань, саморазрушение, но у меня были веские причины не слушать его. Во- первых, сильное ощущение, что примерно так оборвалась моя жизнь много лет назад, а во-вторых, мне совершенно не хотелось пережить это снова.
Постучали в третий раз.
– Кто там?
– Глад.
– Минутку. – Я встал на колени, затем медленно поднялся. – Входите.
Он отпер дверь, слегка приоткрыл ее и протиснулся в щель.
– С тобой все в порядке?
– Да, все отлично.
В ответ он мило улыбнулся. Вылитый Носферату под «прозаком».
Бог, каким я его видел в детстве, был очень похож на Глада. Я не желал видеть Бога в классическом образе седого старичка с пушистой бородой, в длинной белой тоге и кожаных сандалиях. Я предпочитал представлять его утонченным лысеющим джентльменом-интеллектуалом, небрежно одетым, несколько зловещим, с извращенным чувством юмора… С тех пор я всегда имел собственный взгляд на мир и болезненно воспринимал все, что ему противоречило.
Когда я вырос, мой образ Бога изменился. Постепенно его лицо скрылось под маской – жесткой, с застывшим выражением, огромной и могущественной маской. Лет в пятнадцать я понял, что я больше не вижу самого Бога – лишь его твердокаменную личину. С той поры и до самой смерти я так и не понял, то ли Он умер, то ли просто играет со мной в прятки. Отвлеченная вера у меня еще оставалась – слишком стойким оказался образ джентльмена-интеллектуала. Но она была очень уязвимой и значения уже не имела.
Вот так. Живешь, умираешь, ищешь истину, а истина в том, чего я по-прежнему не знаю. Как и все люди, мертвые тоже дожидаются подтверждения, что Бог существует. Жизнь после смерти, конечно, есть, но вот есть ли в ней бородатый в сандалиях, я сказать не могу.
Какое разочарование!
– Завтра мы будем работать вместе, – сказал наконец Глад.
Он был так бледен, что я заподозрил, не загримировал ли он те места, где оставались хоть какие-то следы здоровья.
– Решил тебя проведать.
– Нуда…
– Нас толком и не познакомили, – сказал он, протягивая растопыренные пальцы. Его пожатие было таким слабым, будто я пожимал перчатку. – Признаться, друзей у меня немного.
– В этом мы похожи.
Он засмеялся, но так коротко и вымученно, будто вздохнул.
– Тяжело быть зомби, когда привык лежать в гробу.
Я кивнул и сел на кровать.
– Как тебе здесь?
– Даже не знаю. – Я подавил приступ тошноты. – Все такое… запутанное.
– Так всегда. У новых стажеров. Это понятно.
– Но больше всего меня смущает то, почему я здесь. В смысле – почему я?
– Дело случая, – ответил он. – Дьявольская лотерея. Выпал твой номер.
Он облизал губы розовым тонким, словно змеиным, языком.
– И Гадес, конечно. – Он глянул на меня искоса, наверное, пытаясь понять, интересно ли мне.
– Я слышал.
– Разодрали в клочья. Кишки наружу.
– Жуткая история.
– Хуже того. Один из редких способов, которым можно убить бессмертного.
– Бедняга.
Он согласно кивнул и присел на край кресла.
– Темная история. Сначала казалось, что это дело зубов Цербера, но не все так просто. Кто-то его натравил. – Он понизил голос: – Смерть Гадеса не любил. Не выносил, что тот ходит за ним повсюду. Шкода в то утро приготовил медовый пряник с маком. Наверное, от него до сих пор пахнет… Война вышел к завтраку только в пол-одиннадцатого. Так и не сказал толком, где пропадал… В одиннадцать Мор играл с Цербером в саду. – Он опять перешел на нормальный тон. – Мог быть любой из них.
– А если это просто несчастный случай?
– Нет. Редкий случай – несчастный.
Я помолчал.
– А чем вы были заняты?
Мой вопрос его не задел.
– Готовил завтрак. Гадес не был мне ни врагом, ни другом. Как и все.
Я подумал, узнаю ли я когда-нибудь правду о бывшем помощнике Смерти. У меня имелись подозрения,
