перемещения.
– Вы хотите сказать, что я убил ее и спокойно пошел продолжать вечеринку? – недоверчиво спросил Марк.
– Это возможно. Мне приходилось видеть куда более удивительные вещи. И позвонить вы могли – чтобы обеспечить себе алиби. Заметьте, я говорю –
– Ну и штучка же вы!
– Дознание назначено на десять утра, – за-круглил разговор Бэндауэр. – Вы должны там быть, мистер Бакнер. – И он повесил трубку.
У Марка появилось ощущение, что он находится в каком-то нереальном мире, где Бэндауэр играет роль Немезиды. Может быть, он собирается преследовать его всю оставшуюся жизнь? Полицейский явно не скрывал своей враждебности.
Но то, что произошло на следующий день, должно было разочаровать Бэндауэра. Несмотря на все его усилия, дознание вынесло официальный вердикт: Пегги Чёрч умерла в результате самоубийства, от собственной руки.
Бэндауэр поджидал Марка в холле. Изо рта его, как всегда, торчала сигарета.
– Теперь вы не будете возражать, лейтенант, – ехидно сказал Марк, – если я отправлюсь в Нью-Йорк?
– Я возражаю. Но официально не могу вас остановить. Тем не менее еще ничего не кончено.
– Вы что, никогда не успокоитесь? Вы же только что слышали официальный вердикт.
– Мы еще увидимся с вами, мистер Бакнер, – сказал Бэндауэр и пошел прочь.
– Лейтенант! Подождите минуту! – окликнул его Марк.
Бэндауэр остановился.
– Я чего-то не понимаю. Я считаю себя неглупым человеком, но никак не пойму причин вашего отношения ко мне. Мы никогда раньше не встречались, я совершенно уверен, что не сделал вам ничего плохого, вы же по какой-то непонятной причине ненавидите меня всей душой и пытаетесь повесить на меня дело об убийстве!
Бэндауэр, глубоко засунув руки в карманы своего плаща, несколько мгновений молча смотрел на него.
Наконец он вынул изо рта сигарету и выбросил ее в ближайшую урну с песком.
– Вы хотите знать почему – я вам отвечу. Пусть это даже будет стоить мне работы, учитывая ваши связи. В том-то и дело, в том-то и беда нашей страны, что деньги все решают. Особенно в этой местности. Большие тузы с восточного побережья приезжают сюда, строят себе дворцы для отдыха по уик-эндам, а потом нарушают все и всяческие законы. А вы к тому же еще и печатаете всякую грязь.
– Я не буду спорить насчет грязи. С теми, кто так думает, спорить бесполезно. Но вот насчет нарушения законов… Какие, собственно, законы я нарушил?
– Первое, что приходит на ум, – эта дикая вечеринка и женщина, которая подверглась сексуальному насилию.
–
Бэндауэр скривился:
– Вот видите – снова деньги. Вы с ней расплатились!
– Черт побери, я это сделал, чтобы от нее отвязаться! Это дешевле, чем платить адвокатам, если бы дело пошло в суд.
– А что касается уголовного дела… Вы большой человек… Опять же ваши связи.
– Бэндауэр… – Марк вздохнул. – Я клянусь вам, что не сказал никому ни звука, не сделал ни одной попытки использовать влияние, которым, возможно, обладаю.
– Вам и не нужно было ничего делать. Достаточно одного имени Бакнера.
– Господи, и чего я с вами спорю? Прощайте, лейтенант. Сегодня я возвращаюсь в Нью-Йорк, так что мы с вами больше не увидимся. И впредь мое присутствие не будет вас раздражать, потому что, вероятнее всего, я продам дом.
Когда Марк говорил, что больше не увидится с лейтенантом Бэндауэром, он ошибался. Спустя три дня Нэн сообщила ему по селектору в верхнем офисе:
– Марк, вас желает видеть посетитель.
– Кто?
– Полицейский из Калифорнии. Лейтенант Бэндауэр.
Он недоверчиво уставился на селектор.
– Бэндауэр? Здесь? О Господи! – С минуту Марк колебался, борясь с желанием сказать Нэн, чтобы она послала Бэндауэра к черту. Затем вздохнул и сказал: – Пусть он войдет, Нэн!
Марк вспомнил, как думал о том, что Бэндауэр стал его Немезидой. Кажется, он не ошибся.
При появлении посетителя Марк остался сидеть. На этот раз Бэндауэр все же снял свой плащ. Впрочем, в середине июля в Нью-Йорке стоит удушливая жара. Одежда лейтенанта была все такой же мятой, как будто ее только что вытащили из мешка для грязного белья, во рту все так же торчала неизменная сигарета.
