— Жаль. — Я потянулся. — Давно хотел там побывать. Хоть со стороны посмотрел бы.
— А чего там смотреть? Город, как город.
— Доводилось?
— Ага. У меня там двоюродный брат живет… Жил. Интересно, удалось ему обмануть бабу с косой и вообще, где сейчас Серега?
— А что, есть сомнения, жив твой брательник или нет?
— Конечно. Он ведь к жизни совсем не приспособленный. Все дома сидит… сидел, всякую фигню собирал. Такой же головой слегка тронутый, как и все коллекционеры.
— Да ладно, Костик, не переживай. Я вот тоже всех сисадминов раньше считал чокнутыми, но ты же жив и здоров. А Муром-то мы, похоже, давно проехали. Сейчас судя по времени должны быть уже где-то под Казанью. Ща загружу карту на коммуникаторе, посмотрю, где это такая Рузаевка.
— Вот ты глазастый, а я-то фишку и не секу.
— Да не возможно было не заметить. Здоровая такая вывеска на доме. Сейчас, сейчас…
Костик полез в кофр, чтобы достать что-нибудь пожевать, а я все никак не мог загрузить карту. А когда загрузил…
— Бля-а-а-а! Ну мы лохи! — от злобы и обиды хотелось швырнуть коммуникатор об контейнер, но сдержался.
— Че такое?
— Этот товарняк гребанный, видать, в Арзамасе на Пензу свернул, а мы в это время дрыхли как суслики. Че теперь делать?
— Дай посмотреть. — Костик вырвал коммуникатор у меня из рук. — Ой, бля!
Самое хреновое было в том, что поезд сбавил ход только возле села Вазерки, когда до самой Пензы оставалось всего несколько километров. Костик швырнул кофр на насыпь и соскочил с поезда сам. Я прыгнул вслед за ним. На этот раз ни на самой платформе, ни на улице рядом с ней никого не было, и мы по-быстрому скрылись в усыпанном мусором переулке. А так товарняк тормозил еще возле Лунино, но там возле пустующей железнодорожной кассы околачивались какие-то подозрительные типы с оружием, и мы не решились соскочить у них на виду.
Теперь нам с Костиком предстояло найти место для ночлега и уже там, в спокойной обстановке решить, как выпутываться из того дерьма, в которое угодили. Но прежде надо запастись водой.
Миновав пару колодцев, закрытых на цепь с замком, и одну не работающую колонку, мы, наконец, наткнулись на журчащий среди деревьев родник. Костик присел наполнять канистру, а я стал лихорадочно вертеть башкой, опасаясь, что нас застанут врасплох.
— А вы чьи такие будете, ребзя? — когда я в очередной раз повернулся, передо мной стоял мужик средних лет, одетый в камуфлированную куртку, с замызганной черной кепкой на голове и автоматом в руках. Если бы не 'калашников', его можно было бы принять за сторожа, ну или лесника.
— Мы… это…. К знакомым идем.
— У нас родственники тут. — Выпалили мы одновременно с Костиком.
— Так родственники или знакомые? — Я обернулся на новый вопрос, заданный кем-то стоящим у меня за спиной, и увидел молодого парня, похожего на рыбака или туриста, и тоже с автоматом. Он появился словно из-под земли, и мне это очень не понравилось. Наверняка где-то рядом прячется третий и он, скорее всего, держит нас с Костиком на мушке.
Я стоял и, озираясь, лихорадочно соображал, сочинить что-нибудь на ходу или рассказать все как есть, но меня опередил мой приятель:
— Мы сами из Москвы. Бежали из американского трудового лагеря. Ехали на товарняке к одному знакомому, но слегка проспали свою остановку.
— Куда ехали-то? — продолжал сыпать вопросами мужик в кепке, бывший в этой компании, судя по всему, старшим.
— В село одно под Казанью.
— Да. Не хило вы так поспали. — усмехнулся подошедший позже парень. — У нас это не приветствуется.
— Слыхали небось, кто раньше встает, тому Бог подает. — Изрек мужик.
— Ага. Мой сын встал рано и нашел червонец на улице, но тот, кто его потерял, встал еще раньше. — Вспомнил я бородатый анекдот, но все присутствующие все равно засмеялись. Обстановка как-то сама собой разрядилась, и мужик, как он считал незаметно, почесал левой рукой правый локоть. У развесистой ольхи, что росла на той стороне ручья, отогнулось несколько веток, из-за которых выступил дед на вид лет семидесяти, в такой же как и у мужика, только еще более старой, кепке, с густой седой бородой и очаровательной беззубой улыбкой. В руках он держал то ли ружье, то ли карабин. Я в этом не разбираюсь, но что-то древнее, еще советское.
— Ну чего, мужики, так до беспилотника и будем стоять и анекдоты травить. Тут до железки рукой подать, а они вдоль нее каждые полчаса летают. — Спохватился вдруг старший. — Предлагаю пройти на 'точку'. Там познакомимся и обсудим как с вами дальше быть.
Это 'как с вами дальше быть' сразу выдернуло меня из состояния всеобщего благодушия и вернуло на землю, покрытую начинающимися уже осыпаться желтыми листьями.
Понятно, что они нам ни разу не поверили, а предложение проследовать на 'точку' не несло за собой ничего хорошего. В укромном уголке можно устроить допрос с пристрастием, а если что-то не устроит, и закопать без шума и пыли.
Посмотрел на Костика. Он как-то сразу погрустнел. Наверное, его тоже посетили подобные мысли. Однако делать было нечего, бегаем мы с ним явно медленнее, чем летают автоматные пули, а стволы за спину никто из этой троицы убирать не спешил.
Шли довольно долго. Я даже успел порядком натереть ногу, и когда грунтовка, сменившая асфальт улиц безлюдного села стала сворачивать в лес, и через десять минут уперлась в заброшенное подворье, даже обрадовался, что наконец-то пришли.
В доме явно кто-то был, но навстречу не вышел. Мужик все-таки закинул автомат за спину и толкнул плечом скрипучую калитку. Парень пропустил нас и вошел следом. Дед куда-то исчез.
В халупе, внутрь которой через грязные стекла окон едва проникал дневной свет, однако было чисто и просторно. Я-то ожидал увидеть груду поломанной мебели, немытые столы, заставленные грязной посудой и продавленные сальные диваны. Но в углу лишь стоял стол, покрытый клеенчатой скатертью в цветочек, да несколько стульев было аккуратно расставлено вдоль стен. На одних и плюхнулся парень, назвавшийся Пашей Борзыкиным. Мужик оказался его батькой, Владимиром Петровичем, ну а дед, соответственно и был дедом Паше и отцом Петровичу. Звали его Петром Михайловичем. Но это официально. Потом мы его называли, как и все — Лешим.
— Занимательная история с вами получается. — Старший подошел к столу и принял стакан чая в подстаканнике у деда, появившегося откуда-то из внутренних комнат с пятью такими дымящимися емкостями. — Пропилили на товарняке полтыщи километров и вас не один супостат за задницу не взял?
— Ну, говорю, спали мы. — Я поежился, заподозрив что-то неладное в перемене интонации этого Владимира Петровича.
Здесь они все вели себя как-то более развязно, чем у ручья. Значит, не одни мы там в поселке поссыкивали. Эти трое тоже видать опасались подвоха. Мне вдруг вспомнилось, как средний Борзыкин все время оглядывался, когда уже шли по лесу, и как крутил туда-сюда башкой Паша, теребя ремень автомата. Ну, правильно, только дурак ничего не боится, но чем же так напугали их два квелых московских лоха?
Однако вон чай предложили, и на мушке уже не держат. Может, обойдется?
— А ихним датчикам по хрену, сонный ты или пьяный. — подключился к разговору Паша. — Они на тепло и движение реагируют.
— Что скажете? — Старший отхлебнул чая и посмотрел сначала на меня, а потом на Костика.
— А у нас доказательства имеются. — Оживился Костик. Он достал из кармана журналистский коммуникатор и протянул его Владимиру Петровичу. — Там сюжет с датой и временем. В нем все об этом лагере есть, а в добавок я еще расстрелянный джип телевизионщиков сфотал. Потом еще и Мишку. Только нужно блок питания вставить.
— Разберемся, чай не пальцем деланные. Ну-ка Пашка держи. — Старший взял у Костика
