С минуту она серьезно смотрела на него.
– Вы – как старший брат. Мне всегда хотелось иметь старшего брата. Понимаете, я чувствую себя ответственной за Ги. Хорошо было бы с кем-нибудь разделить эту ответственность.
– А чего хочет ваш брат?
– Вырваться отсюда и жить своей собственной жизнью, всего-навсего. Мне кажется, если бы не его привязанность ко мне, он бы уже давно убежал и записался бы в королевскую армию.
– Это был бы очень опрометчивый шаг.
– Я ему говорю то же самое, но все равно ему очень плохо здесь, и я боюсь иногда, что он сделает какую-нибудь глупость.
Изабелла отвела глаза, а Роберт смотрел на прелестный овал ее лица со странным томлением в сердце. Ему хотелось сказать: «Может быть, я смогу что-нибудь сделать для вас?» Но он знал, что не должен вмешиваться. Это могло бы изменить течение его жизни, а он не имел права рисковать. И еще: Роберту хотелось побольше узнать о девушке.
Он тихо сказал:
– Когда я увидел вас и вашего брата на корабле в ту ночь, я понял, что с вами произошло что-то ужасное. Вы не хотите мне об этом рассказать?
– Я никому и никогда не рассказывала, – шепотом ответила Изабелла. – Все это погребено в моей душе, да никто и не захотел бы выслушать или попытаться понять. Ги был еще слишком мал. Ему лучше забыть.
– Но вы не забыли?
– Нет. Воспоминания все еще преследуют меня. – Она помолчала с минуту, потом начала говорить, уже не останавливаясь. Даже Люсьену она не открывала своего сердца. Это он говорил ей, а она зачарованно слушала, но с Робертом все было иначе.
– Это началось в тот день, когда революционеры пришли в замок… Раньше были только разговоры и слухи, но вот они окружили нас и стали угрожать…
Образы множились в ее мозгу по мере того, как она описывала любимого дедушку в толпе революционеров, кровь на его седых волосах и то, как они забивали его до смерти, весь тот безумный день, гнетущее чувство страха: человек, которого они считали другом, так коварно предал их. За те месяцы, что Роберт провел в Париже, он видел много подобных трагедий: мужей разлучали с женами, матерей – с детьми, и, что хуже всего, озлобленные люди видели в гильотине верное средство отплатить за старые обиды.
– Когда-нибудь я хотела бы вернуться туда, – говорила Изабелла, увидеть замок, где мы выросли. Хотелось бы доказать всем, что мы с Ги не самозванцы… – Она повернулась и посмотрела на Роберта. – Как вы считаете, замок еще сохранился?
В глазах девушки стояли слезы, и Роберт испытывал огромное желание обнять ее и сказать: «Видит Бог, когда-нибудь я сам отвезу тебя туда». Но это было невозможно. Вместо этого, он произнес:
– Очень может быть, что не все было разрушено, и мир наступит раньше, чем мы думаем.
– Спасибо, что выслушали меня.
Она бросила на него долгий взгляд и отвернулась. Они немного помолчали, потом вдруг Изабелла сказала:
– Вы заметили? Ветер стих, и море спокойное, как молоко. В это время года, когда отлив, часто так бывает. Мне никогда не надоедает наблюдать за морем. Это помогает забыть собственные горести. А там – корабли, – мечтательно продолжала она, – видите? Такой штиль, что они едва плывут.
Роберт проследил глазами за ее рукой. Море было похоже на слегка смятый серый шелк.
– Какое точное описание. Вы сами это сочинили или кто-то написал?
Роберт улыбнулся.
– Увы! Я не поэт. Эти строки написаны неким Сэмюэлем Тейлором Кольриджем. Вы когда-нибудь слышали о нем?
– Нет, никогда. Мистер Холланд просто замечательный, но он все-таки немного старомоден. Он считает, что ни один современный поэт не может сравниться с поэтами прошлого.
– Это необходимо исправить, – заметил Роберт, – но не сейчас, к сожалению.
Изабелла вздохнула.
– Уже, должно быть, очень поздно, а я и так провела здесь целый день. Нужно возвращаться.
Он подал ей руку, помогая подняться, потом достал часы.
– Боже мой, уже почти пять.
– Ой, я должна бежать.
– Проводить вас до Хай-Уиллоуз?
– В этом нет необходимости. Я хорошо знаю дорогу. Вы скоро возвращаетесь в Лондон?
– Через несколько дней. Надеюсь, мы еще увидимся.
Роберт взял поводья своей лошади, лениво щипавшей траву.
Изабелла стояла, выпрямившись, и глядела на него снизу вверх. Потом она вежливо произнесла:
– До свидания, мистер Эрмитейдж, и спасибо, что поговорили со мной.
– Мне это доставило удовольствие, – и, повинуясь велению сердца, как в то холодное ноябрьское утро, он поднял к губам ее маленькую руку и поцеловал.
Изабелла стояла на тропинке и смотрела, как он уезжает по направлению к Райю. Чувство безнадежного одиночества, не покидавшее ее весь день, сразу отступило. Как тогда, много лет назад, его дружеская поддержка помогла ей обрести спокойствие и уверенность в себе.
В поместье царила тишина. Венеция с матерью только что вернулись из утомительной поездки с визитами к знакомым и теперь отдыхали в ожидании ужина. Сэр Джошуа вернулся один, без друзей, значит, вечерняя трапеза будет спокойной. Изабелла не стала ломать себе голову: оставаться ли ей в комнате или встретиться лицом к лицу с тетей, как будто между ними ничего не произошло. Возможно, что беседа с Робертом Эрмитейджем придала ей храбрости. Она смело вошла в столовую. Щека опухла и потемнела. Сама того не осознавая, Изабелла одержала, пусть маленькую, но победу. Об этом говорило хотя бы то, что тетя не захотела ворошить тягостные для обеих воспоминания – вряд ли Изабелла в ее нынешнем расположении духа покорно перенесла бы наказание. Злость на непокорную племянницу все еще бушевала в Августе, но она ничего не сказала мужу. Ги сразу обратил внимание на лицо сестры и встревожился больше, чем если бы сам заработал такой синяк.
– Боже мой, Белла, – воскликнул он, – что это с тобой?
– Я споткнулась и упала на камни.
– Лучше бы ты упала на свою проклятую собаку, – проворчал Джеймс, в последнее время постоянно пребывавший в плохом настроении. – Эту суку надо прибить.
– Почему? – спросила Изабелла, защищая свою любимицу. – Бет тебе ничего плохого не сделала.
– Она скалит зубы, когда я прохожу мимо.
– Ты сам виноват. Сбросил ее как-то с лестницы. Она такого не забывает.
– Еще раз попадется у меня на дороге, я ее пристрелю.
– Если ты это сделаешь, то поплатишься, – запальчиво встрял Ги.
– Смотри-ка, оказывается, он умеет говорить. А я-то думал, кошка съела твой язык, – издевательским тоном произнес Джеймс. – На что мне рассчитывать, кузен? На пару ударов кулаком?
– Ты хочешь меня оскорбить? – Ги вскочил на ноги. – Если на то пошло, я тебе покажу, что можно сделать кулаками! Мы это выясним раз и навсегда. Выходи!
– Ради Бога! Прекратите! – прогремел голос сэра Джошуа и раздался такой удар кулаком по столу, что все подпрыгнули. – Кончайте перебранку, вы двое. Джеймс, оставь собаку в покое. Вреда от нее нет. А ты, Ги, чем драть глотку попусту, мог бы помогать вечерами мистеру Форесту с расчетами. Он завален работой.
– Я работаю весь день, и никто не заставит меня работать еще и по вечерам! Пусть мистер Форест идет ко всем чертям. – И Ги пулей вылетел из столовой, не доев свой ужин.
– Несносный мальчишка! – пробормотал Джеймс. – Шуток не понимает.
