превратился в крепкого семнадцатилетнего парня, почти шести футов ростом, а она так и осталась хрупкой и очень стройной. Бриджи были сильно поношены, но Изабелла их починила. Она застегнула пояс на своей тонкой талии, надела белую рубашку с оборками и старый кожаный жилет, который выкрала из помятого кованого сундука, когда помогала делать уборку на чердаке. И его она подогнала по своей фигуре. Пара сапог из мягкой кожи была добыта из того же источника. Они оказались слишком велики, но, набив их бумагой, Изабелла исправила и этот недостаток.
Девушка проскользнула по черной лестнице, боясь, как бы ее не увидели из кухни. Миссис Бедфорд, слава Богу, обычно не выходила из своей комнаты до семи, но настроение повара было трудно предсказать. Выйдя через дверь в садовой ограде, она побежала к конюшне. Джейсон, младший конюх, был одним из ее самых верных друзей. Насвистывая что-то, он разбирал в кладовой каретную упряжь из меди и кожи.
– Рано же вы проснулись, мисс, – весело сказал Джейсон. – Вы – пташка яркая и ранняя. – Он понимающе подмигнул ей. – Хотите взять Джуно?
– Пожалуйста, Джейсон! Может быть, это последняя возможность.
– Да-а, – он оглядел ее сверху донизу, – воображаю себе, что произошло бы, если бы ее светлость увидела вас в этом костюме.
Джейсон усмехнулся, и она сверкнула глазами ему в ответ:
– Но она же не увидит, а ты ей не скажешь, правда?
– Нет, само собой, это меня не касается. Но не думаю, что мне понравилось бы, если бы моя сестра разгуливала, одетая, как мальчишка.
– У тебя нет сестры, и потом, я не смогла бы управиться с Джуно, если бы надела юбку, ты ведь знаешь.
Несколько лет тому назад она однажды попросила у тети дать ей подходящую одежду и позволить ездить верхом по утрам, как она всегда это делала дома, но получила уничтожающий ответ: нищим не стоит надеяться на то, что они получат все, что им вздумается, и ей следует привыкать к совсем другой жизни, чем та, которой она жила прежде. Больше Изабелла не напоминала о своей просьбе, но тайком поступала по-своему, хотя во всем этом был острый привкус опасности. А что, если бы ее выдали?
Джейсон привел оседланную кобылу. Изабелла погладила бархатистые ноздри лошади, предложила ей кусочек сахара, принесенный из кухни. Джуно осторожно понюхала угощение и с удовольствием начала его грызть. Джейсон помог Изабелле сесть на лошадь, положил руку на уздечку и, предостерегая, сказал:
– Помните, что нужно вернуться до восьми, мисс, пока нет мистера Крейна, а то он начнет задавать всякие вопросы.
– Я вернусь, – пообещала она, потом выехала из конюшни и направилась на дорогу для верховой езды, которая привела ее в Дендж Марш и затем на побережье.
В ту первую долгую трудную зиму она думала, что никогда не привыкнет к унылой оголенности пустошей, к огромным полям, прорезанным канавами, совершенно плоским и без единого деревца. Ветра здесь дули обжигающе-холодные, бросающие ледяной дождь в лица всех, кто отваживался выйти из дома. Снега выпадало так много, что не было видно дороги, и часто люди и овцы попадали в схваченные морозом канавы, где тонули, так и не дождавшись спасения.
Тянулись горестные, полные одиночества бесконечные месяцы. Детям прививали чувство полной зависимости от благодетелей. По косым взглядам, шепоту за спинами они догадывались, что распространялись ложные слухи: будто они незаконнорожденные, что их вышвырнули и они должны быть благодарны за то, что их не отослали в убогий сиротский приют.
С горечью, но гордо отвергала она клевету, хотя с таким же успехом она могла бы говорить с ветром. Люди легко верили слухам, ведь чего еще можно было ожидать от народа, который отрубил голову своему королю и имел наглость объявить войну Британии?
Ги, которого отправили учиться в школу, приходил домой, покрытый ссадинами и синяками после драк со своими задирами одноклассниками. Они всегда были готовы жестоко посмеяться над его нелепыми претензиями на знатное происхождение (кто же мог здесь знать о графе де Совиньи?) и над странной манерой говорить. Изабелла старалась изо всех сил поделиться с ним своим мужеством, своей уверенностью, что придет время, когда они смогут доказать, кем на самом деле являются, а пока нужно смириться. Однако ей так и не удалось внушить ему это. В последние два года, с тех пор как его забрали из школы, Ги должен был работать в подчинении у мистера Фореста, дядиного управляющего. Этот грубоватый, резкий человек хорошо знал свою работу, разбирался во всем, что касалось овец, но не собирался проявлять сочувствие или терпимость к угрюмому подростку, полагавшему, что жизнь обманула его. Ги терпеть не мог и управляющего, и Хай-Уиллоуз. Он постоянно говорил Изабелле о своем намерении убежать и завербоваться в один из полков, формировавшихся по всему краю.
– Но ты не можешь сражаться с французами, ведь это наш народ, – возражала она.
– После того, что они сделали с отцом и с нами, я не могу считать их своим народом.
Изабелла жила в страхе, что в момент всплеска его бунтарских настроений Ги сможет выполнить свою угрозу. Хотя он и представления не имел об ужасах, с которыми приходилось сталкиваться солдатам в армии.
Но в это чудесное летнее утро Изабелла забыла свои тревоги. Она позволила Джуно скакать по траве, а сама с удивлением подумала, что болота стали теперь ее самым большим утешением. Они дарили ей чувство свободы, свет, какого больше нигде в мире не было, тишину, гонимые ветром огромные тучи, закаты, пламеневшие в протянувшихся к далеким серо-голубым холмам дугах зеленого, золотистого, пурпурного цветов. Пока лошадь шла рысью, Изабелла напевала навязчивую мелодию, услышанную ею в тот первый вечер в Хай-Уиллоуз: «Верни любимого ты мне, о, ветер с моря…»
Это песенка служанки Гвенни. Она развешивала выстиранное белье, глядела, как оно полощется на сильном ветру, и печально напевала. Парень, на свидания с которым она бегала, к несчастью, попался в руки вербовщиков и теперь служил во флоте, не надеясь вернуться в Англию еще долгие месяцы, может быть и годы.
– Ну и дурак же он. Уж я скажу ему все, что о нем думаю, – сердито доверяла она Изабелле свое горе. – Позволил схватить себя вместо того, чтобы бежать, как заяц. Интересно знать, каких других девушек он целует в дальних краях, – продолжала она, пытаясь заглушить страшную мысль о том, что любимый может лежать мертвым на дне моря.
Изабелла задержалась на минуту у «Корабля на Якоре», где перед выходом в море собирались рыбаки. Мэри Хоуп вышла с кружкой молока, одобрительно похлопала Джуно по гладкой шее.
– Ваш дядя еще не вернулся из Лондона, мисс?
– Нет пока, и похоже еще на несколько дней задержится.
Вместе с Мэри вышел Джонти Дейли. Он работал в гостинице, был мастером на все руки. Широкоплечий крепкий парень с копной немытых каштановых волос, несмотря на то, что черты лица его были грубоваты, казался привлекательным. Джонти проницательно глянул на нее и, приветствуя, кивнул, потом взял лопату и ведро и направился за дом.
Изабелла догадывалась, что в простодушном вопросе таилось больше, чем могло показаться на первый взгляд. Огромные погреба-пещеры, сохранившиеся с времен Средневековья, были, вероятно, забиты контрабандным товаром. Его в ближайшую пару ночей навьючат на крепких маленьких пони и развезут по всему краю, прежде чем ее дядя или таможенные чиновники что-нибудь пронюхают. Изабелла подозревала, что Джонти был одним из предводителей шайки контрабандистов. Лучше ничего не знать о таких вещах.
Она с благодарностью выпила молоко, протянула обратно кружку и направилась дальше к Данджнессу. Огибая маяк, бросила взгляд на бескрайние просторы, на покрытый галькой берег. Начинался отлив, и вдоль извилистой линии бухты обнажилась узкая полоска песка, убегавшая к отмелям. Там, за ними, па расстоянии мили находился Нью-Ромни. Высоко над головой с криками метались чайки. Во все времена года болота кишели птицами, и она постепенно научилась различать некоторых из них: свиязей, крачков и горихвосток. С дренажных канав прилетали чибисы, пигалицы и камышовые певчие птицы. Она всегда удивлялась, встречая на обширных галечных отмелях оазисы цветущих золотистым и лимонно-желтым кустов ракитника и пышное сочное растение, которое здесь называли морской капустой.
Изабелла осторожно направила Джуно вдоль оставленных на берегу рыбаками сходней, добралась до песка и послала Джуно рысью, а затем легким галопом. Ветер с моря развевал гриву лошади и волосы
