пусть даже они и продиктованы личными интересами. Она пошла приготовиться к долгой и довольно утомительной поездке к бедствующей вдове миссис Таутои, а Тиффани, обрывая шнурок звонка, дала волю своему воображению. Ей рисовались упоительные сцены, как неверные поклонники, узнав о ее великодушии, испытают угрызения совести, раскаются, что так неверно судили о ней, и наперебой примутся завоевывать прощение.
Это были отрадные картины, а поскольку Тиффани абсолютно не сомневалась, что проявляет поистине королевское великодушие, то катила в дом пастора не опасаясь, что может встретить там далеко не тот восторженный прием, который, по ее мнению, был ею вполне заслужен.
Слуга пастора, впустивший ее в дом, казалось, засомневался, когда она весело провозгласила, что приехала к мисс Чартли, но все же проводил девушку в гостиную и пообещал справиться, дома ли мисс Чартли. Когда он вышел, Тиффани, глянув на свое отражение в зеркале, висящем над камином, и поправив блестящие локоны, выбившиеся из-под полей шляпки, подошла к окну.
Гостиная выходила окнами в сад, радующий глаз цветами, ухоженным кустарником, хорошо выкошенным газоном и несколькими отличными деревьями. Вокруг ствола одного из них была сооружена скамейка в местном стиле, и рядом с ней стояли так, будто только что с нее поднялись, Пэтинс и Линдет, а лицом к ним — пастор, держа каждого за руку.
Какое-то мгновение Тиффани вглядывалась в эту сцепу, толком еще не осознав всей важности увиденного. Но когда Линдет с высоты своего роста посмотрел, улыбаясь, на Пэтинс, а та подняла на него восхищенные глаза, правда обрушилась на нее, ослепив как блеск молнии.
Тиффани настолько была к этому не готова, что понимание происходящего заставило ее чуть ли не окаменеть. Нежелание верить глазам своим, ярость и досада переполнили ее. Что же получается? У нее прямо из-под носа лорда Линдета похитила Пэтинс Чартли? Поверить в такое было невозможно! Чтобы Пэтинс — и вдруг получила предложение руки и сердца от Джулиана? И тут же Тиффани обожгла другая мысль: а ведь ей он даже намека не сделал на то, чтобы выйти за него замуж! Ее охватило болезненное чувство обиды.
Но тут позади нее открылась дверь и послышался голос миссис Чартли. Тиффани повернулась, призвав на помощь всю свою гордость. Она никогда не сомневалась — миссис Чартли ждет не дождется случая насладиться ее унижением. Мысль — только бы не дать ей догадаться, что Линдет хоть капельку ее волнует, — придала Тиффани сил. Ей удалось напустить на себя безразличный вид и произнести:
— О, как поживаете, мэм? Я заехала, чтобы передать Пэтинс одну мелочь, которую купила для нее в Харрогите. Но мне нельзя дольше здесь оставаться. — И почти не глядя, протянула миссис Чартли сверток в серебряной бумаге.
Та приняла его, сказав с некоторым удивлением:
— Как мило с твоей стороны, Тиффани! Она будет очень тебе признательна.
— Здесь ничего особенного. Только цветок для ее газового бального платья. Но мне надо идти.
Миссис Чартли мельком глянула на окно:
— Не подождешь ли, дорогая, пока я посмотрю, не смогу ли ее найти? Не сомневаюсь, Пэтинс очень захочется поблагодарить тебя лично.
— Это не столь важно. Слуга сказал, что, как ему кажется, Пэтинс сейчас занята помолвкой. — Тиффани перевела дыхание и спросила с самой ослепительной улыбкой: — Так это что, правда? С кем, с Линдетом? Он и впрямь сделал ей предложение? Я… я так и ожидала от него подобного шага. Как-никак он уже в возрасте!
— Ну, если ты не станешь особенно распространяться об этом, то отвечу — да! — призналась миссис Чартли. — Но знаешь, это еще не окончательно, он пока еще ничего не сообщил своей матери. Поэтому, прошу тебя, никому ни слова.
— О, буду молчать как рыба! Хотя, как могу предположить, кое-кто все равно догадается, а там узнают и все остальные. Очень прошу, ну очень, передайте ей мои искренние поздравления, мэм. Не сомневаюсь, они отлично поладят.
Тиффани отказалась, чтобы миссис Чартли проводила ее до конюшни, и чуть ли не бегом бросилась из дома, подхватив одной рукой подол юбки, а другой — до боли сжимая плеть. Ее подгоняла мысль, что, хотя она пока и неплохо держит себя в руках, это ненадолго. К тому времени, когда доберется до Стаплса, все демоны, разбуженные в душе, возьмут над ней верх. И ведь было отчего прийти в отчаяние и разозлиться. Можно не сомневаться, теперь все ее соперницы, за исключением, пожалуй, одной Лиззи, возрадуются ее свержению с пьедестала! Она же сама в открытую хвасталась, что стоит ей лишь поманить пальцем, и Линдет тут же будет у ее ног. Тиффани невольно съежилась, представив себе, как это будут склонять на все лады, говорить, что Пэтинс утерла ей нос. Люди будут смеяться за ее спиной, а в лицо со сладким видом отпускать неприятные шуточки, даже поклонники откажут ей в поддержке.
Подумав о них, Тиффани неожиданно перестала плакать. Слезы, которые до этого ручьем струились из глаз, внезапно высохли. Да, впереди она не видела ничего, кроме унижения, ничто не могло спасти ее от позора. А поэтому оставалось только одно — немедленно покинуть Стаплс и вернуться в Лондон. Но Лондон — это означало Портленд-Плейс. Тиффани не опасалась, что тетка Бафорд отправит ее обратно в Стаплс, где она была так несчастлива из-за того, что с нею плохо обращались, — уж в этом-то она сумеет всех убедить! Однако нельзя было с полной уверенностью сказать, что ее не упрячут снова в школу до следующей весны.
Нетерпеливо расхаживая по своей комнате, Тиффани усиленно ломала голову, как ей быть. И не напрасно! Наконец вспомнила о существовании еще одного своего опекуна — холостяка дяди Джеймса, который жил где-то в Лондоне вместе со старой экономкой, заправлявшей всем в его доме. Тоже, конечно, не лучший вариант, но все-таки… Джеймс Бафорд в тех немногих случаях, когда им доводилось встречаться, вел себя так же, как и все остальные джентльмены преклонного возраста, знакомые Тиффани: хихикал над ее выходками, щипал за ушко и называл непослушной маленькой шалуньей. Если он и не придет в восторг от приезда хорошенькой племянницы, то она все равно сумеет обвести его вокруг пальца. Либо сможет отсидеться под его кровом до весны, либо заставит убедить тетку Бафорд вывести Тиффани в свет во время малого сезона. Во всяком случае, дядя Джеймс гораздо меньше, чем тетка Бафорд, будет настаивать на ее возвращении в школу. А чем больше Тиффани думала о «страданиях», которые ей довелось перенести в Стаплсе, тем больше убеждалась — винить ее за то, что она сбежала оттуда, нельзя ни в коем случае, никто не вправе упрекнуть ее за это. В самом деле, тетя Андерхилл покинула ее, не пригласив с собой в Бридлингтон хотя бы для видимости. Кауртни относился к ней с неприязнью и непрестанно досаждал; мисс Трент, чьей обязанностью было постоянно находиться подле нее, пренебрегла своим долгом и полностью переключилась на Шарлотту, более того, оставив Тиффани без защиты среди уличной толпы в Лидсе, доказала, что не способна блюсти ее интересы. О, ей будет что рассказать! Хотя бы о том, как мисс Трент уехала в экипаже Тиффани с нахальной девушкой, не имеющей к ней никакого отношения, а свою подопечную, которую должна была беречь как зеницу ока, бросила в заурядной гостинице одну- одинешеньку. Позже в Стаплс ее отвез — подумать только! — холостой мужчина, которому, вопреки приличиям, ей поневоле пришлось довериться.
Трудность заключалась в том, как осуществить побег. Забыв на миг, что она только что отвела мисс Трент роль «чудовища» в своей драматической повести, Тиффани задумалась, удастся ли уговорить Анкиллу немедленно сопровождать ее в Лондон? Впрочем, очень быстро она отвергла эту мысль. Мисс Трент была слишком благоразумна, чтобы одобрить необходимость столь поспешного отъезда. Она почти наверняка откажется пойти на такой шаг, не проконсультировавшись предварительно с тетей Андерхилл. Не исключалось даже, что дерзнет предложить Тиффани смириться с унижением, словно бы не зная, что она скорее согласится умереть, нежели склонить голову!
Нет, мисс Трент в этом деле будет только помехой. Поэтому разумнее сбежать из дома еще до того, как она успеет вернуться. Но как ей добраться до Лидса? Тиффани могла бы доехать туда верхом: в тамошних конюшнях давно привыкли к ее прогулкам в одиночестве — это не вызвало бы никакого удивления, но тогда нельзя будет взять с собою никакого багажа и ей придется проделать весь путь до Лондона в одном костюме для верховой езды. Не стоило и пытаться уговорить какого-нибудь из кучеров подвезти ее до Лидса в экипаже — они наверняка откажутся, если ее не будет сопровождать мисс Трент или какая-нибудь служанка. Бессмысленно было рассчитывать и на то, что грум Кауртни позволит ей в одиночку воспользоваться фаэтоном его хозяина.
