народа и превращении Российской державы в третьесортную страну. Игорь щелкнул кнопкой. Политика и связанная с ней демагогическая болтовня его давно не интересовали.
Он покончил с первым и занялся чаем, который по обыкновению пил без сахара, добавив туда лимонной кислоты.
Другая программа под мелодии Моцарта из «Женитьбы Фигаро» рекламировала презервативы, как самое надежное средство от СПИД. И только по третьей шел разговор на тему, слегка задевшую Игоря. Некий историк вел речь о Рюрике, обрушиваясь на славянофилов, с пеной у рта он выводил его родословную от скандинавских конунгов. В формальном смысле историк был прав, легендарный вождь унаследовал по линии бодрича-отца истинно нордический норов. Но оперируя при этом совершенно ложными сведениями, норманист, говорил, что призванное в Новгород племя русь явилось из-за моря, а ближайшая заморская страна — это Швеция.
— Приятно, ребята, чувствовать в жилах кровь такого культурного и развитого народа, как шведы. Возможно, я и сам бы не прочь заполучить пинту-другую. Конечно, Вещий Олег, имел все основания опираться на родичей, да Ингиргерд тоже… Может быть даже эта малая толика на тропах истории способна сыграть решающую роль. Но разве кровь — это главное? Кстати! Не многие знают, что балтийские воды за тысячу лет аж на две сажени опустились. Потому и не точны ныне карты родного Рюгена, то бишь Буяна. Потому и лежат развалины Световидова Храма не у берега, а в отдалении. Да и Нево в те времена разливалось столь широко, что выйдя из Старгорода, за две недели при попутном ветре можно было очутиться в Новогороде, спустившись от Ладоги по Волхову.
Впрочем, память бередить не хотелось.
Поэтому Игорь вообще выключил приемник и направил мысли в иное русло:
— Неужели, у кошки и впрямь столь острый слух? — скинув тапочки, парень на цыпочках направился в комнату, прихватив с собой чашку теплого можайского молока.
Его гость сфинксом сидел на письменном столе. Перед Котом мигал экран Игорева Notebook, хотя тот прекрасно помнил, что не включал компьютер с утра. Создавалось ощущение, будто Кот читал или даже правил его Книгу.
Эта мысль заставила парня еще раз проверить Кота на свой колдовской глаз. Зверь не возражал. И сколь его Игорь не разглядывал — ему так и не удалось найти на шкуре гостя даже намека на чужую волошбу.
Игорь отсадил Кота в сторону и поставил под нос молоко. Зверь недоверчиво понюхал угощение, а затем принялся жадно лакать, так, что белые капельки заскользили по кисточкам воротника, по серебристым волосьям да усищам.
Развернувшись к экрану, молодой маг принялся за работу, его длинные пальцы музыканта бегали по клавиатуре:
«Но гениальный всплеск похож на бред, в рожденье смерть проглядывает косо… Интуиция и вдохновение художника, а в особенности поэта, каким был Высоцкий, стоят многого.
Маг — это тот, кто обладает поэтическим даром прозрения. Род прозревал каждый миг.
И было им устроено так, что Порождение-Явь и Уничтожение-Навь следуют взявшись за руки. И там, где проявится Явь, не удержать Нави. Если что-то в мире появится, что-то должно исчезнуть.
Маг — это тот, кто ведает, что именно убудет, если нечто прибудет. А еще, Маг пользуется своим знанием.
И ведут меж собой битву две Силы: Навь-Смерть и Разрушение, Явь-Возникновение и Восстановление. И не вечно длится торжество Нави, Явь всегда приходит ей на смену.
Роду безразличен их порядок. Ибо все, что погибло, должно возродиться, а все рожденное — погибнет вновь.
Взял тогда Род Явь и Навь — появилось Время и Жизнь. Взял он Навь и Явь — стало Пространство и Безвременье.
Маг лишь тот, кто умеет свои Явь и Навь менять местами. Маг созидает собственное пространство, Маг творит свое время.»
Погасив компьютер и настольную лампу, Игорь остался в кромешной темноте, так лучше думается. Только два кошачьих глаза сверкали плошками с верхней полки. Но их света было явно недостаточно, чтобы мага озарило. Это только так говорится — его неожиданное осенило. Мужчина вынашивает идею, как женщина — ребенка.
Бывают идеи недоноски, бывают выкидыши.
— Ну, что, Кот? Будем спать? — Игорь перебрался на софу и постучал ладонью по подушкам, — Ну, иди сюда, зверюга! Так уж и быть.
И вдруг Кот запел Баюном, заурчал медоточивой гармонью, под звуки которой по телу Игоря разлилась приятная истома, и человек быстро заснул.
В который раз в своих видениях Игорь брел по заколдованным тропам волшебной гущи. Впрочем, на этот раз лес был зимний. Ему казалось, что он проваливается в снег по пояс, вылезает на заледенелую обветренную поверхность, и снова проваливается. Странно, Игорь не чувствовал холода, более того, он не мог со всей определенностью сказать, во что одет, и как он вообще выглядит. Рядом шагал Влас, старец шел своей невозможной, невообразимой походкой, столь удивившей Игоря в их первую встречу.
— Я здесь все пути ведаю. Главное, не отставай! — сказал ему Проводник.
— Что-то вороны раскричались? — молвил Василий, указав своему водчему на двух крупных и черных, как смоль, птиц. — Не к добру это! Видать, опять каратели облаву затеяли.
— Не боись. Прорвемся. Я тут все тропы знаю! Только, поспевай! Влас ускорил шаг и теперь сержанту приходилось за ним бежать, что не особенно удобно в лесу, полном глубокого снега.
— А про воронов — люди брешут. Они птицы в хозяйстве полезные. Иной раз и присоветовать что умное могут. Да, кстати, чуть не забыл! — Влас протянул парню небольшой сверток.
— Что это?
— Да, твой дружок просил матери его передать. Так что, не поленись, съезди к ней. Воля умирающего и для меня — закон.
— Зинченко? — изумился Василий.
— Он самый. Постучал под вечер. И говорит, мол, передай Акулине Гавриловне. Ну, перед делом нашим, значит, и пришлось пообещать уважить его просьбу.
— Что ты несешь, старик?
— Вот и дорога! — оборвал его Влас, переваливая через бугор.
За ним вскарабкался и Василий.
Внизу, по ту сторону, у подножия склона извивалась черно- коричневой змеей довольно широкая дорога. Странный цвет объяснялся тем, что по ней медленно продвигалась вперед моторизованная колонна гитлеровцев.
— Тоже мне, проводник нашелся, — подумал Василий.
— Стой! — двое в форме сельской полиции направили на русских дула винтовок.
— Кто такие? Откуда! Чего шляетесь по лесу?
— Да мы свои.
— Оно и видно, что свои. Михаил!
— Я!
— Держи-ка этих своих на мушке! — приказал полицай напарнику.
— Здешние мы… — быстро заговорил усатый небритый парень в ушанке и тулупчике, поправляя топор за поясом, — вот, по дрова пошли. Холодно. Мороз.
Но Василию не поверили — Ну-ка, спускайтесь сюда! Вниз и по-одному. Да не вздумайте драпать! — скомандовал тот, что постарше. Ишь, по дрова они вышли. Здесь до ближайшей деревни версты три с гаком. Уж мне ли не знать.
— Контра. Фрицам продался!
— Что ты сказал, щенок! — не расслышал полицай.
— Ты постой тут, Вася. А я с ними пойду, договорюсь! — подмигнул сержанту Влас и шагнул вперед, поправляя на голове высокую меховую шапку.
