Если пройдет — будет строиться флотилия подобных кораблей.
Итак, осталось только Чукотское море. Помочь пройти его должен был ледокол «Красин». Но в Карском море у «Красина» сломался винт, Воронин и Шмидт решили идти без ледокола.
Наступила зима. «Челюскин» вмерз в лед. На карте его дрейф — огромная петля. Корабль почти вынесло к Берингову проливу, но льды снова потащили его назад.
Арктика ополчилась против смелых исследователей, бросила в бой самое страшное свое оружие — сжатие льдов. 13 февраля 1934 года гигантским сжатием ледяных полей «Челюскин» был раздавлен, как скорлупка. Люди высадились на лед.
— Нет больше судна, — сказал капитан Воронин. — Надо приспосабливаться жить на льду. Приспосабливаться сию же минуту, немедленно!
Над торосом взвился красный флаг.
Началось строительство лагеря.
Челюскинцы не теряли мужества. Даже сигнал бедствия — «SOS» — решили не посылать. Радист Кренкель дал спокойную радиограмму о случившемся.
В лагере выходила стенгазета «Не сдадимся!» Шмидт писал в ней: «Мы на льду, но мы и здесь граждане великого Советского Союза, мы и здесь высоко держим знамя Республики Советов!»
И страна не оставила в беде своих граждан. На следующий день после гибели «Челюскина» в Москве была создана правительственная комиссия под руководством В. В. Куйбышева, на Чукотке — чрезвычайная комиссия, которую возглавил начальник полярной станции на мысе Северном (ныне — мыс Шмидта) Г. Г. Петров. Лучшие летчики страны стали готовиться к спасению челюскинцев. И челюскинцы, два долгих месяца боровшиеся за свою жизнь, верили — помощь придет!
Маленькое стойбище Ванкарем стало центром спасательных работ. Сюда летели самолеты, везли на упряжках горючее из Уэлена. И первая «твердь земная» (хотя и скрытая снегом), на которую ступили спасенные челюскинцы, был мыс Ванкарем.
Ванкарем
Ванкарем в переводе с чукотского — «моржовые клыки». Но будь наша воля, мы бы дали поселку другое название — «Недоступный». Из-за частых туманов, пург, шквальных ветров самолет в Ванкарем пробивается не чаще двух-трех раз в месяц. И когда, после многодневных ожиданий погоды, оказываешься на борту желанной «аннушки», испытываешь настоящее счастье.
...Летим в белесой мгле в пятидесяти метрах над землей. Внизу еле проглядывает кромка берега — основной, ориентир для пилотов. Справа — белая тундра, слева — белое Чукотское море. А мы, как говорится, «посередине». Наш третий спутник, радист Шмидтовской гидрометеообсерватории Валерий Иванович Воробьев, улыбается: «Вырвались!»
Поселок возник под крылом самолета внезапно: ровные ряды домиков, красный флаг над сельсоветом. Встретили нас ванкаремцы во главе со своим «мэром» А. Н. Коршуновым. Пожимаем руки, стараемся запомнить имена. Мы еще не знаем, что через десять дней многие из этих людей станут нашими добрыми друзьями и на прощанье скажут: «Если будет трудно в жизни — приезжайте в Ванкарем». А пока...
Пока мы идем с полосы в поселок, на ходу рассказываем о себе, расспрашиваем Коршунова.
— Население? Чуть больше двухсот человек.
— Что есть? Все необходимое: больница, ясли-сад, школа, баня, магазин, клуб...
Северный Ледовитый океан белой дымкой убегает к полюсу. У наших ног крутится лохматая полярная лайка с невероятно густым, прямо-таки медвежьим мехом. И кличка, у нее подходящая — Полюс. По берегу трактор тащит тележку, нагруженную кусками льда — так добывается питьевая вода для поселка. На берегу ждут весны припорошенные снегом охотничьи байдары. Сделаны они из моржовых шкур. У домиков с подветренной стороны, свернувшись клубком, спят на снегу лайки. А вот и первая «упряжка» — мальчишка лет шести запряг в санки крепкого белого щенка и катит по улице, притормаживая самодельным остолом.
Но... Ванкарем — это сегодняшнее северное село. Дымят трубы котельных: в больнице, школе, детском саду всегда тепло. На стене клуба объявление: «Сегодня фильм «Через тернии к звездам» (а поскольку телевидения в селе нет, все население соберется в зале и будет живо обсуждать варианты спасения чужой планеты и нехорошее поведение Туранчокса). «Летом будем строить второй двухэтажный дом», — скажет нам Коршунов; протарахтят мимо на «Буранах» охотники Старостин и Мартынюк, которые даже сто метров от дома до магазина предпочитают «пройти» на транспорте, а из выставленных в форточки динамиков нас приветствуют Владимир Высоцкий, Алла Пугачева и «Машина времени»...
Для того, чтобы представить себе, каким был Ванкарем тогда, весной 1934 года, одного воображения мало. Надо хотя бы немного пожить в сегодняшнем Ванкареме, надо уйти на упряжках в Чукотское море, научиться соскакивать с нарт в трудных местах, облегчая работу собак, выталкивать нарты из забитых снегом ям и втаскивать на торосы, пить с каюрами крепчайший чай, есть нерпичье мясо, отрезая тонкие ломтики от одного общего куска, не жаловаться на холод и усталость... а потом, снова в Ванкареме, на состязаниях упряжек болеть за «своего» каюра Юру Вукувунентына и радоваться, что он пришел первым... и, встретив на улице любого из ванкаремцев, говорить ему: «Этти! (Привет!) Как дела?», и называть всех по имени...
Вот тогда уже можно прийти в гости к старому Вуквувье и разговаривать о том, какая была жизнь пятьдесят лет назад.
Вуквувье
Зеленая в красный цветочек рубашка заправлена в черный комбинезон. Седой ежик волос, кустистые брови, умные лукавые глаза, множество морщинок у глаз и губ — Вуквувье часто и заразительно смеется.
В 1934 году ему было девятнадцать. Был он тогда красивым и смелым парнем. С характером. И девушки, рассказывали нам старики, любили Вуквувье, и бригадиром он был, и председателем колхоза, и дети выросли в отца — тоже с характером. Юра Вукувунентын, первое место в первомайских гонках занявший, — сын Вуквувье.
Ну, вот. Отправляясь путешествовать по времени, возьмем Вуквувье своим каюром. Весна 34-го. Ванкарем. Двенадцать яранг. В Красной яранге — школа. Фактория, Заведовал ею коммунист Георгий Кривдун. Жизнь неторопливая и выверенная: охота на песцов, долгие часы у проруби на прибрежном льду — в ожидании нерпы, когда очистится море — промысел моржей, заготовка мяса на зиму себе и собакам, долгие чаепития в яранге... И вдруг — летят самолеты, мчатся упряжки, нагруженные бочками с бензином, друг Тынаэргин круглые сутки топит лед в водомаслогрейке на берегу. Очень шумно и людно стало в Ванкареме. Для Вуквувье наступило интересное время.
Собрали каюров — можно ли пройти на упряжках во льды, людей спасти? Долго охотники совещались. Людей спасать, конечно, надо. Но — говорили старики — не пройти на упряжках. Молодые вскакивали: пройдем! Старики спрашивали: далеко от берега ходил? Какой там лед, знаешь? Не знали молодые. Охотились все на прибрежном льду, зачем далеко уходить? Оторвет льдину, унесет — сколько случаев было! Там, в глубине моря — старики говорили — пути для собак нет. Торосы — как три яранги, друг на друга поставленные. Разводья опять же — байдару ведь не потащишь туда.
На собаках нельзя, на самолетах решили вывозить. Летчики стали летать, привозить челюскинцев в Ванкарем. Одного летчика прозвали Ымпенахен (Старик). По-русски его Молоков звали. А другого, молодого — Аачек (Юноша). Это Каманин. Когда всех челюскинцев спасли, Аачек Тынаэргина с собой взял — на летчика учиться...
...Первым прорвался в лагерь Шмидта Анатолий Ляпидевский — 5 марта. 13 апреля Кренкель дал последнюю радиограмму из лагеря: «До скорого свидания. Работу прекращаю».
