Рустама, моего сына. Он шел впереди нас, с левой стороны ключа.
— Что? — спросил я, подходя к сыну.
— Смотри, папа, какой-здоровенный след, — и указал на крупный отпечаток медвежьей лапы, глубоко вдавленный в песчаную отмель. Подошел Махин. Он внимательно осмотрел след и как-то по-мальчишески радостно произнес:
— Я говорил, Константиныч, что он здесь! След вчерашний, в верхотину прет, стервец!
Немного дальше, метрах в пятидесяти, обнаружили утолоку: тут была лежка медведя. Здесь он пил воду, купался и отлеживался после холодной ванны. Собаки совершенно равнодушно относились к следам и утолоке. Видимо, они успели выветриться, но и этого было достаточно, чтобы повысить нашу настороженность. Тот, кто охотился на медведя и имел с ним дело, поймет, какое чувство охватывает человека когда он натыкается даже на старый след. Каждый из нас проверил свое оружие. После короткой остановки и осмотра лежки мы шли более настороженно. Григорий Иванович двинулся по левой стороне ключа, мы с Рустамом — по правой.
По пути я напутствовал сына:
— Ты, Руся, держись ко мне поближе, идем не на зайца, сам понимаешь.
Следы и наброды стали встречаться все чаще. Собаки, припадая к следам, зачелночили. Не прошли мы и километра, как вдруг из-под выворотня старой березы выскочил огромный медведь и с быстротой собаки бросился на меня, но метрах в трех почему-то остановился. Я воспользовался этой остановкой, неторопливо прицелился в лобастую голову зверя, нажал одну за другой гашетки — выстрелов не было. Переломил бескурковку и нажал вторично, однако и на этот раз выстрелов не последовало. Озноб страха пробежал по всему обмякшему телу. На перезарядку времени не оставалось. Что делать? Нож! Медведь злобно осклабился, рявкнул и бросился на меня. Сбитый с ног, я упал навзничь и тут же почувствовал на себе что- то тяжелое, обдающее меня горячим дыханием и неприятным запахом. На миг увидел оскаленную пасть и желтые клыки зверя. Какое-то мгновение я упустил, растерялся и не мог нащупать рукоятку ножа. Наконец, я нашел ее, вытащил нож, но нанести удар не пришлось. В этот критический момент на помощь прибежали собаки и бросились на медведя, хватая его за «штаны». Зверь оставил меня и кинулся на Казбека, ударил его лапой по загривку, но тут же угодил под выстрел Рустама и был убит наповал. Все это произошло так быстро, так неожиданно, что ни Махин, ни Рустам не успели выстрелить, когда медведь оседлал меня. Если б не собаки, неизвестно, чем бы все кончилось.
Это был крупный самец. Зубы у него стерлись до самых десен, клыки затупились, когти оказались поломанными. Он был ранен в правую ляжку круглой пулей 16-го калибра. Глубокая рана успела загноиться, нога распухла. Кем был подстрелен этот медведь, осталось неясным. Может быть, все-таки охотниками из совхоза, о которых говорили Савельич и Махин?
Этот случай еще раз подтверждает, насколько опасен раненый медведь для того, кто случайно наткнется на него. Он может изуродовать человека, убить его.
Охота закончена. Мы сидим на сухом берегу Горелого ключа и все еще переживаем недавнюю схватку с матерым звериной. Обнимаем и целуем Казбека и Герту за их неоценимую помощь при схватке с хищником.
Встреча с шатуном
В декабре 1958 года в районе поселка Ягодного Комсомольского района в тайге заблудились два молодых охотника-любителя, промышлявших белку и соболя. Парней настигла пурга. Местность они знали плохо, вскоре потеряли ориентировку, стали блуждать по заснеженной тайге наугад и окончательно заплутали.
Мне, как представителю первичного охотколлектива завода «Амурсталь», было поручено организовать поисковую группу и возглавить ее. Вскоре группа из десяти охотников была создана. Разбив ее на два звена, в каждом по пять человек, мы составили маршрутные карты местности предполагаемого района поиска.
В первый день ночевали под открытым небом, на второй день — в зимовье местных лесорубов, остальные ночи проводили у костра. Ходить по тайге было трудно: снег выше колена, тайга захламлена буреломом и густо заросла молодым подлеском пихтача и ельника. Охотники, промокшие от пота, валились с ног. Решено было сделать суточный привал. Мы выбрали место для стоянки. Очистили площадку от снега, разложили большой костер, хорошо прогрели землю. Затем удалили большие угли, а на горячую золу наложили еловые и пихтовые сучки.
День клонился к вечеру, нужно было позаботиться об ужине. Назначенный поваром Сережа Зайцев сварил прекрасный суп из рябчиков. Мы хорошо поели, выпили по кружке чая и улеглись на теплую «постель», предварительно установив ночное дежурство: по одному через каждые два часа. Лагерь затих.
На рассвете дежурный громко закричал:
— Ребята, лось! Сохатый! Бей, стреляй!
Все подскакивали и бросились к ружьям, висевшим на сучках соседней елки. Я запретил стрелять, охотники повиновались мне и повесили ружья. Прямо на лагерь с северной стороны бежал лось. Но шагах в двадцати он остановился, постоял в нерешительности две-три минуты, затем повернул вправо от нашего бивака и снова остановился в пятидесяти шагах от нас. Лось был сильно кем-то напуган, измучен усталостью. Дрожа всем телом, он страшно храпел. Казалось, бедняга вот-вот упадет. Через одну-две минуты зверь круто развернулся и неторопливой иноходью ушел в пойму таежной речки Холуни. Когда он скрылся в дебрях, начались оживленные разговоры. Никто из нас не мог объяснить, что побудило сохатого подойти так близко к людям. Не знали мы, что его привел к нам инстинкт самосохранения, что у нас он искал спасенье от неминуемой смерти. Едва затихли голоса на биваке, как снова крикнул тот же дежурный:
— Ребята, медведь!
Мы вначале подумали, что шутит парень, но это была не шутка. Действительно, по следу лося прямо на нас размашистым наметом бежал здоровенный медведь. В двадцати шагах от лагеря он остановился на том самом месте, где только что стоял лось, рявкнул, лязгая челюстями. Из раскрытой пасти валил пар и падали хлопья густой пены. Медведь был сильно раздражен. Только сейчас мы поняли, кто так сильно напугал лося. Загремели выстрелы. Зверь круто развернулся, громко ухнул и пошел обратно своим следом в дебри, оставляя большие потеки крови на снегу. Не помешай мы ему, он догнал бы сохатого и задавил его.
Вспыхнул горячий спор. Одни рвались преследовать хищника, другие доказывали, что нас послали сюда искать людей, а не за косолапым гоняться.
Я, как старший группы, выслушал спорящих и распорядился по-своему: добить такого медведя нужно. Иначе он может отлежаться и, чего доброго, на человека попрет. Зверь наглый, смелый, голодный. Повстречает заблудившихся парней — быть беде. Что они сделают такому зверюге из своих одностволок, заряженных мелкой дробью?
— Преувеличиваете и страху нагоняете, — возражал Василий Лучков, бывалый охотник. — Медведь тяжело ранен, подохнет сам по себе, вон кровищи-то сколько. А если и выживет, то едва ли ему, калеке, удастся задавить лося, все равно позже подохнет от голода и холода.
Разумеется, все могло случиться именно так, но предусмотрительность требовала учитывать и возможность иного исхода. И я распорядился: звено Зайцева пойдет добивать медведя, звено Лучкова продолжит поиск людей. Приступить к выполнению задания только завтра, а сегодня отдых. Федя Зайцев рвался догонять медведя немедленно, но я не разрешил: надо дать зверю залежаться, тогда его будет легче взять, а если сейчас же начать преследование, он может далеко уйти.
Лучков был прав. Медведь, истекая кровью, не прошел и трех километров, упал замертво. Это был
