равнинные перелески... С высоты природа кажется чахлой, на сочную Яву Комодо совсем не похож. Как будто сюда, за экватор, забросили кусочек Северного Марокко. На равнинных местах там и тут одинокие, с неяркой зеленью кусты, небольшие группки пальм. У подножий гор — заросли бамбука. Склоны то в чернеющих осыпях, то в мелкой кустарниковой поросли, как на горах Крыма. Нигде ни одной речушки. Но какие-то источники пресной воды где-то, конечно, есть, иначе здесь не было бы никакой живности и людей.
На восточной окраине острова к морю прижались хижины — деревня. Берег там пологий и зеленый, а за селением, со стороны суши, пролегла широкая черная полоса — свежая гарь. Нарочно, наверное, выжигают растительность, чтобы к деревне не подходили вараны. Но для людей они, говорят, не опасны. Ящер, привезенный с Комодо в Лондонский зоопарк, настолько привык к своему смотрителю, что бегал за ним, как собака. На Комодо, однако, были случаи, когда голодные вараны нападали на людей и даже убили одного мальчика.
Две-три минуты, и самолет, облетев остров, идет на новый круг. Земля все ближе. На одной из полян — стадо каких-то животных. Похоже, буйволы. Их завезли сюда еще при ван Боссе, и они расплодились тут во множестве. И, понятно, стали дикими.
Снова круг, еще круг. «Дакота» проносится над самыми вершинами гор. Пилоты ищут, где приземлиться.
...Мы увидели его сразу, едва самолет коснулся земли. Первое впечатление трудно передать. Шагах в сорока от морской косы, на которой посадил «Дакоту» капитан Сувондо, на песчаном берегу стояло с высоко поднятой змееподобной головой чудовище, как будто вынырнувшее из глубины тысячелетий. В длину оно было метра три, в поперечнике, по центру свисающего к земле брюха, — не меньше метра. Грязно-бурая чешуйчатая кожа на спине, как плотная кольчуга. Казалось, она высечена из камня. На непропорционально маленькой голове, там, где должны быть уши и ноздри, зияли темные провалы. Чудовище стояло против солнца. Его крохотные глазки поблескивали в отраженных лучах, как две отполированные желтые пуговицы.
Мускулистая, в жестких складках шея, широкая, как у амфибии, грудь и мощные, вгрузнувшие в песок короткие лапы.
Самолет его нисколько не испугал. Огромную, неистово ревущую серую птицу ящер рассматривал, казалось, с любопытством. Лениво повел головой только когда смолкли моторы. И снова застыл, как отвратительное изваяние.
В моих руках плясал фотоаппарат. Бегая от иллюминатора к иллюминатору, я лихорадочно щелкал.
За рукав меня дергал Анди:
— Туан! Туан (т. е. господин) Саша!
Я готов был залепить ему оплеуху.
— Но, туан, у вас закрыт объектив!
Проклятье! И, должно быть, давно кончилась пленка.
Я не мог перезарядить аппарат спокойно. Пока я с ним возился, варану стоять надоело. Повернувшись, он неторопливо побрел к прибрежным зарослям бамбука. Его толстый, треугольно заостренный на конце хвост волочился по земле и резал рыхлый песок, как соха.
Мне казалось; второй пилот открывал дверцу самолета слишком медленно. Потом ему непременно нужно было опустить стремянку. Не дожидаясь, пока он ее закрепит, я прыгнул на землю. За мной — Анди.
— Хелло, мальчики! — крикнул из самолета капитан Сувондо. Показавшись в дверях, он бросил нам два карабина. — Возьмите, не помешают.
Моя горячность вызывала у него сдержанную, снисходительную улыбку.
Мы помчались догонять варана. Ящер не оглядывался и по-прежнему не торопился. На нас ему ровным счетом было наплевать. Когда до него оставалось метров двадцать, мы сбавили бег и пошли шагом, стороной. На ходу, наверное, в поисках чего-то съедобного, ящер обнюхивал песок. Из его полуоткрытой пасти то и дело выскальзывал огненно-красный язык. Он был похож на струйку пламени. Я подумал, что сказки об огнедышащих драконах не так уж далеки от истины.
Мы шли за ним минут пятнадцать. Я несколько раз щелкнул фотоаппаратом, но уже без прежнего энтузиазма. Мне хотелось снять чудовище в той первой позе, во всем его жутком величии.
Подойдя к зарослям бамбука, он немного постоял и скрылся в чаще. Идти туда я не решился. Я знал, что ударом хвоста варан острова Комодо способен убить лошадь и может проглотить средних размеров собаку.
Этот ящер — хитрая бестия. На Комодо основной пищей служат ему дикие олени и яванские кабаны, тоже завезенные сюда еще при ван Боссе. Но он никогда не нападает на них открыто. Поэтому они его не боятся. Забравшись в стадо животных, варан ждет, пока они перестанут обращать на него внимание. Затем, улучив момент, сбивает с ног того оленя или кабана, который подойдет к нему на расстояние прыжка. И делает это с молниеносной быстротой. Жертва не успевает заметить, когда ей грозит опасность. Убив животное, ящер снова выжидает. Пировать начинает после того, как стадо уйдет подальше. Вспоров клыками брюхо жертвы, хищник жадно пожирает внутренности.
Ученые, наблюдавшие варанов на Комодо, пришли к выводу, что у них сильно развито обоняние. Запах крови они чуют за сотни метров. Как только ящер распорет брюхо своей жертвы, из чащи к нему скоро выходят другие его сородичи. При этом заметили, что некоторые из них спешат на запах крови даже из соседних долин. От добычи им уже ничего не остается. Но они долго не могут успокоиться. Кружат на месте недавнего пиршества, алчно внюхиваясь в оставшееся на земле мокрое пятно.
И еще одно коварное качество у этого хищника — сравнительно слабых животных он словно гипнотизирует. Маленькая макака перед ним верещит и вся трясется от ужаса, но бежать не может. Несчастную обезьянку варан заглатывает живьем.
— Ладно, Анди, — сказал я, — у нас еще есть время.
Было сухо и нестерпимо знойно. Раскаленному воздуху море не давало ни влаги, ни прохлады. Всюду в Индонезии воздух насыщен парами, как в бане, а тут — сушь. Может быть, потому здесь и живут вараны. Ведь они в общем-то обитатели жарких пустынь.
Мы вернулись к самолету и под ехидные замечания старшего лейтенанта Рахмади, второго пилота, принялись строить планы, как лучше выманить из чащи ушедшего от нас варана. Анди предлагал пойти на охоту, застрелить оленя и в удобном для нас месте подвесить его тушу на дереве. Ящеров сразу соберется целая стая. И все будут тянуться к оленю. Кадры получатся замечательные. Капитан Сувондо молча усмехался. Вся эта затея с варанами ему, вероятно, казалась пустой забавой. Потом он сказал, как бы подводя итог:
— Да, мальчики, план гениальный, но пора обедать.
Хотя жара была нещадной, на отсутствие аппетита никто не пожаловался. Все знали, что из Джакарты Анди захватил ведерный термос с отличным холодным пивом.
Расположились в тени крыла «Дакоты» — расстелили на песке брезент. Полулежа запивали пивом сушеные креветки с солеными рисовыми лепешками. О варанах на некоторое время забыли.
Я смотрел на плывущие по зеленовато-синему шелку неба ослепительно белые облака и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Пусть я больше не увижу варанов, зато надо мною небо острова Комодо... Комодо, Комодо, звонкое слово — Комодо!
