траву, которую я уже неделю собирался скосить, я бросил через забор длинный и весьма недешевый кусок свиной вырезки, нашпигованной мышьяком (этим утром я видел по телевизору, как то же самое делает с чесноком Джулия Чайлд). С лаем было покончено.
Кроме того, это стало в некотором роде моим первым шагом к куда более крупной жертве.
— Магазинные кражи. И поцелуи.
— А поцелуи тут при чем?
— И то, и другое одинаково опасно. Полагаю. Меня ни разу не ловили, когда я воровала всякие мелочи из магазина. А я этим часто занималась.
— Ты не похожа на тех, кто занимается магазинными кражами, — сказал я, прижимая телефон плечом. Я закрыл глаза и попытался это себе представить: тонкая девичья рука, дорогое нижнее белье, которое сначала спрятали в кулаке, а потом засунули в кожаную сумочку.
— В молодости.
— Ты не похожа даже на тех, кто хотя бы раз воровал в магазине.
— Может, я совсем не такая, которой тебе кажусь, Эван.
— Какой, — машинально поправил я.
— Я открыла это для себя, когда была подростком. Мне казалось, что это самое замечательное, что есть на свете.
— Воровство?
— Поцелуи, — продолжала Промис. — Они так легко сходят с рук. Подумаешь — поцелуй! Разве это серьезно? Ни проблем, ни беременности, не надо раздеваться, ублажать мальчика.
— Ублажать… — Мне понравилось это слово.
— В конце концов вышло так, что я целовалась с любым, кто хотел меня поцеловать.
— И много их было? — не удержался я.
— Я не была красавицей, — ответила Промис. — Особенно в старших классах. Зато, хочу тебе напомнить, я была редактором газеты и девочкой из хорошей семьи, принцессой.
— Принцессой?
— Ну, знаешь, в короне. Лягушек целует.
— Это я понимаю. Но…
— Она как бы часть придворной жизни, — пояснила Промис. — Первая фрейлина, вторая… Принцесса умная, пользуется успехом, однако она не красавица, как королева.
— Никак не могу представить тебя в роли принцессы, — признался я. — Ты училась в какой-нибудь элитной школе на Манхэттене?
— В обычной школе. В Коннектикуте. Ладно, не важно, главное, что поцелуям я отдавалась с головой. Меня вел исследовательский интерес. Много не надо было: кушетка дома у какого-нибудь мальчика, и вот, пока родители наверху смотрят телевизор или сидят за компьютером, мы… Сейчас даже рассказывать об этом довольно глупо. Оральная фаза.
— Джеффри Даммер, тот маньяк-людоед?.. Боб, что я тебе сделал? Я что, тебя домогался?
— Не в этом дело, — перебил меня Партноу. — Ты взял свою фантазию и воплотил ее в жизнь. Нормальные люди не воплощают фантазии. Мечты остаются мечтами.
— А у тебя?
— У меня? Что у меня?
— У тебя есть мечты?
— Конечно, — кивнул Боб. — Но я не…
— Какие мечты?
— Да такие же, как у тебя.
— Что-то сомневаюсь.
— Воплощать их в жизнь — совсем другое дело, — объяснял он. — Это значит, что ты забыл, где грань между реальностью и выдумкой. Мы живем в реальном мире, Эван. Меня зовут Боб Партноу. У меня есть работа, я должен туда вернуться. Мои авторы голову ломают, куда я запропастился. А я уже девять дней сижу в клетке. А у тебя, Эван Улмер, ключ от нее. Да кого ты пытаешься обдурить? Думал, выйдет прикольный эксперимент? Давай начистоту!
Я глубоко вздохнул и ощутил то разочарование, которое может испытать только тюремщик перед лицом несчастного пленника. Разве у нас не было радостных минут? Разве Боб не извлек для себя никакой пользы? Да что там — разве он не сбросил вес, не стал человеком, о котором пишут на первых полосах всех газет? Я мог бы начать расписывать все преимущества, говорить о позитивной стороне вопроса… а смысл? Боб совсем не в духе. Вот обозвал меня Джеффри Даммером.
— Ты изменял жене, и тебя еще мои фантазии волнуют?
— Я не изменял жене, — возразил Боб.
— Что, Клаудиа знает, и ей плевать?
— Что-то вроде того. — Мой пленник пожал плечами.
— И что происходит в фантазиях?
— В каких фантазиях?
— Ты сам сказал, что у тебя тоже есть фантазии, — напомнил я.
— Что происходит? — повторил Боб. — Ладно, я расскажу тебе, что происходит. Я выбираюсь из клетки и сажаю тебя, дрянь такая, сюда и…
— И что? — перебил его я. — Насилуешь? Господи, Боб, так вот в чем дело?
Я не ожидал стать таким тюремщиком — не наблюдательным хозяином, но покорным слугой. Разве не логично предположить, что если вы кого-то похитили и посадили в клетку, то сделаетесь животным, зайдете за грань?
На деле все вышло совсем не так. Порой — особенно в те дни, когда я не ходил в библиотеку и не вел записей в зеленых тетрадях, — я чувствовал, что начинаю воспринимать Боба как персонажа собственной книги. Я беспокоился о нем, заботился — как о любом другом персонаже.
Может, я немного наивен, но меня удивляет чувство ответственности, которое появляется, когда сажаешь кого-то под замок.
Мы с Бобом минут пять посмотрели «Дэйтлайн», а потом переключились на сюжет Си-эн-эн. Блондиночка с тонкими губами и носом-пуговкой рассказывала о «саге исчезновения Роберта Партноу».
Сага? Вот уж не ожидал. Местные каналы придали ситуации скандальный оттенок, разнюхав кое-что об ориентации Боба. Впрочем, именно этого от местных каналов и ждешь.
Боб молча слушал, как блондинка распинается про обучение в Принстоне и «продвижение в высшие эшелоны издательской индустрии». Потом на экране возникла фотография редактора с двумя дочерьми. (Про детей я, признаться, не знал, как-то не догадался спросить.) Затем показали запись про флориста, с которым у Партноу на момент похищения был роман. Ллойд выглядел довольно веселым: он шел по улице, садился в такси, открывал зонтик. Я даже узнал улицу; похоже, снимали где-то в Маленькой Италии. Ллойд оказался удивительно фотогеничным — он будто не обращал внимания на камеру и очень плавно двигался в кадре. Запись напоминала пародию на документальный фильм.
— Неправда, — проронил Боб.
На экране возникла фотография Клаудии — длинные рыжие волосы стянуты в хвост. Камера приблизилась к фотографии, демонстрируя россыпь веснушек на щеках женщины.
— Что неправда?
— Неправда, что у меня в это время был роман с Ллойдом.
— Я думал…
— Да, мы встречались. Почти два года — если тебе интересно. Но не во время похищения.
Я посмотрел на Боба, однако его взгляд был прикован к экрану. Сюжет закончился, и мы вновь уставились на ведущую — Киру Филипс.
— Приятно видеть Ллойда?
— Скорее странно. — Боб обернулся ко мне, хотя смотрел скорее сквозь меня. — Этот человек совсем не похож на Ллойда. В смысле, как-то не приходилось видеть Ллойда по телевизору. Он выглядит…
— Он выглядит?..
— Почти как ангел, — закончил Боб. — И немного по-дурацки.
