На следующее утро брату стало легче настолько, что он отправился верхом к Сафадину. Вернулся он лишь вечером. Я не смела ни о чем расспрашивать его, поэтому отыскала Губерта Вальтера и попросила сообщить, что он узнал.
– Должен признать, что визит прошел более чем приятно, – сказал он. – Сафадин радушно принял нас в большом шелковом шатре; угощение было обильным; для нашего увеселения он позвал красивых танцовщиц. Он подарил королю много ценных подарков.
– Ричард, должно быть, очень доволен, – с горечью проговорила я.
– Настолько доволен, что перед отъездом посвятил молодого принца в рыцари!
– Посвятил в рыцари неверного? Это меня пугает. Он бы не поступил так, если бы не… – Я подбежала к епископу и схватила его за руки. – Скажите, милорд, хочет ли Саладин женить на мне своего брата? Согласен ли он с мнением Ричарда, что мы с Сафадином должны вместе править Иерусалимом?
– Не знаю, дитя мое. Знаю только, что недавно ваш брат и вождь неверных обменялись письмами, вот и все. – У епископа был такой несчастный вид, что у меня упало сердце. – Кто может сказать, что думает мусульманин на самом деле?
– Скажите, о чем говорилось в тех письмах! – потребовала я. – Я должна это знать!
– Милорд король написал, что испрашивает у папы согласия на ваш брак. Если папа откажет, он предлагает Сафадину в жены вместо вас дочь вашего брата Жоффруа.
– Каков был ответ Саладина?
– Он сдержит слово только в случае, если брак будет заключен на первоначальных условиях. Если не удастся женить Сафадина на вас, другой невесты ему не нужно.
Глава 18
Прошел день, и Ричард приказал нам возвращаться в Яффу; с нами поехал Гвидо де Лузиньян, чтобы «добыть продовольствие для армии и развлекать нас». Боюсь, со второй частью поручения ему пришлось нелегко. Все мы пребывали в дурном настроении. У меня были свои причины грустить, а Беренгария, после короткого воссоединения с моим братом, еще глубже ушла в себя. Зато Бургинь была еще капризнее, чем обычно.
На сей раз нам хотя бы не пришлось тесниться всем вместе в одном шатре. После произведенного ремонта нам отвели одну из крепостных башен. Три этажа ее избежали разгрома, и мы постарались сделать свое пребывание здесь уютнее, повесив занавеси на грубые каменные стены и расставив низкие мягкие диваны и столы.
Весь ноябрь и декабрь шли проливные дожди, и мы оказались узницами башни. Вынуждена признать, что свое дурное настроение мы вымещали на бедном Гвидо. В шестьдесят четыре года он был уже далеко не тем красавцем, который женился на овдовевшей Сибилле, наследнице иерусалимского престола. После смерти жены и ее сына он ослаб настолько, что уступил Иерусалим Саладину…
Глядя на него, я часто задавалась вопросом: как сложилась бы наша жизнь, выйди Сибилла в свое время за более сильного, хотя и не такого красивого поклонника? Мне казалось, я твердо знаю, чего бы не случилось: мой дорогой Уильям не поехал бы в Триполи и не подхватил там лихорадку, которая свела его в могилу; мой брат, король, остался бы в своем королевстве и, возможно, не женился бы на Беренгарии; Бургинь с отцом оставались бы на Кипре… а Раймонд не стал бы ее мужем!
Итак, мы влачили жалкое существование в Яффе, когда в середине декабря неожиданно прискакал Роберт де Тернгам с радостными вестями от Ричарда. Саладина выбили из Рамлеха, он отступил в Латран.
– Мы стали лагерем в Рамлехе, – рассказывал Стефан, – но не можем двинуться дальше без солдат, запасов оружия и продовольствия. Гвидо давно уже должен был отправить к нам подкрепление, но подозреваю, что ему сейчас приходится очень нелегко.
Стефан еще мягко выразился. Корабли с подкреплением регулярно прибывали из Акры; я подозревала Гвидо в пренебрежении своими обязанностями.
– Милорд король, – продолжал Стефан, – чувствует себя хорошо и надеется видеть вас рядом на Рождество. Я получил приказ привезти вас в Рамлех!
Мы тотчас же созвали фрейлин и слуг и рассказали им новости. Однако они обрадовали не всех.
– Я слышала, лазутчики Саладина день и ночь следят за дорогами и нападают на проходящие отряды, – сказала леди Мария. – А в дождь путешествовать в этих краях почти невозможно.
Бургинь немедленно заявила, что предпочитает остаться в Яффе.
– С вашего позволения, миледи, – обратилась она к Беренгарии с притворным самоуничижением.
Невестка вопросительно посмотрела на меня. Я пожала плечами. Мне противен был один вид этой особы.
– Как хотите, – отвечала Беренгария. – Я не получала от короля распоряжений относительно вас. И граф Раймонд, возможно, предпочитает вашему обществу вашу безопасность.
Улыбаясь про себя, я следила за Бургинь. Как ответит она на открытый вызов королевы? Что она может сказать? Признаться, что Раймонд не приглашал ее приехать, или сказать, что она настолько труслива, что не считается с его желаниями?
– Моего супруга чрезвычайно заботит моя безопасность, – отвечала Бургинь. – Он не хочет, чтобы я ездила по плохим дорогам, особенно в такое время года.
Как ни противна мне эта девица, все же надо признать, реакция у нее превосходная. Случайно я знала, что она не ждет ребенка – ее камеристка сообщила мне об этом только вчера. Однако, окажись она беременна, ее положение объясняло бы нежелание покидать Яффу. Однако мы с Беренгарией решили, что ее слова – достаточный предлог для того, чтобы не брать ее с собой. Не описать словами все неудобства и опасности, каким подверглись мы по дороге из Яффы в Рамлех и далее в Латран. Мы ехали в носилках, которые кренились, качались на узкой, извилистой дороге, под проливным дождем. И все же нам повезло куда больше, чем Гвидо и Роберту, которые трусили позади нас верхом. Потоки дождя стекали по их тяжелым кольчугам и латам. И уж конечно, нам пришлось куда легче, чем солдатам, которые толкали тяжело нагруженные телеги, утопавшие в непролазной грязи. У нас, по крайней мере, была крыша над
