головой и холщовые занавеси, укрывавшие нас от дождя. Правда, через несколько часов они промокали насквозь… Всякий раз, как лошади спотыкались и паланкин угрожающе накренялся, я хваталась за деревянные скобы, на которых держался холщовый навес, и крепко держалась, пока лошадь не вытаскивали из очередной канавы. На наше счастье, ни одна из лошадей не сломала ногу.
Наконец, мы доехали до разрушенного города, занятого нашей армией. Нас встретил не мой брат, а молодой Балдуин. Он объявил, что Ричард вместе с другими вождями Крестового похода переехал в Латран. Шатер, предназначенный для нас, сильно напоминал насквозь промокший паланкин. Ужин и вовсе внушал уныние – нам подали холодную солонину и промокшие сухари.
– В такой дождь невозможно жечь костры, – объяснил Балдуин, – а мясо из наших запасов оказалось тухлым. Саладин, как обычно, угнал весь скот в округе, а наши склады почти пусты. Благодарение Богу, с вами прибыл обоз с продовольствием. Нужно отправить часть припасов королю Ричарду в Латран, так как Саладин опустошил местность, прежде чем пересечь Иудейские горы и уйти в Иерусалим.
Спали мы плохо; плащи, которые мы достали из водонепроницаемых мешков, к утру тоже промокли. Мы переоделись и сразу же выехали в Латран, расположенный в десяти милях от Рамлеха, у подножия Иудейских гор.
На сей раз нас встретил сам Ричард. Я так обрадовалась ему, что повисла у него на шее и расцеловала в обе щеки. На мгновение я даже простила ему дикий план выдать меня за Сафадина. Я вдруг поняла, что очень люблю брата и всегда буду любить, что бы ни случилось.
Рождество прошло сносно, и это все, что можно о нем сказать. В дыре, забытой и Богом, и даже неверными, нам нечем особенно было порадовать себя, кроме музыки и скудной еды, привезенной нами. Брат пригласил отобедать с нами Гвидо, Роберта Лестера и нашего младшего племянника Генриха Шампанского; остальные рыцари, включая графа Раймонда, провели праздник с армией, в Рамлехе.
Как все влюбленные, я одновременно и радовалась, и печалилась тому, что не встретилась с Раймондом. И хотя я твердо решила забыть о нем, едва заслышав цокот копыт, с волнением подбегала к входу в палатку, чтобы посмотреть, кто едет. Беренгария не однажды упоминала его имя, а когда Ричард и Блондель спрашивали, какие песни нам спеть, я заметила, что она тщательно избегает тех, что пели мы с Раймондом.
Милая Беренгария! Что бы я делала без ее молчаливого участия и тихой дружбы? Я часто думала вот о чем: если бы между ней и Ричардом возникло более горячее чувство, мы с нею не сдружились бы так…
Я пыталась излечить свое раненое сердце, вспоминая о наших бедных солдатах. Мы считали, что худшие наши испытания позади, когда Акра пала и мы покинули тамошнюю нездоровую местность. Как мы были не правы! Епископ Губерт Вальтер, прискакавший вскоре из нового лагеря, Бейт-Нубы, поведал Ричарду о бедственном положении армии.
– Там нельзя оставаться, милорд! И люди, и лошади каждый день умирают от холода и гнилой пищи. На голой равнине не укрыться от сильного ветра, который сносит палатки; хлеб и мясо промокли насквозь, оружие и доспехи ржавеют, как их ни смазывай маслом. В лагере не осталось ни одной сухой рубахи, ни одного сухого одеяла. И все же наши солдаты счастливы, потому что оказались вблизи от Священного города. Вы бы видели, милорд, как они радовались, как бросали в воздух шлемы! Даже больные присоединяли к общему хору свои слабые голоса… Все горят желанием поскорее перейти горы и освободить Иерусалим. Они ждут только вашего приказа, милорд…
Ричард со стоном закрыл лицо руками.
– А я сижу здесь и не смею отдать им такой приказ! В такую погоду обозам понадобятся дни… недели, чтобы добраться до армии, и я еще мало узнаю об укреплениях Иерусалима. Мне нужно встретиться с другими вождями нашего похода и без дальнейших отлагательств решить, что делать дальше. Созовите их, дорогой сэр, соберите их моим именем.
Когда Губерт Вальтер вышел, Беренгария подошла к мужу и взяла его за руку, это меня удивило.
– Я хотела бы присутствовать на вашем совете, милорд, – сказала она, – и леди Джоан, наверное, тоже. Разве мы не участницы похода?
– Еще какие! – сердито перебила ее я. – На поход пошли мои двадцать тысяч унций золота и твое приданое. По-моему, мы имеем полное право присутствовать.
Неожиданно Ричард улыбнулся.
– Успокойся, Джоан, – сказал он. – Разумеется, вы обе внесли большой вклад в наше святое дело, и ваше присутствие на совете более чем желанно. Меня можно обвинить во многих грехах, милые дамы, но только не в неблагодарности.
Посовещавшись, мы с Беренгарией решили, что во время совета будем сядеть в алькове, где стояла походная кровать брата. Там нам все будет слышно, а если понадобится, мы сможем незаметно уйти, так как из алькова есть отдельный выход.
Руководители похода не стали тратить время на пустые разговоры. В основном говорили двое, знавшие о проблемах больше других, – гроссмейстер ордена тамплиеров и великий магистр госпитальеров. Рыцари этих орденов всегда помогали крестоносцам и давали им приют.
– Иерусалим осадой не взять, – говорил храмовник. – Союзники Саладина засели в пещерах и на холмах, окружающих равнину, на которой стоит город. Мы начнем голодать, прежде чем голод изнурит защитников города.
– Тогда мы должны взять его штурмом, – сказал Ричард. – Наши солдаты только об этом и мечтают.
– Допустим, нам это удастся, – сказал кто-то. – Как мы его удержим? Наши люди захотят вернуться домой; но пока к Саладину регулярно прибывают караваны из Каира, он будет продолжать нападать на нас. Боюсь, милорд король, нам нужно возвращаться в Аскалон, отрезать от него обозы, подождать до весны и только тогда предпринять вторую попытку.
– Великий магистр прав. Мы должны вернуться в Аскалон, – обратился к Ричарду герцог Бургундский. – От имени моего войска и моего короля, Филиппа Французского, я прошу вас, милорд король, согласиться с этим предложением.
Остальные присоединились к герцогу; я поняла, что Ричард вынужден будет уступить.
– Так тому и быть, милорды. Против своего желания и с грустью я уступаю. – Брат вскочил на ноги, подошел к пологу и раздернул его. – Там, на равнине, воины ждут нашего решения. Все они, здоровые и
