Здесь покоится наш верховный повелитель

является единственным законным наследником престола.

В один из дней они собирались отправиться из Ньюмаркета домой, как всегда, через Ходдесдон в Херфордшире, мимо Рай-хауса. У Рай-хауса группа людей с нетерпением ожидала появления кареты с двумя братьями. Все планы были подготовлены. Была приготовлена телега, которая перекроет дорогу. Заговорщики ждали в Рай-хаусе. В Лондоне ждал Монмут. Он едва сдерживал свое нетерпение.

Но заговорщики напрасно ждали карету у ловушки, потому что за день до намеченного отъезда Карла в Ньюмаркете вспыхнул большой пожар и сгорело много домов. Тот, в котором жили Карл и Джеймс, не пострадал, но король решил, что они могут уехать в Лондон и раньше намеченного дня. Так вот и случилось, что, когда они доехали до узкого участка дороги, где могла проехать лишь одна карета, благополучно миновали его, не подозревая, что в доме по соседству их враги обсуждали план, как убить их на следующий день.

Лишь несколько недель спустя Карлу представили важные документы. Оказалось, что было обнаружено письмо некоего Джозефа Килинга лорду Дартмуту, в нем давался отчет о заговоре, который должен был увенчаться успехом вблизи Рай-хауса. Некоторые из организаторов заговора, чувствуя, что могут выгадать, выдав основных заговорщиков теперь, когда заговор не удался, были готовы публично рассказать обо всем, что планировалось, и обвинить участников заговора.

Много разговоров ходило о подобных заговорах. Совсем недавно страну до ярости взбудоражил мучной заговор, организованный католиками в отместку за все выдуманные лихорадочным воображением Тита Отса заговоры папистов. В том случае документы, касающиеся заговора, который должен был опираться на армию и привести к установлению пресвитерианской республики, были, предположительно, обнаружены в мучном чане. Поэтому думали, что король осмеёт это раскрытие нового заговора, если не будут представлены более весомые доказательства. К счастью, помимо писем Килинга, было обнаружено и несколько писем Алгернона Сиднея, и когда последние были доставлены Карлу, он уже не мог сомневаться в существовании заговора в Рай-хаусе.

Эссекс, Рассел и Сидней были арестованы вместе с другими. Среди имен людей, имевших отношение к заговору, упоминалось имя, из-за которого Карл пришел в ужас. Не было сомнений, что планировалось убийство и Джемми в этом участвовал. Джемми был одним из заговорщиков, собиравшихся убить своего отца!..

Страна пришла в ярость. Требовали смерти всех предателей. Популярность короля ныне была так же велика, как в первые дни реставрации королевской власти. Он нравился людям, непринужденный и приветливый, он всегда был готов поговорить с самым скромным из них как мужчина с мужчиной – и именно это нравилось в нем больше всего. Над его веселой жизнью посмеивались. «Почему он не может себе это позволить?» – спрашивали люди. «Кто бы отказался иметь гарем при возможности?» Его смерти все боялись, так как понимали, что ему не удалось окончательно ликвидировать угрозу гражданской войны. Именно Карл, правящий без парламента, с его решимостью сохранить в Англии мир и живущий на субсидии от Людовика, смог обеспечить мирное течение жизни, которому все радовались в те дни.

Рассел и Сидней были казнены. Эссекс покончил жизнь самоубийством в тюрьме. Для определения наказания этим людям был назначен новый лорд – главный судья. Им стал Джордж Джеффрис, известный своей суровостью.

Рай-хаусский заговор закрепил триумф Карла, так как партия вигов потеряла всякую популярность. Раскрытие и ликвидация заговора была как нельзя более кстати в этом смысле.

Карл чувствовал себя теперь в большей безопасности, чем когда бы то ни было с первых дней Реставрации; но триумф его был горьким.

Он не мог оторвать глаз от имени, которое то и дело мелькало среди документов: Иаков, герцог Монмут. Иаков… Малыш Джемми… устроивший заговор с целью убить своего собственного отца…

После неудачи рай-хаусского заговора Джемми успел где-то укрыться, но писал отцу умоляющие письма: «Я участвовал в этом заговоре, отец, но я не думал, что они собираются вас убить».

А как же тогда, сын мой, говорил самому себе Карл, могли они посадить вас на трон?

Он знал, что, если бы он очень хотел, вытащил бы Джемми из его укрытия. Он мог бы поместить Джемми в Тауэр вместе с другими несостоявшимися убийцами. Но он не мог заставить себя сделать это. Перед его глазами стоял образ маленького Джемми, который, стоя на материнской кровати, протягивал ему его королевский меч.

Он не хотел знать, где прячется Джемми. Если бы он узнал об этом, он обязан был бы отправить его в Тауэр.

Утешения он искал у Нелл. Нелл было совестно, и в то же время она сердилась на себя за то, что когда-то она помогала принцу Задавале, она дала ему в своем доме приют и просила короля встретиться с ним. Теперь она осознала, что сохранила его для того, чтобы он попытался лишить своего отца жизни.

– Не могу больше о нем слышать! – сказала Нелл. В то же время она могла понять горе короля. Он любил этого мальчишку. Тот был его сыном. Он был ему так же дорог, как маленький лорд Бёрфорд.

Луиза выражала свое возмущение Монмутом, но король чувствовал, что она довольна. Глаза Луизы хранили тайну, но король знал, что было время, когда она надеялась, что ее сын, герцог Ричмондский, может стать наследником престола. Луиза была неподдельно напугана тем, как близко он был от смерти, но этот ее страх на самом деле был страхом за безопасность ее собственного положения. Гортензия выразила ужас характерным для нее спокойным образом. Но Гортензия совершенно не заботилась о будущем и даже не задумалась о том, что с ней станется, если умрет ее благодетель.

Карл держал в руках письмо от Джемми.

«Какая польза будет вам, государь, от того, что вы лишите жизни собственного ребенка, который лишь ошибся и рисковал своей жизнью во имя спасения вашей?»

Это заставило Карла улыбнуться. Джемми был уверен, что принял участие в заговоре только лишь для того, чтобы удержать заговорщиков от жестокости. Он никогда не согласился бы убить отца, которому обязан всем.

«А теперь я вам клянусь, что с этого времени я никогда и ничем больше не огорчу вас, но всей своей жизнью постараюсь вам доказать, что раскаиваюсь в содеянном. Я переживаю муки страшнее тех, которые могло бы определить для меня ваше всепрощающее сердце».

Когда он сидел с этим письмом в руке, навестить его пришел герцог Йоркский.

– Джеймс, – сказал Карл, – у меня письмо от Джемми. Лицо Джеймса посуровело.