Измена! Какое ужасное слово. И ее обвиняют в этом, потому что она ругала короля и Анну. Больше она ничего не делала.
У нее закружилась голова, перед глазами все поплыло. Один из помощников сэра Уильяма поддержал ее. Они опустили ее голову вниз, чтобы прилила кровь. Они делали это очень умело, словно ожидали, что так оно и должно случиться. Голова перестала кружиться, все встало на свои места, но в ушах звенело, а лица людей расплывались.
– Это какое-то недоразумение, – сказала Джейн заикаясь.
– Никакого недоразумения, – ответил ей сэр Уильям. – Вы немедленно пойдете с нами.
– Но мой муж… Моя сестра королева…
– У меня есть ордер на ваш арест, – услышала она ответ на свои слова. – Я подчиняюсь приказу. Поэтому прошу вас следовать за нами немедленно.
Она тихо вышла из дворца и спустилась к реке, где их ждала лодка. Лодка поплыла вверх по реке. Она смотрела на дворец, на его башни и башенки, высокие узкие окна с маленькими стеклышками, любимый дворец короля, потому что он в нем родился и потому что дворец стоял на берегу реки, где он мог наблюдать за водой, которая то уходила, то прибывала. Увидит ли она когда-нибудь Гринвич снова, думала Джейн. Лодка плыла мимо богатых домов, стоявших на берегу реки, и наконец приплыла к большой крепости, которая казалась мрачной и зловещей. Сколько народу прошло через ее ворота, называвшиеся Вратами предателей. Их всех поглотил этот серый каменный монстр.
Со мной такого не будет! Только не со мной, думала Джейн. Что я сделала? Ничего… ничего! Я только говорила то, что думала.
И тут она вспомнила циничное замечание Джорджа о тех, кто высказывал свое мнение, не совпадавшее с мнением короля, или о тех, кто состоял с ним в слишком близком родстве. Он сказал, что такие люди должны умереть.
Они покинули лодку. Джейн повели по каменной лестнице.
Она задыхалась в душной атмосфере крепости. Ее провели через боковую дверь, потом через узкий каменный мост, и, наконец, она очутилась возле самой серой башни. Вся дрожа, Джейн вошла в Лондонскую Тауэр, и ее повели по узкой винтовой лестнице, потом холодными коридорами в темницу. Дверь заперли. Она подбежала к окну и выглянула наружу. Внизу текла черная Темза.
Джейн упала на узкую кровать и разрыдалась. Она сама во всем виновата! Какое ей дело до королевы Катарины! Что ей принцесса Мария! Она не хотела быть мученицей. Она знала, что если постарается подружиться с Анной, все будет в порядке. Это было вполне возможно, так как Анна не искала врагов и сражалась только с теми, кто выступал против нее. Но разве могла бедная Джейн Рочфорд противостоять королеве Анне!
Она была самой настоящей дурой. Думая теперь о своем замужестве, она понимала, как глупо себя вела. Только бы ей дали еще один шанс! Теперь она будет скромной. Она раскаялась, она во всем виновата сама. Если бы она могла встретиться с Анной, признаться в своей глупости, попросить у нее прощения. Та простила бы ее. Наверняка бы простила. И она решила, что если ей удастся выйти из Тауэра, она преодолеет свою глупую ревность к сестре мужа. Возможно, это поможет ей вернуть привязанность Джорджа.
Она немного успокоилась и пребывала в спокойствии до самого дня коронации. Глянув в окно, она увидела, как прибыла Анна, вся в золоте, окруженная многочисленными фрейлинами, и ее ненависть разгорелась с новой силой. Какая между ними разница! Она, Джейн, вошла в Тауэр через Врата предателей, а сестра ее мужа прибыла сюда с триумфом и почестями, ибо была королевой. Нет! Джейн не могла вынести этого! Вот она, эта Анна, окруженная почетом и любовью, обожаемая этим могущественным и страшным человеком, Генрихом VIII. Это уж слишком! Джейн снова зарыдала.
– У нее много врагов, – сказала она вслух. – У нас есть настоящая королева и принцесса. Есть Саффолк, Чапуис… и многие другие. Все они могущественные люди. Знай, Анна Болейн, тебя многие ненавидят, но никто тебя не презирает так глубоко, как Джейн Рочфорд!
Король не был счастлив. Весь этот жаркий месяц июнь он был недоволен жизнью. Он полагал, что когда Анна станет наконец королевой, он обретет счастье. Но вот уже прошло пять месяцев с тех пор, как она стала королевой, а счастье его вместо того, чтобы расцвести, почти завяло.
Король все еще желал Анну, но он больше не любил ее. А это значило, что он утратил ту нежность к ней, которая преобладала в нем в течение шести лет, смягчала его чувства, делала его добрее. Но король никогда никого не любил, кроме себя самого, ибо даже его любовь к Анне основывалась на его стремлении обладать ею. В его глазах она олицетворяла собой юность, к тому же она единственная отказалась принадлежать ему. Казалось, то обстоятельство, что он король, не произвело на нее никакого впечатления. Она говорила о том, что в первую очередь нужно испытывать любовь к человеку, а не к королю. Чувства короля были столь же просты, как и чувства льва в джунглях. Он преследовал свою жертву, и самым главным для него был этот процесс преследования. Теперь он завершился. Анне удалось убедить его, что охота закончилась не тогда, когда она отдалась ему, а тогда, когда оказалась рядом с ним на троне. Они вместе преследовали одну цель – добиться короны для Анны. Она получила корону, и они оба почувствовали усталость от борьбы за нее.
Для человека темперамента Генриха отношения между любовницей и любовником всегда интереснее, чем отношения между мужем и женой, хотя его совесть никогда не позволяла ему признаться в этом даже себе самому. Встречи между возлюбленными полны волнений, тайн, сомнений и страхов. Все это подогревает любовь. Отношения же между мужем и женой прозаичны, предсказуемы и, что самое ужасное, неизбежны или почти неизбежны. Они стали меняться с января. Анна все еще могла возбудить в нем дикую страсть, она всегда будет возбуждать его, она была самой привлекательной женщиной в его жизни, но он не мог удовлетвориться одной женщиной, и его совесть была настолько гибкой, что позволяла ему это оправдать.
Анна была умной женщиной. Она могла бы держать его при себе, могла убедить его, что он наконец достиг своего счастья. Но она всегда была неосторожна, к тому же борьба утомила ее гораздо больше, чем Генриха. Она в этой борьбе больше теряла и больше выигрывала, чем он. Теперь ей казалось, что она достигла своей цели и может отдохнуть. Кроме того, отныне Анна имела возможность увидеть человека, за которого она вышла замуж, с другой стороны. Она больше не была скромной подданной, которая карабкалась вверх на головокружительные высоты, где он, король, стоял очень прочно. Она стала равной ему. Она больше не дочь скромного рыцаря, а королева, которая смотрит на короля с близкого расстояния, и это не делает ему чести в ее глазах. Он постарел – ему было за сорок, – к тому же прожил бурную жизнь. Он не знал меры ни в чем, и это сказалось на его наружности. Без своих шикарных одеяний он казался потрепанным и помятым, ибо распутная жизнь оставила свои следы. Некоторые его взгляды до предела возмущали Анну. Особенно бесила так называемая совесть. Она слишком внимательно наблюдала за
