— И все же…
— Должны вам сказать, что спартанцы с наибольшей откровенностью отождествляют приятное для них — с честным, а выгодное — со справедливым. Мы преклоняемся перед вашим прекраснодушием, но не завидуем вашему неразумию.
Выгода и безопасность ходят рука об руку, а справедливость и честность приносят только опасность. Неужели похоже на то, что при господстве афинян на море и при наличии сдерживающего обе стороны мирного договора спартанцы переправятся на этот остров, чтобы помочь маленькому городу, который им решительно не нужен?
— Удивительнее всего для нас то, — сказали афиняне, — что вы в этой долгой беседе, несмотря на то что вы, по вашим словам, желаете договориться о собственном спасении, вовсе не выдвинули ни единого довода, которые обычному человеку позволяют надеяться, что он сумеет уцелеть. Напротив, крепчайшая опора вашей уверенности — это всего лишь розовые надежды на будущее, между тем как нынешние ваши возможности к осуществлению их слишком хилы в сравнении с противостоящей вам теперь мощью. Поэтому вы продемонстрируете весьма неразумную позицию, если не примете решения более здравого, чем те, которые вы до сей поры упоминали.
Когда афиняне удалились, мелосцы посоветовались между собой и решили, что не станут в один миг отказываться от свободы, которой город пользовался со времени его основания более семисот лет назад.
Они доверятся богам и надеждам на помощь Спарты.
— Мы предлагаем вам дружбу, не хотим ни с кем враждовать и просим вас покинуть нашу страну, заключив приемлемый для обеих сторон договор.
Афиняне лишь усмехнулись.
— Право же, таких, как вы, поискать. Ибо вы — единственные люди, для кого будущее достовернее настоящего, которое у вас перед глазами, и вы принимаете незримое за уже осуществляющееся, так как оно вам желательно. Вы все поставили на судьбу и надежду — так все и потеряете.
Несколько месяцев спустя, когда город, осажденный афинянами, пал, всех взрослых мужчин в нем перебили. (Исключение, возможно, составили несколько изменников из пятой колонны, изнутри помогавших падению города.) Детей и женщин продали в рабство.
Еврипид написал «Троянок».
Эту пьесу выбрали для драматического соревнования в городе, уже готовившемся к вторжению в Сиракузы, каковое также произошло в ту пору затишья, что носила название холодной войны.
В демократических Афинах всегда имелся излишек той самой, основанной на реалистической политике, изощренной политической мудрости, которой вечно недоставало другим греческим городам, так что двенадцать лет спустя Афины проиграли войну.
Переход от Афин до Сиракуз на веслах и под парусом примерно отвечал сегодняшнему путешествию из Калифорнии во Вьетнам или из Вашингтона, округ Колумбия, до Бейрутского аэропорта в Ливане или до Персидского залива.
Не затевайте войн в недружественной далекой земле, если не намереваетесь в ней поселиться.
Народ будет превосходить вас числом, жизнь ваша будет неспокойной, правительство, которое вы там посадите, чтобы оно поддерживало порядок, порядка поддерживать не станет, а победить сражающийся народ вам все равно не удастся, вот и придется прибегать к геноциду, чтобы справиться с непреклонным военным сопротивлением местного населения.
Генерал Никий, один из трех командующих, назначенных для сицилийской экспедиции, был человеком замкнутым, консервативным, религиозным и суеверным. Он обладал немалым чутьем на препятствия и выступал против экспедиции даже после того, как большинство за нее уже проголосовало.
Повод для интервенции предоставила распря между сицилийскими городами, причем союзники Афин, как водится, наврали относительно размеров денежной и народной поддержки, каковую они в состоянии обеспечить.
Для определения объема требуемой военной силы был собран Народный совет. Никий воспользовался им, чтобы поднять вопрос о самой необходимости для Афин выступать в этот поход.
— Не ввязывайтесь в войну, которая, в сущности, нас не касается, — остерегал он афинян.
Поскольку Никий был богатым и весьма уважаемым членом партии мира, афиняне с присущей им причудливой логикой назначили его, хоть он и протестовал, одним из командующих.
Он боялся, что воинственная партия ястребов, возглавляемая ныне Алкивиадом, использует конфликт между двумя городами для осуществления куда более обширных планов завоевания всей Сицилии.
Ему казалось неразумным выступать в поход, оставляя вблизи от дома множество врагов, да и вообще плыть в Сицилию, чтобы обзавестись новыми.
— Договор со Спартой остается договором лишь на то время, в которое сами мы ведем себя мирно. Если мы потерпим поражение, наши враги набросятся на нас. Даже если мы покорим сицилийцев, их все равно останется так много да и живут они так далеко, что сохранить наше владычество там будет трудно. Глупо выступать против народа, который, даже будучи побежденным, останется неуправляемым, глупо и нам пытаться еще больше расширить завоеваниями империю, пока мы не в состоянии обезопасить ту, что уже имеем. Сицилийские эллины стали бы нас уважать, даже если бы мы вообще к ним не приходили. Если же мы потерпим неудачу, они станут нас презирать и тотчас же нападут на нас вместе с нашими прежними врагами. И нынешние-то наши подданные подчиняются нам с раздраженным неудовольствием, а мы спешим на помощь Эгесте в Сицилии, ни больше ни меньше, которую вдруг объявили нашим союзником, которую будто бы обижают и которая заинтересована в том, чтобы налгать нам и заставить нас в эту ложь поверить. Сицилия не представляет для нас опасности. Так не будем же превращать ее в таковую. И если кто будет здесь ораторствовать перед вами, радуясь своему избранию в стратеги, и посоветует вам поскорее выступить в поход, имея при этом в виду только личные выгоды и то, как все станут им восхищаться из-за его прекрасных лошадей и какие барыши принесет ему пост командующего, не предоставляйте этому человеку возможности покрасоваться за счет государства. Вот таких-то молодых людей я и страшусь. И я призываю вас поддержать человека постарше. Если кто-то из вас сидит рядом со сторонником воинственной партии этого молодого человека, не давайте ему запугивать вас, не бойтесь получить прозвание труса из-за того, что вы подадите голос против войны. Оставьте сицилийцев в покое, пусть сохранят свои владения и договорятся между собой. К чему нам союзники, которым приходится помогать, но которые сами ничем нам в случае беды не помогут?
Вожди Сиракуз, по количеству населения второго после Афин города в греческом мире, призвали свой народ к сопротивлению.
Мы не должны бояться отваги и мощи Афин, сказал первый оратор, даже если слухи об их экспедиции правдивы.
— Ведь они могут причинить нам не больше вреда, чем мы им.
Редко великие походы эллинов и варваров в отдаленные страны имели успех.
— Они не смогут прислать столько людей, чтобы превзойти числом население этой страны и наших соседей; не исключено также, что их постигнет неудача из-за недостатка съестных припасов в чужой стране.
Афинянам придется пройти морем большое расстояние. Можно будет нападать на их отряды, когда утомятся гребцы. Возможно, что и с провиантом у них будет туго.
Затем выступил следующий оратор, вождь демократической партии:
— Только трусы и люди, лишенные патриотического чувства, не стремятся увидеть, как афиняне, окончательно обезумев, заявятся сюда и окажутся в нашей власти.
Слухи об экспедиции афинян тревожат его меньше, чем опасность того, что аристократы и олигархи Сиракуз воспользуются чрезвычайной ситуацией, чтобы присвоить власть над силами обороны и урезать свободы граждан.
— Мне возразят, что демократия и неразумна, и несправедлива и что люди состоятельные лучше всех способны управлять государством. На это я отвечаю: под словом «демос» понимают совокупность всех граждан, а под словом «олигархия» — только часть; и далее: богатые — лучшие хранители казны, разумные люди — лучшие советники, а народное большинство способно принимать наиболее правильное решение по обсуждаемому вопросу.
