них сразу обратили на себя его внимание. Первый был ухмыляющийся горбун с паучьими ногами, высоким лбом и безбородым лицом. Ему можно было дать лет сорок, и он удивительно походил на портного, которого герр Бинцер знавал еще в Гамбурге. При появлении герра Бинцера он искательно улыбнулся и низко склонил свою яйцеобразную голову. Второй был толстый, широкоплечий, с черной бородой, которая закрывала половину его лица и сквозь которую время от времени, словно пена темного морского прибоя, сверкали зубы. Его взгляд был столь же холоден и мрачен, сколь вкрадчив и льстив взгляд горбуна. Бородатый лишь слегка кивнул головой в знак того, что заметил появление герра Бинцера, и герр Бинцер, который обладал не менее заносчивым нравом, сразу проникся к нему искренней неприязнью. Однако когда взгляд герра Бинцера обратился на его соседа, чувство неприязни сменилось испугом. Рядом стоял молодой еще человек, лицо которого было так бледно и бесплотно, что скорее походило на лицо мертвеца, чем живого человека; глаза были глубоко посажены и горели огнем, который можно было приписать и энтузиазму, и ненависти, и алчности. Молодой человек был в черных одеждах, и когда он быстро шагнул в круг света, герр Бинцер с удивлением обнаружил, что это монашеская ряса, почему-то обрезанная на уровне колен.
Луис закрыл дверь, сделал шаг навстречу своим друзьям и театральным жестом указал на герра Бинцера:
— Товарищи, я имею честь представить вам моего великодушного друга. Благодаря ему мы можем надеяться на скорейшее осуществление наших планов: тиран будет повержен и несчастная Менорка станет свободной! Товарищи, это — герр Бинцер из Франкфурта, он сражался за дело свободы в Америке, так же как здесь за него сражаемся мы. Если бы не вынужденные меры предосторожности, я бы попросил всех крикнуть «ура» в честь нашего бескорыстного друга. Но вместо этого я лишь прошу позволить мне представить вас герру Бинцеру, чтобы потом мы сообща могли обсудить наши грандиозные планы. Герр Бинцер, вы видите перед собой бесстрашных людей, которые, как и я, поклялись спасти отечество от унижения. И в первую очередь я бы хотел представить вам трех из них: именно они возглавят наше предприятие вместе со мной.
Луис старался говорить как можно торжественнее; произнеся последние слова, он сделал паузу, ожидая, не будет ли против них возражений, но никто ничего не сказал, и Луис положил руку на плечо горбуна.
— Это, — обратился он к герру Бинцеру, — наш друг Амадео, владелец трактира «Комендант» в портовом квартале. Вы, сеньор, очевидно, не знаете этого места. Рядом вы видите трех его друзей — сеньора Келехаса, сеньора Гарсиа и сеньора Вателло, все они — верные друзья свободы. Амадео — настоящий предводитель своего квартала, только его заведение пользуется такой любовью посетителей, он знает всех своих клиентов как себя, знает, что они пьют, какие у кого обиды и кто чем занимается. Сеньор Амадео бесценен: через него мы получим доступ к маонскому «дну» и привлечем его на свою сторону.
— Но это будет стоить денег, сеньор, — вставил горбун с подобострастной улыбкой. — Я бедный человек и ради свободы готов на все, сеньор, но я не могу угощать за свой счет весь Маон. Потому я и говорю, что это будет стоить денег.
Герр Бинцер холодно кивнул, Амадео, согнувшись в поклоне, отступил назад, а Луис указал на следующего — бородатого:
— Сеньор Бинцер, это наш друг Эухенио Посада, сержант лейб-гвардии. Власти очень дурно обошлись с семьей сеньора Посады, и он горит желанием помочь нашему делу… — Луис хотел было подробнее остановиться на бедах сержанта, но осекся, встретив его взгляд. — По долгу службы, сеньор Бинцер, наш друг Эухенио знает всех лейб-гвардейцев — двести человек, в задачу которых входит патрулирование Маона и деревень. В войсках неспокойно, и для недовольства у гвардейцев есть все основания. Жалованье выплачивается крайне нерегулярно, великий герцог даже намеревался распустить лейб-гвардию.
— Чертовски разумно. На что бы он содержал охрану. Голодранец, — пробормотал герр Бинцер.
— Как бы там ни было, сеньор, вы понимаете, что лейб-гвардия имеет для нас большое значение. Двести человек — это не так много, но, как бы там ни было, — они вооружены, а если вы, как обещали, снабдите нас оружием, то нам лучше не натыкаться на их сопротивление. Если вы выполните свое обещание, то благодаря нашему другу Эухенио мы сможем устранить это препятствие. Не забывайте, сеньор, что из бастиона лейб-гвардия способна контролировать весь город!
— Старая насыпь из мусора, — презрительно буркнул герр Бинцер.
— Насыпь из мусора! Вы шутите, сеньор! Эухенио говорил мне, что многие пушки в боеспособном состоянии, и что в запасе не так уж мало пороха и ядер. Но с помощью сеньора Посады мы избежим угрозы с этой стороны. Тиран лишится последней опоры!
— Хорошо, хорошо, Луис, — коротко бросил герр Бинцер. — А что господин в сюртуке?
— Господин в сюр… Сеньор Бинцер! Это же почтенный падре Игнасио. Мы находимся в его доме. Раньше здесь было пристанище для страждущих истины: в этом доме падре Игнасио занимался с несколькими своими учениками. Зала, в которой мы находимся, была молельней и трапезной одновременно. К сожалению, заведение было закрыто другом великого герцога Пакено, который в свое время учился в иезуитской школе в Барселоне; он утверждал…
— Не трудитесь пересказывать то, что утверждал Пакено, Луис, — вспыхнул бледный молодой человек в монашеской рясе. — Сеньор, Пакено — жалкий мирянин, который ничего не смыслит в религиозных вопросах. Я ненавижу его, и настанет время, когда я отомщу. Мне говорили, сеньор, что вы готовы помочь осуществлению наших планов. Вы не найдете более подходящих людей, чем те трое, которых вы видите перед собой…
— И меня, — торопливо перебил Луис. — Меня и вас троих, падре Игнасио!
— Мы трое, — продолжал молодой человек с впалыми глазами, пропустив замечание Луиса мимо ушей, — способны охватить все слои населения. Амадео — городской люд, Эухенио — лейб-гвардию, а я — деревни, сеньор. Я был священником святой Церкви, пока Пакено благодаря влиянию, которое он имеет на архиепископа, не добился того, что меня лишили сана. Но это все равно, сеньор, потому что в сердце я остаюсь служителем Церкви; я отказался снять рясу, хотя, как видите, сделал ее короче. Моя меноркская паства по-прежнему прислушивается к голосу истинного пастыря, особенно в деревнях, сеньор. У них немало причин для жалоб: земля принадлежит великому герцогу, земледелие, равно как и садоводство, обременено непомерными налогами. Сеньор, мои овцы пойдут туда, куда я захочу, но они бедны, и привести их в движение будет стоить денег…
Последние слова своей тирады падре Игнасио произнес с особым нажимом и впился глазами в герра Бинцера. Теперь он, как и остальные, ждал его слова. Герр Бинцер взял докуренную сигару, которую держал в уголке рта, отбросил к апсиде, завешенной черной материей (брови падре Игнасио зловеще насупились), и заговорил со свойственным ему чувством превосходства:
— Na, gut,[28] господа, я внимательно выслушал вас. Похоже, если снабдить вас деньгами, вы будете не самыми негодными людьми для этого предприятия. Луис, должно быть, сказал вам, что я склоняюсь к тому, чтобы помочь вам деньгами. Но сначала мне бы хотелось выяснить несколько пунктов. Прежде всего, в чем ваша цель? И как далеко вы готовы идти, если ваш час настанет?
Герр Бинцер умолк, изучая взглядом друзей Луиса. В странном собрании его слова вызвали шквал возгласов. Каждый старался превзойти другого в рассказе о своих свободолюбивых стремлениях. Наконец Луису, который и так кричал громче всех, удалось совершенно перекрыть голоса своих друзей, и, театрально обращаясь и к ним, и к герру Бинцеру, он воскликнул:
— Товарищи, наш благородный покровитель, сеньор Бинцер, желает знать, как далеко мы готовы идти, когда настанет наш час, какова наша цель. Я думаю, что могу сказать за нас всех: наша цель — рассеять кошмар, который навис над Меноркой, покончить с режимом, который препятствует любому прогрессу. Мы сделаем то же, что два года назад португальцы сделали со своим гнусным правительством. Но мы срубим зло под корень… Мы не остановимся на полпути, как они![29]
Когда Луис произносил эти слова, его голос был преисполнен пафоса. Луис был неплохим оратором, и спустя мгновение, на которое слушатели задумались о последствиях этих слов, залу огласило ликование. Луис даже раскраснелся от удовольствия и с гордостью глядел на герра Бинцера. Однако расстрига священник и сержант встретили его выступление сдержанно, и герр Бинцер, для которого ничто не оставалось незамеченным, обратился к ним с вопросом:
