Хотя немец был наполовину парализован ужасом, он сделал последнюю попытку вырваться: сначала свободной левой рукой он попробовал схватить великого герцога за горло, а потом — вытащить из заднего кармана какой-то предмет. Филипп догадался, что немец тянется за револьвером, и, все еще не понимая, что происходит, бросился к единоборствующей паре. Если бы немцу удалось добраться до револьвера и выстрелить, надежде Филиппа вернуть пятьдесят тысяч фунтов пришел бы конец, а будущее Меноркской республики можно было бы считать обеспеченным… Но раньше, чем Филипп подоспел к противникам, великий герцог выпустил горло немца и, размахнувшись, со свистом, словно молотком, ударил его в правый висок. Словно сраженный молнией или мушкетером Портосом, немец повалился на землю.
Великий герцог, тяжело дыша, повернулся к Филиппу.
— Вас, должно быть, ужасает грубость моих действий, профессор, но когда вы узнаете, кто этот тип, вы, может быть, меня поймете.
— И кто же это?
— Это, — сказал великий герцог, ногой указывая на бездыханного противника, — герр Исидор Бинцер из Франкфурта. Это он устроил революцию на Менорке!
— В таком случае, — спокойно ответил Филипп, — я понимаю чувства вашего высочества и ваш поступок!
Великий герцог шлепнул себя по лбу и уставился на Филиппа.
— Вы сказали, «ваше вы…»?.. Вы знаете, кто я?
— Да, знаю.
— И давно?
— С самого отплытия из Марселя.
Вытаращив глаза от изумления, дон Рамон процедил:
— Я подозревал это… Но в таком случае…
Филипп перебил великого герцога, не считая, что тот выбрал подходящий момент для выяснения подробностей:
— Ваше высочество выронили бумагу.
Наклонившись к земле, где в смертном забытьи по-прежнему валялся герр Бинцер, Филипп поднял сложенный листок.
— Прошу вас!
Великий герцог развернул бумагу и попробовал разобрать ее в тусклом свете ночи, но было слишком темно. Он уже собирался сунуть бумагу в карман, но Филипп подоспел к нему на помощь с фонариком. И через минуту Дон Рамон огласил всю улицу своим смехом.
— Тише, ваше высочество, — прошептал Филипп. — Нас могут услышать.
— Вы правы, — отозвался дон Рамон страшным шепотом, — но если бы вы знали, что за бумагу вы мне только что передали!
Филипп уставился на него в недоумении.
— Эта бумага, — усмехнулся великий герцог, — выпала не из моего кармана, а из кармана герра Бинцера, и это не что иное, как контракт, подписанный им и шестью моими верноподданными, по которому сим последним полагается двести тысяч песет наличными за мое свержение и убийство!
В этот миг герр Бинцер пошевелился и заставил Филиппа очнуться от удивления.
— Ваше высочество, — прошептал он, — мы должны отвести герра Бинцера в надежное место. Вы знаете что-нибудь подходящее?
Дон Рамон был все еще погружен в свои мысли и взглядывал то на Филиппа, то на бумагу, однако услышав этот вопрос, мгновенно очнулся и посмотрел по сторонам: дома и улицы были по-прежнему тихи, словно вымерли. Но одна из построек — одноэтажная, находившаяся всего в нескольких шагах от них, — выглядела еще более заброшенной, чем остальные. Окна в доме были разбиты, полуоткрытая дверь словно приглашала любого прохожего зайти. Великий герцог молча указал на дом — Филипп кивнул. Не говоря ни слова, они взяли герра Бинцера, тело которого при этом несколько раз передернуло судорогой, и перенесли в заброшенное одноэтажное здание. Впрочем, дом оказался не таким заброшенным, как они думали: в углу стояли рыболовные снасти, метлы, ведра, стремянка и батальон пустых бутылок; на крючке, вбитом в стену, висела веревка. Повинуясь одному и тому же импульсу, Филипп и великий герцог сняли веревку с крюка и принялись связывать герра Бинцера. Только когда они покончили с этим, их пленник пришел в сознание: руки, связанные за спиной, спазматически дернулись, заплывшие, посиневшие веки приоткрылись, и глаза немца, которые после схватки с великим герцогом налились кровью, с ужасом уставились на обоих его врагов.
Вдруг язык немца шевельнулся, и он прошептал хрипло, как будто про себя:
— Хромой! Хромой!
Великий герцог зло засмеялся:
— Да, именно так, герр Бинцер. Хромой. Хромой правитель, который вернулся к своим верноподданным, чтобы снова взять бразды правления в свои руки. Можете считать, что ваши двести тысяч пропали даром, герр Бинцер. Вам не бывать директором серных шахт Пунта-Эрмоса.
Герр Бинцер взглянул на него с такой жгучей ненавистью, что она передалась и великому герцогу.
— Знаете, что я сделаю, как только верну себе власть? — спросил он. — Я издам закон, который в вашу честь назову «Lex Binzer»: этим законом я запрещу немцам ступать на Меноркскую землю! За его нарушение будет положен штраф в пятьдесят тысяч песет, а если нарушитель окажется родом из Франкфурта — смертная казнь.
Дон Рамон говорил по-испански. Филипп знал этот язык весьма сносно и потому спросил:
— Могу я дать вашему высочеству хороший совет?
— Какой?
— Придайте закону обратную силу.
Великий герцог глухо засмеялся.
— Прекрасный совет, профессор. Если вы одолжите мне носовой платок, я, пользуясь случаем, добавлю к наказанию, предусмотренному законом, еще и кляп, а затем мы отправимся в путь.
— Куда, ваше высочество?
— В замок. — Дон Рамон мрачно улыбнулся. — Нанесем президенту визит.
Улыбка великого герцога заставила Филиппа внутренне посочувствовать президенту.
Но если бы они с доном Рамоном знали, в каком доме они оставили герра Бинцера, они, возможно, не стали бы улыбаться!
Быстрым шагом они направились в сторону восточных террас Маона: там наверху на фоне ночного неба вырисовывался массивный силуэт замка. Взгляд великого герцога то и дело останавливался на Филиппе; казалось, он хотел задать ему какой-то вопрос, но каждый раз останавливался, и к замковой террасе они подошли в гробовом молчании. Филипп был неплохим ходоком, но быстрота, с которой дон Рамон, несмотря на увечье, преодолевал дорогу, поразила его. Кроме того, Филиппа разбирало любопытство: на языке вертелись дюжины вопросов про герра Бинцера, про контракт и про серные месторождения Пунта-Эрмоса. Однако, сознавая, что самый верный политический курс — следовать примеру великого герцога, он молчал.
Когда они добрались до окраины замковой площади, на которой неясно вырисовывались силуэты деревьев, их заставил остановиться тот же звук, который недавно остановил их в городе: стук каблуков. Они отчетливо слышали, что человек шагал не по щебню, а по камню — а значит, не по той части площади, которая была ближе к ним, а по той, что примыкала к скрытому темнотой замку. Осторожно, на цыпочках они перебегали от дерева к дереву и в конце концов смогли подобраться достаточно близко и разглядеть того, кто шагал в темноте.
Это был солдат, караульный у ворот замка. Президент Эрнандес, по-видимому, все же предпочел, чтобы в столице благодарного отечества его сон охранял часовой.
С минуту великий герцог изучал тщедушного солдата, который устало ходил взад-вперед всего в нескольких шагах от них, и наконец покачал головой:
— Нет, он не сделал ничего дурного. Мы найдем лучшее применение нашим силам. К тому же я знаю другой вход. Если только с ним ничего не случилось.
