Сеньор Пакено подскочил так, словно получил пощечину. Неужели дон Рамон не слышал? Проклятый немец осмеливается колоть им глаза их же несчастьями! Пакено воззрился на своего господина, но тот снова остановил его жестом. Лицо дона Района было приветливей, чем когда бы то ни было.
— Вы нам сочувствуете, герр Бинцер. Это очень приятно. Позвольте мне выпить с вами! — проговорил он и, не дожидаясь ответа, наполнил коньяком большую рюмку. Герр Бинцер непринужденно поднял ее и осушил до дна. А дон Рамон подвинул свой стул так, чтобы оказаться спиной к свету.
— Вы приехали из Германии, герр Бинцер?
Было очевидно, что после коньяка герр Бинцер стал увереннее держаться в седле. Он откинулся на спинку стула и улыбался уже не так расточительно и подобострастно.
— Нет, из Мек… из Америки. Я долго жил там — везде понемногу — versteht sich,[12] работал немного тут, немного там — недвижимость, шахты, акции. Неплохой заработок, а?
Герр Бинцер добродушно рассмеялся своим же словам.
— И зарабатывали вы тоже всем понемногу. Не так ли, герр Бинцер?
Великий герцог поспешил скрыть иронию, снова наполнив рюмки коньяком, который герр Бинцер принял молча. Дон Рамон славился тем, что мог, если нужно, потреблять огромные количества алкоголя, однако сеньор Пакено никогда не видел, чтобы тот выпил больше рюмки коньяка после обеда, и потому теперь смотрел на своего господина с изумлением и почти с упреком. Как его высочество мог терпеть рядом с собой подобного человека и как мог опуститься до того, чтобы пить с ним?
Услышав вопрос герцога, герр Бинцер загадочно улыбнулся.
— Ach, was.[13] Но пока мне действительно удается сводить концы с концами. Дела у меня идут неплохо. Приходится ведь думать и о старости, nicht?[14] Я сколотил капиталец и вовремя отошел в сторону. Времена нынче нелегкие!
И взглядом, еще более откровенным, чем голос (насколько такое было возможно), герр Бинцер вновь окинул источенную червями роскошь.
— К несчастью, вы более чем правы, герр Бинцер. Отсюда вы намереваетесь направиться домой, в Германию?
Герр Бинцер быстрым движением опустошил свой бокал.
— Это зависит от некоторых обстоятельств, — проговорил он. — У меня есть кое-какие сбережения, и я могу позволить себе потратить их так, как мне заблагорассудится. А здесь, на Менорке, я обнаружил нечто такое, что бы я охотно купил.
— Бог мой, что же это? — серьезно спросил герцог. — Наш климат не продается, герр Бинцер.
Герр Бинцер пронзительно рассмеялся. Он уже позабыл свою прежнюю, искательную вежливость, а легкий румянец, выступивший у него на щеках, свидетельствовал о том, что коньяк уже начал оказывать свое действие.
— Ну да, а все остальное заложено. Это вы хотите сказать? Ха-ха! Мне это известно. Я навел кое- какие справки на случай, если мне придется вести тут кое-какие дела; сначала ведь нужно узнать, что за люди, а уж потом иметь с ними дело!
Великий герцог слегка покраснел: немец попался трудный. Герцогу в третий раз пришлось жестом останавливать сеньора Пакено, который, казалось, готов был убить гостя, вступаясь за его высочество.
— Кроме того, я знаю, что вся земля принадлежит правительству, — продолжал герр Бинцер.
— А правительство — это я, — сухо добавил герцог.
— Так точно, и если кто-то захочет приобрести на Менорке землю, то обращаться ему следует к вам — единственному главе фирмы, was?[15] Сегодня я ездил на Пунта- Эрмоса — чудесная природа, прекрасное расположение, — и еще я посетил старый замок.
— Замок дона Херонимо Счастливого, — уточнил герцог сквозь зубы. — И что же, герр Бинцер?
— Сколько он стоит?
Некоторое время герцог глядел на герра Бинцера в такой задумчивости, что тот смутился и заерзал на стуле. Минуту спустя герцог спокойно произнес:
— Вы навели о нас справки, герр Бинцер. Так неужели вы не знаете, что этот участок — особенный?
— Меня никогда не интересовали древности, — равнодушно сказал герр Бинцер. — Мне понравилось место, и у меня есть средства, чтобы его купить.
— Сомневаюсь, — сухо ответил герцог. — Если вы не выяснили этого сами, я скажу вам, в чем особенность замка Пунта-Эрмоса. Их, собственно, две. Во-первых, замок не заложен, а во-вторых, он принадлежит не мне. Это единственный участок на Менорке, который не заложен, и единственный участок, который мне не принадлежит, — первое проистекает из второго.
— Verflucht noch mal![16] — воскликнул герр Бинцер. — Вы правы. Замок и впрямь не заложен, но кто владелец замка, если не вы?
— Мой друг. Я подарил замок Пакено, чтобы он оставался у меня на службе.
— Понимаю, — ухмыльнулся герр Бинцер.
— Нет, вы не понимаете. Я бы ни за что не допустил, чтобы Пакено неблагодарно тратил свое время. Так что замок Пунта-Эрмоса принадлежит ему.
Герр Бинцер всем корпусом повернулся в сторону сеньора Эстебана и посмотрел на него с пробудившимся интересом.
— So?[17] — проговорил он. — И что вы скажете на мое предложение? Продаете участок? Сколько хотите за него?
Весь гнев, который медленно накапливался в душе старого сеньора Эстебана и который он сдерживал из уважения к своему господину, теперь вырвался на волю. Пакено вскочил с места и, глядя на герра Бинцера с живейшим отвращением, глухо проговорил:
— Что я скажу? Сколько стоит?.. Сеньор, да как вы смели явиться сюда с таким оскорбительным предложением? Продать! Вам! Да я скорее предпочту, чтобы Пунта-Эрмоса сгорела!..
Внезапно он замолчал, остановленный жестом великого герцога.
— Сеньор Пакено не совсем привычен к делам такого рода, — пояснил дон Рамон. — В основном ему приходится заниматься делами куда худшими — он мой министр финансов. Но, как бы там ни было, теперь вы видите: замок не продается.
— Я думал предложить вам сто тысяч, — спокойно возразил герр Бинцер, — но теперь готов выложить сто двадцать пять. Ну, что скажете?
Он перевел взгляд с сеньора Пакено на великого герцога, чтобы оценить действие своих слов. Лицо министра финансов по-прежнему выражало сдерживаемое отвращение; герцог был спокоен и по-прежнему владел собой:
— Герр Бинцер, я сожалею, но нам придется прервать эти прения. Вы оказали нам большую любезность, посетив нас и выказав желание помочь в нашем плачевном положении. Но вы понапрасну тратите свое и, не сочтите за обиду, мое время! Вы бизнесмен, но и у меня, хотя должность тирана не предполагает много работы, все же найдутся кое-какие дела.
Он поднялся, давая герру Бинцеру понять, что аудиенция окончена, но неутомимый бизнесмен не желал удовольствоваться этим:
— Сто пятьдесят тысяч, черт побери! — воскликнул он. — Только подумайте: сто пятьдесят тысяч! Нет! Пусть будет сто семьдесят пять! Сто семьдесят пять тысяч! Почему бы вам не сделать то же, что сделал Кастро в Венесуэле: забирайте мои сто семьдесят пять тысяч и все, что можно прихватить с собой, и…
— И бегите, начните новую жизнь — это вы хотели сказать? — сухо закончил герцог. — Благодарю. Если бы этот совет исходил не от вас, а от кого-нибудь другого, я бы приказал поколотить этого человека. Но теперь я прошу вас убраться отсюда и не обременять нас более своим присутствием.
Железной рукой ухватив герра Бинцера за круглое плечо, великий герцог спокойно, но верно стал подталкивать его к двери. По мере приближения к порогу шестизначные цифры, которые в растерянности бормотал герр Бинцер, становились все больше. У порога он дошел уже до трехсот тысяч, и тут великому герцогу пришлось обернуться: кто-то теребил его за рукав. Это был старый сеньор Пакено; за спиной у дона Рамона он корчил дикие гримасы и повторял одни и те же слова: «Триста тысяч — Семен Марковиц — ваше
