триумфальной колонны. Он чувствовал себя здесь явно не на месте.
– Два фруктовых напитка с имбирным шоколадным мороженым, – сказала Вирджиния. – И не забудьте добавить туда специальный ингредиент.
Этим специальным ингредиентом являлся ром. Порция такого напитка стоила шестьдесят пять долларов, и подавался он в огромных, словно бочки, ведерках с платиновыми ложечками и золотыми соломинками. Сделав большой глоток, Сесил поднял глаза на Вирджинию:
– Очень приятно на вкус. Правда, в нем есть легкий привкус тетрагидрозалина.
– Это всего лишь имбирь, – усмехнулась Вирджиния, сделав маленький глоток шоколада.
Сесил поглощал содержимое ведерка с такой скоростью, что в свое время Муссолини наверняка послал бы его на осушение Агро Понтино.
Он пыхтел над мороженым подобно первоклассному ротационному насосу и, опорожнив ведерко всего за пять минут, довольно уставился на Вирджинию, которой он теперь готов был открыть любую тайну.
– Этот напиток содержал алкоголь? – недовольно спросил он.
– Целую кварту рома, – засмеялась Вирджиния.
– Полторы кварты, – поправил ее проходивший мимо бармен.
– Что вы наделали! – неожиданно разозлился Сесил. – Чего вы от меня хотите? Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Как сел, так и съел.
– В каком смысле?
– Откуда я знаю? Иногда за обедом я позволяю себе выпить стаканчик вина или пива. Оно способствует усваиванию пищи, прочищает глотку и пьянит. Но столько я не пил еще никогда! Что со мной теперь будет?!
– Через полчаса вы протрезвеете.
– О, это замечательно. Я ведь чувствую себя таким беззащитным… Что, если сюда нагрянет Перли? Если бы рядом со мной находился Питер Лейк, уж он-то смог бы меня защитить!
Сесил заметно погрустнел.
– Кем же был этот ваш Питер Лейк? – полюбопытствовала Вирджиния, припоминая, что она уже где-то слышала это имя.
По щекам Сесила покатились слезы, и он смог взять себя в руки только через пару минут.
– Я прекрасно помню то время. Мы ночевали в пустых цистернах и на крышах. Иногда нам удавалось поработать под чужими именами в какой-нибудь кузне или в механическом цехе. Они понимали, что лучших работников им все равно не сыскать, ведь нас учил ремеслу сам Мутфаул. Иногда я подрабатывал, рисуя татуировки… Погода тогда стояла совсем другая! На небе обычно не было ни облачка! Если же шел дождь, мы отправлялись к одной из подруг Питера Лейка, которую звали Минни. Они находились в одной комнате, а я – в другой. А еще я готовил им пюре. Оно всегда выходит у меня очень вкусным. Честно говоря, ничего другого я и не хотел. Что до Питера Лейка, то он любил полакомиться жареным мясом, птицей и хорошим пивом, и потому мы порой ходили по ресторанам. Тогда-то, после того как Перли бросил в него яблоко, и началась вся эта история…
Вирджиния изумленно внимала его рассказу о событиях, которые, казалось, происходили едва ли не сто лет назад, ни минуты не сомневаясь в правдивости Сесила. Едва она хотела задать ему какой-то вопрос, как в баре появился Крейг Бинки, которого сопровождала многочисленная свита прихлебателей и лизоблюдов.
Они вошли в бар так стремительно, словно следовали сценической ремарке: «Слева появляются Крейг Бинки и группа его молодых почитателей, вернувшихся с удачной охоты». Заняв все соседние табуреты и банкетки, они принялись делать заказы (выпивка – сто пятьдесят, закуска – двести пятьдесят долларов), почему-то говоря при этом по-французски.
– И тогда я сказал премьер-министру, – громко заявил Крейг Бинки, – что без Бинки стране не обойтись. Полмиллиарда душ, полное отсутствие естественных ресурсов и годовой доход на душу населения в размере тридцати пяти долларов. Вы можете себе это представить? Мне, Крейгу Бинки, пришлось достаточно долго беседовать с лидером всех этих миллионов. И знаете, чего он от меня хотел? Он интересовался процедурой открытия счета в Цюрихе! Нет, вы только подумайте! Святой, да и только! У него в стране творится невесть что, он же перечисляет средства в фонд помощи маленькой Швейцарии!
Вирджиния поспешила вывести раскисшего Сесила из бара.
– Мне не оставалось ничего другого, как только уйти от него, – продолжал говорить господин Були как ни в чем не бывало. – А потом он вообще исчез, несказанно поразив Джексона Мида, решившего, что на сей раз ему удастся возвести эту самую вечную радугу… Он исчез вместе со своим конем. Я говорил им, что Питер Лейк знает город как никто. Он мог просто залечь до времени на дно, понимаете? Без него все тут же потеряло всякий смысл. Я его очень любил, – вздохнул Сесил. – Он относился ко мне как к брату. Он защищал меня и при этом не имел ни малейшего понятия о том, кем же он был на самом деле.
Хардести наблюдал за плывущими над городом тучами. С пятидесятого этажа отеля Сан-Франциско, город его детства, был виден как на ладони. Он видел отсюда и свой старый, белый словно снег дом с маленькой башенкой, что возвышался над поросшими лесом Президио-Хайтс. Туман, наползавший на город со стороны моря, вскоре затянул все низины, и дом вместе с верхушкой холма повис в воздухе меж небом и землей. Ему вспомнилось, как они с отцом, сидя за длинным столом, рассматривали страницы какой-то старинной книги. Иные из давно минувших событий, ставших основанием для нашей нынешней жизни, запечатлелись в вечности и когда-нибудь вновь явят себя в мире, исполненном совершенства. Если бы мы стали властны над временем, люди, которых мы любили и любим, ожили бы и вернулись в этот мир… Башенка вспыхнула ярким светом в лучах заходящего солнца и тут же скрылась в сгущавшемся тумане, проглотившем старый дом семейства Марратта.
Когда Джексон Мид заговорил о «вечных радугах», Хардести мысленно перенесся в далекое прошлое и явственно увидел гладь Тихого океана и окутанные дымкой, поросшие лесом прибрежные холмы. Ему казалось, что ответ на загадку Джексона Мида как-то связан с соснами Президио, среди которых прошло все его детство. Он вернулся сюда только для того, чтобы соприкоснуться с собственным прошлым. После того как Хардести побывал на могиле отца (Эван здесь, конечно же, не появлялся), он мог побродить по Президио и попытаться разгадать тайну слов Джексона Мида.
