нетерпелив. Я ходил, распрямив спину, глубже дышал, мне казалось, что весь мир в моей власти, — и я ждал, ждал.
Я читал кое-что по юриспруденции, листал романы, пьесы, стихи и — ждал.
Она не приходила.
Я проходил по улицам не так, как прежде, — крадясь вдоль стен, в страхе показаться смешным. Тротуар, по которому я шел, был в моем распоряжении, небо, в которое я глядел, тоже было в моем распоряжении. Я строил великие планы, предавался великим мечтам, все мог, на все был способен — и ждал ее.
Она не приходила.
Я ждал, пока вся душа у меня не пересохла. Прошло два дня. Три дня.
ИДА
А потом — потом я влюбился.
Знаю, это ни с чем несообразно, чудовищно, может быть, отвратительно. Но так случилось.
Все было немыслимо просто.
Целый день я просидел дома. Я ждал: Никто не приходил. Потом я вышел. Помнится, я подумал: черт побери, надо же и поесть!
Помню, на углу Пилестредет и Университетской я минуту постоял раздумывая. Я мог бы пойти и прямо в столовую. Но я прикинул, не прогуляться ли мне сперва по Карла Юхана, и предпочел последнее. Погода была такая прекрасная, и такая прекрасная была пора — на Ивана Купалу, двадцать пятое июня, и назавтра я уезжал из города на каникулы.
И вот, приблизясь к углу Университетской и Карла Юхана, я увидел троих, которые, по всей вероятности, кого-то ожидали. Двое были мне знакомы. Один — Ханс Берг, а с ним девица, с которой его часто видели в ту зиму. Мало привлекательная девица, на мой взгляд; иными словами, не слишком красивая и не очень веселая. Мне она была не по душе — да, кстати, это та самая, на которой Ханс Берг потом женился. Мне уж зимой не раз казалось, что у них все кончено, и вот поди ж ты — сталкиваюсь с ними на улице. Третья была девушка, которой я никогда прежде не видел.
Они приветствовали меня так, словно я был ангел-спаситель. То есть это Ханс Берг и его подруга. Третья же стояла чуть в сторонке и едва заметно улыбалась — немного смущенно, немного робко, но в то же время так, будто забавлялась про себя.
Ой, я подоспел как нельзя более кстати! Они решили пойти куда-нибудь пообедать. В честь приятного события. Агнете — подруге Ханса Берга — прибавили жалованье. И они условились встретиться еще с одним человеком; но они немного запоздали — выпивали у Блума, праздновали, — совсем немного запоздали, на каких-то несчастных полчаса — и вот этого дурака нету. А они прождали его уже целую вечность. Да — Агнета глянула на часики — целых четверть часа. Нет, конечно, он был и ушел. Невежа! Настолько не считаться с чужим временем! Так что я подоспел, ну, прямо как ангел-спаситель!
Агнета от выпитого стаканчика сделалась несколько болтлива. Впрочем, для этого ей и не обязательно было выпивать.
Но нужно представить меня фрекен!
Она представила меня. Девушку звали… впрочем, не все ли равно, как ее звали. Дальше я буду называть ее Идой.
Как же все-таки ее звали? Я не собираюсь называть ее имя, ни в коем случае не собираюсь. Но я его действительно забыл. До чего же странно, как стали забываться имена. Я непрерывно забываю имена. Даже очень близких людей, друзей, родственников. Атмосферное давление стало другое, что ли? Ее звали… так и вертится на языке. Впрочем, не все ли равно, как ее звали.
Значит, я буду называть ее Идой. Она была юная, стройная, с копной ослепительно светлых волос. Глаза синие-синие, как васильки. Кожа белая — тогда она чуть-чуть загорела, но была странно прозрачна, как фарфор. Такой лучистый фарфор. Бывает, при взгляде на эту хрупкую глину, кажется, будто под тонким слоем бьется, пульсирует кровь. Оттого, что такой фарфор напоминает живую кожу.
Так вот, она тоже казалась непрочной, хрупкой.
Тут, положим, я ошибся.
Ее ладонь почти утонула в моей.
Вся она была тоненькая, но не костлявая, не худая. И ей было восемнадцать лет — это я узнал позже.
Я думал: почему бы не пообедать с ними? Это займет всего два часа… Раз она не пришла до сих пор…
К тому же я располагал средствами. Вывозили частные уроки. Назавтра я отбывал и уже уладил все свои дела. Даже заплатил за лето хозяйке. Обычно я всегда отказывался на лето от комнаты — экономил.
Но мне еще не случалось снимать настолько удачной комнаты (так мне вдруг стало казаться). Меня уже совершенно не смущали свидания господина Хальворсена за стеной.
К тому же она знала этот адрес. И могла прийти только туда.
Решение явилось сегодня утром. Хоть я было уже собирался съезжать, я отправился к фру Миддсльтон и заплатил за шесть недель. Я дешево отделался, половинной платой. Фру Миддельтон была так довольна! Не надо вешать объявления, не будут одолевать всякие типы с улицы. Меня она знает и ценит. Тихий, спокойный, не гоняюсь за юбками — так она охарактеризовала меня.
Мы направились к ресторану.
Я сбоку разглядывал фарфоровую девушку. Я находил ее красивой. Она смотрела в сторону, но видела, что я смотрю на нее, видела, что я нахожу ее красивой, улыбалась и краснела. Не ярко — легкая розовость поднялась от шеи, к лицу, до самых светлых волос, и сделала все лицо теплее, нежней — я находил ее очень, очень красивой.
Обед мне почти не запомнился. Помню только, что мы пили вино, потом ликер. Вино было замечательное, ликер сладкий, превосходный.
Хотя, погодите-ка, кое-что я все же помню.
Я заметил, что у Ханса Берга с Агнетой что-то неладно. Он был потерянный, молчал или напевал сквозь зубы. Агнета же — я не сразу это понял — была взвинчена и оттого особенно много говорила.
Но вот и он раскрыл рот.
— Послушай! — обратился ко мне он. — Ты ведь у нас известный моралист, так вот, что ты скажешь на предложение Агнеты? Она говорит, что раз ей прибавили жалованье, она теперь сможет меня содержать.
Агнета поспешно перебила:
— Не надо дурачиться, Ханс.
— Дурачиться? Ничуть. Она сможет меня содержать, говорит. Пока я не кончу. И тогда не страшно, если я позволю себе лишнее с ученицами старших классов и лишусь места.
— Не надо дурачиться, Ханс.
— Дурачиться? Ничуть. Она сможет меня содержать, говорит. Так что я могу продолжать. Могу по- прежнему позволять себе лишнее. Не беда. Она сможет меня содержать. Продолжай, говорит. То есть позволять себе лишнее. Она это имеет в виду. Или, может быть, я это имею в виду. Потому что она, она сможет содержать…
Он был несколько более под мухой, чем мне показалось сначала. И Агнете приходилось расплачиваться. Он повернулся ко мне.
— Если мужчина живет на содержании у дамы — что ты об этом думаешь, а, пуританин и моралист?
Пришел и мой черед расплачиваться за то, что я говорил ему когда-то о его пожилой любовнице. Он
